Дети богов. Устойчивая фигура

Михаил Шинкин

Дети богов. Устойчивая фигура

Гигант смотрел на фотографии, коими была уставлена третья полка шкафа. Многих людей, что были отмечены на них, уже не было. На фото все они радовались и улыбались. Это были его товарищи, что сражались за идею, и как они считали за правое дело. Кто-то из них носил медали за воинские заслуги, у кого-то на плечах красовались сержантские погоны.

Гигант и сам присутствовал на всех этих фотографиях. Тогда его голубые глаза святились счастьем, а неаккуратно уложенные волосы льнового цвета придавали лишь жизненности его образу. Он значительно превышал своих товарищей в росте; и даже там, где сидел в первом ряду на корточках – умудрялся наполовину заслонить собратьев по оружию.

Чуть ниже, перед множеством книг по военному делу стоял ряд фотография из его другой последующей жизни, когда он выбрал дорогу фрилансера. На них все выглядело так же, только никто из его друзей и приятелей с них не перенес этого тернистого пути.

На самой нижней полке, в полной пустоте стояла лишь одна рамка из темного соснового дерева. На ней не присутствовало и тени радости. Но директор настоял на совместном фото. Суммарно было сделано три варианта этого изображения. И на этой композиции гигант находился в центре внимания. Свет как бы обтекал его, подчеркивая огрубевшие жизненным опытом черты лица. Далее лучи рассеивались, оставляя двух других персонажей в полутени. И если лицо заместителя директора просто отказывалось отпечатываться на любых картинах или же прочих изображениях, то сам директор института предпочел оставаться в тени.

На маленьких полках, что находились по обе стороны от центральной части шкафа, за винтажными стеклами красовалось бессчетное множество наград гиганта. Некоторые языки, на коих они были написаны, гигант даже не знал.

Скорее всего, эта часть кабинета была самой светлой. Бра, установленные прямо на шкафу, светили отлично. Остальные же два стеллажа находились в полутьме, и хозяин кабинета не очень любил включать над ними освещение, поскольку это означало прикоснуться к чему-то, что вызвало полное отторжение на уровне животных инстинктов.

За его спиной, у противоположной стены стоял огромный железный контейнер, что содержал в своем заключение другое я гиганта, от которого гигант пытался отныне отстраниться. Стена по обе стороны от контейнера была инкрустирована различными вариантами холодного и огнестрельного оружия, начиная от маленьких, неаккуратных заточек и пистолетов, типа «Дамский угодник» заканчивая, полуторатонным мечем и ручным гранатомётом – РГ-6. Примечательно, что все огнестрельное оружие было заряжено и готово к использованию

На стенах висели одинокие помпезные картины, что так же подсвечивались встроенными в их раму светильниками. Так же оставались светлыми участки в центре кабинета, идущие прямо от входной двери и громоздкий рабочий стол, под которым пряталась горячая парочка: микроволновка и электрический чайник. Два кожаных кресла светло-бежевого оттенка для посетителей расположились пред рабочим столом.

– Сэр, какие ваши приказы? – спросил мужчина, стоявший у одного из кресел. Он смиренно сложил руки в замок за спиной, ожидая указаний.

– Ерофей разве не может этим заняться? – немного пригнувшись, устало ухватился за крышу шкафа гигант.

–Нет. Он в письменном виде распорядился мне передать Вам полномочия по этому происшествию.

– Дьявол! – было не понятно, о чем так досадно высказался гигант: о сложившейся ситуации, или же заместителе начальника.

– Прошло уже четыре дня, как следствие запросило у нас сотрудничество, – напомнил смиренный человек.

– Как там его семья?

– Мы о ней позаботились…

– Хорошо, – в голосе гиганта проскочила нотка удовлетворения, – Мне понадобятся Ваши услуги. Знания этих… ситуаций.

– С удовольствием я дополню своими скромными познаниями Ваши.

Гигант с неохотой посмотрел поочередно на затемненные шкафы. Чувство болезненной напряженности волной прокатилось по его телу от головы до пят.

