Страница 10 из 11
Перрон в Выборге был безлюден. Из вагонов вышло не более пяти человек. Зеленые цифры на здании вокзала показывали 01.58. Стихнувший было дождь припустил с новой силой. На залитой мерцающими лужами площади зазывно-тепло светился павильон кафе бензозаправочной станции «Сфинкс». Цыбин неожиданно вспомнил, как «работал» по директору этой компании. Выстрелив через окно в сидящего в кресле мужчину, он совершенно не предполагал, что в эту минуту его скрытая высоким подоконником пассия обслуживает на французский манер. Газеты писали, что она до сих пор заикается.
Сонная брюнетка с лошадиной челюстью после десятиминутной возни подала им кофе с молоком и чай без сахара, разогрев к этому пару булочек с сыром. Цыбин пригубил чай и невольно поморщился. Заправка была пуста. За пеленой дождя не проглядывалось ни одной машины.
– До утра будем сидеть? – капризно спросила Анна. Она все еще была слегка подшофе.
Цыбин улыбнулся, покачал головой и посмотрел на часы:
– Минут десять, не больше.
Подтверждая его слова, дождевые струи в дальнем конце площади заиграли в галогеновом свете. Двухэтажный туристический автобус, фыркая, как бегемот, развернулся у колонок и застыл. Несколько позевывающих мужчин ввалились в кафе и с облегчением закурили. Никто ничего не заказывал. Цыбин подхватил Анну за локоть и устремился к автобусу. Седой, похожий на скандинава водитель протирал тряпочкой боковое зеркало.
– Извините, – Цыбин изобразил мнущегося интеллигента, – нам очень нужно попасть в город, а такси нет. Вы не возьмете? Мы, конечно, заплатим.
Водила не торопясь убрал тряпочку под сиденье и окинул их внимательным взглядом.
– Сто пятьдесят. А «моторов» здесь в это время не бывает.
– Конечно, конечно…
В автобусе было темно, тепло и уютно. Анна мгновенно засопела, привалившись к его плечу. Цыбин некоторое время смотрел на косые штрихи дождя на стеклах, затем они начали извиваться и сплетаться в замысловатый клубок…
…Густая белая метель бесшумно танцевала по заледенелому асфальту. Харканье выстрелов горной лавиной било по ушам. Надломившись на левый бок, человек медленно разворачивался в профиль… Как громко кричит женщина… Ты всегда будешь обо мне заботиться?.. Я же твой брат… Я же твой брат… Я же твой…
Анна трясла его за отворот куртки.
– Ты так дышишь, словно тебе воздуха не хватает. Кошмар?
Он кивнул, овладевая собой. Хорошо, что они одни в самом хвосте автобуса. Уже Литейный проспект, многие проснулись. Обращать на себя внимание совершенно излишне.
Автобус остановился напротив «Октябрьской». Они выскользнули впереди всех и спрятались от дождя под козырьком входа на «Площадь Восстания». Анна тревожно заглядывала ему в лицо:
– Я сегодня была молодцом. Сделай мне одолжение: поедем ко мне.
Он молчал, раздумывая.
– Я… Я соскучилась уже…
Он обнял ее за талию:
– А мосты?
– Уже не разводят, мистер всезнающий…
В такси он курил и пытался рассортировать собственные мысли и ощущения. Жесткий контроль над собой не вызывал ранее никаких трудностей. Происходящее сегодня не имело объяснений, если только…
Двухкомнатная «хрущевка» Анны на проспекте Металлистов была, как всегда, безукоризненно чистой. Как ей удавалось, находясь постоянно «в бегах», поддерживать порядок, было непонятным. Захлопнув дверь, Анна прямо в прихожей начала стаскивать с себя всю одежду. Вслед за дождевиком на пол полетели колготки и белье. Абсолютно голая, шлепая босиком по полу, она юркнула в ванну, откуда за шипением душа раздался стон наслаждения.
– Иди скорей сюда! Так здорово!
Цыбин сбросил куртку и кроссовки и прошел в спальню. Широкая кровать была расстелена. Он усмехнулся, вспомнив шутку о «рояле в кустах», и начал раздеваться.
Анна стояла под душем, медленно водя по телу руками. Он залез в ванну, обнял ее сзади и поцеловал в затылок. Вода была очень горячей. Он отстранился и прижался спиной к холодному кафелю. Шум душа походил на шум дождя. Веки стали совсем тяжелыми.