– Пожалуй, я смогу рассчитывать лишь на Ваши знания. Я должен заниматься еще своей логистикой. Когда Вы изучите все улики, передайте их мне, и, только потом, пригласите сюда следователя.

– Как скажите, Анатолий Петрович! – человек покорно удалился, аккуратно закрыв за собой дверь.

Гигант неохотно распрямился, теперь он надбровными дугами доставал чуть ли не крышу шкафа. Ему это было неудобно. Более полугода он не мог привыкнуть к этому. Анатолий Петрович развернулся к центру кабинета, видя, как сгущаются тени вокруг него, как мелкие антропоморфные псевдоподия дрожат на подступах к защитному свету. И лишь холодный контейнер оставался стоять, не задетый противоположными цветами.

Небо темное или светлое? Сложно сказать. Точно можно заверить, что ненормального для земного мира цвета. Складывалось ощущение, что небеса заменил лениво переливающийся океан тенистой жидкости, похожей на мазут.

Под ногами хрустел песок. Но если нагнуться и дотронуться до него, то к пальцам прилипали далеко не песчинки. Скорее мелкоперетертая кость со смесью чего-то, что напоминало не до конца застывший клей.

Солнца и других источников освещения здесь не было. Но тем, ни менее человеческое око могло различать очертания силуэтов, цвета поверхностей и видеть то, от чего возникало желание вырвать себе глаза, дабы еще раз узреть это.

– Пой мое дитя, пой мое дитя. Будь с нами всегда! – доносился откуда-то из бесконечности мелодичный женский голосок.

Пришлось оглядеться. Но вокруг были лишь тягучие небеса, песок и пустота! Еще один взор на небо не подарил ничего хорошего: проплыла рябь в виде дрожащей беззубой улыбки, и одинокий водоворот, сверлящий пристальным взглядом, завис прямо над головой.

– Будь грешно дитя, будь грешно дитя как всегда! Пусть правда жжет всем глаза! Проснись!

– Проснитесь сэр! Вставайте! Если комиссар увидит Вас, вновь спящим на работе… – женщина трясла за плечо Гофрида.

Мужчина нехотя открыл карие глаза. Он лениво поднял свой взор от ног до головы женщины. «Если бы она не ходила в этих строгих штанах, то было бы больше резона не засыпать здесь».

Гофрид провел ладонью по лицу, стирая испарину. Он поморщился от того, что вся одежда пропиталась ледяным потом. Следователь мог лишь догадываться о том, насколько противно его помощнице смотреть на него.

– Снова сны? – с ноткой обеспокоенности спросила Аурика.

– Да, – нехотя распрямившись, потвердел Гофрид,– А у тебя?

– Как и у многих. Слишком чудесные, чтобы просыпаться!

– Ты же разбудила меня не только ради того, чтобы шеф не увидел моего почавкивания во время сна?

– Скорее не услышал верблюжьего храпа, – тихо не согласилась помощница.

– Что?

– Ничего, – игриво улыбнулась Аурика и сразу перешла к делу, – На двадцать четвертой улице произошло новое убийство. Похожее на те…

Следователь, оперившись локтями на стол, посмотрел на себя в небольшое настольное зеркало, рядом с которым лежала расческа в виде гребня и крем для укладки волос. Ему показалось, что его лицо состарилось, покрылось морщинами; появились редкие седые волоски в аккуратных дворянских бровях. И все равно, даже имея явно какой-то неизвестный недуг, что поразил его, как и многих других после первого убийства, он продолжал сохранять строгие благородные черты.

Гофрид поднапрягся, чтобы не выдавать усталости перед своей помощницей, и резко вскочил, ловко схватив двумя пальцами свою расческу, и по привычке стал укладывать волосы. Он не мог позволить себе появиться перед коллегами в неподобающем виде.

Аурике наоборот особо готовиться было незачем. Она, как и многие женщины, была готова еще с дома.

Гофриду всегда нравился цвет ее помады, запах ее духов и изящность оправы очков. Портили все строгие штаны, что требовала форма. Он знал, что ей также был неравнодушен его парфюм, элегантность прически и фирменные туфли Дерби Pakerson из крупнозернистой графитовой кожи.