– Цы-ы-ы-бин! – протянула Анна, не открывая глаз. – Отнеси меня в койку.
Он не ответил.
Она обернулась.
Он стоял, прислонившись к стене, вытянувшись и закрыв глаза. «Густая белая метель…»
В метро ему снова стало гнусно и тоскливо. На «Пионерской» серая, пыхтящая человеческая река выдавливала себя через стеклянные двери и неслась под косыми дождевыми струями к уже и без того заполненным автобусным и трамвайным остановкам, по пути омывая цивилизованные торговые павильоны и неорганизованных бабушек с жалобными лицами, сжимавших в одной руке колбасу, а в другой средство от тараканов. На «пятнашку», занятую перед уходом из «Василисы» у неожиданно появившегося Ледогорова, Антон купил бутылку «Балтики», которую посасывал, стоя на тротуаре. Пиво тяжелыми комками падало в желудок. Слегка тошнило. Кружилась голова. Охватывала слабость.
«Надо было все-таки закусывать, – думал он, – и последний стакан, как всегда, был лишним».
В автобусе удалось пробраться к заднему стеклу. Прижавшись к нему лбом и ощущая спасительный холод, он считал остановки. Медленно и мучительно переваливаясь по выбоинам на асфальте, «Икарус» переползал от одной точки назначения к другой. Сзади немыслимо давили люди. Какой-то мужик в очках и зимней шапке постоянно бил по уху своим брезентовым рюкзаком. Чуть-чуть перекрываемые гулом двигателя, плыли голоса.
– Сорок минут сесть не могла…
– Пришлось сдать вполцены…
– Наши-то вчера опять, позорники…
В глазах стремительно темнело. Вязкая струя поднималась из желудка по пищеводу вверх. Дышать было уже практически нечем.
– Остановка «Голубой универсам»…
«Здорово, – подумал Антон, – скоро будут объявлять остановки: „Глубокая лужа” или „Пивной гадюшник”».
Терпеть он больше не мог.
– Осторожно, молодой человек!
Он оттолкнул ненавистный рюкзак, оттеснил даму в допотопном пальто, с трудом не задел примостившегося на ступеньках малыша в комбинезоне.
– Здесь же дети!
Двери закрылись за спиной. Его вывернуло сразу за остановкой. Солянкой и желчью. Потом еще раз.
– Гос-споди! Кругом свиньи!
– Тихо, Верочка! Услышит ведь. Идемте скорей.
Стало легче. Антон выпрямился. Ветер и дождь били в лицо. Чавкала грязь под ногами удаляющихся в темноту прохожих. До дома оставалось две остановки. Он закурил и пошел по асфальту, старательно обходя лужи. Искры с папиросы, шипя, летели по ветру.
Паша уже давно спал. Закутавшись в белый пуховый платок, Оля сидела на кухне перед как всегда красиво сервированным столом. Она читала. На экране маленького телевизора без звука кривлялась, изображая девочку, пятидесятилетняя певица Анна Разина.
– Але, я уже дома, – негромко сказал Антон из коридора, – ребенка украдут, а ты не услышишь.
Оля, вздрогнув, подняла глаза:
– Господи, Антоша! Наконец-то! Я уже передергалась. Читать села, чтобы отвлечься. Тебя все нет и нет.
Она вскочила и подошла к нему. На секунду замялась, почувствовав запах перегара, затем обняла.
– Почему не позвонил? Работал?
– Ага, работал, – пьяно ухмыльнулся он.
– Кушать будешь? Все теплое. Я курочку…
– Не хочу. – Антон прошел в комнату и, бросив куртку на диван, плюхнулся в кресло, не снимая ботинок.
Оля быстро подобрала куртку и вынесла в прихожую.
– Может быть, чая выпьешь? Я пирог…
– Сказал: не хочу.
Она вошла и остановилась посреди комнаты.
– Случилось что-нибудь?
– Ничего. На работу мне звонила?
– Нет. Ты же запретил.
Он нагнулся расшнуровать ботинки и поморщился: голова была тяжелой, как гиря.
Оля присела рядом с креслом и погладила его по плечу:
– Антоша, давай я тебе помогу. Может, тебе ванну горячей водичкой наполнить? Ты устал…
Он сбросил ее руку:
– Хватит! Прекрати разговаривать со мной как с расслабленным дебилом! Я уже давно не дебил! Слышишь?! Давно! Ты что не видишь, что я пьяный, а не устал?! А что тогда сюсюкаешь, как с душевнобольным?!