Страница 1 из 1
Лариса Соболева
Последнее слово
Он встречал праздник живым, значит, вдвойне счастливым. В минуты, когда косая строила ехидные рожи, он видел глазенки шестилетней дочки Дуни и говорил себе: не смей умирать. Выжил ради нее и старшей дочери Насти, ради внуков, ради жены, да и ради себя тоже. Надо было очутиться перед костлявой, чтобы понять, как любит он близких и этот мир, как мало отпущено времени, как не ценил счастливые минуты, как стремительно пронеслась жизнь. Нет, еще чуть-чуть, хотя бы несколько месяцев вырвать у косой… Почему месяцев? Лет! Да, Борис Львович собрался пожить. Но теперь будет именно жить, а не биться над черт-те чем. Все, баста! Наука – молодым, а ему – мир, покой, счастье.
Напевая, в гостиную впорхнула Яна с двумя блюдами в руках, осмотрела стол в поисках свободного места. Это она сидела ночами у его постели до и после операции, это она выхаживала его с жертвенной самоотдачей, она боролась вместе с ним. Он залюбовался женой – молодой, стройной, прекрасной, как весна. Ей тридцать пять, а ему… страшно подумать, сколько ему лет. Нисколько! Он молод, в нем просыпаются новые силы, способные горы свернуть.
– Боря, телефон, – бросила Яна.
Он очнулся, трубка лежала на коленях и трезвонила.
– Настя? – улыбнулся Борис Львович. Дочь звонила уже пятый раз за вечер. – Отлично чувствую, как новый. Честное слово. Перестань…
– Дай мне, – забрала трубку Яна. – Он сидит в коляске, не встает, ничего не делает, я не разрешаю. Встречайте Новый год спокойно, завтра приедете…
Когда отец объявил, что женится на Янке, дочь пришла в ярость: папа сошел с ума. Иногда ему тоже так казалось, но Яна была не единственная влюбленная в него юная особа. Бориса Львовича никогда не обходили вниманием женщины, внешне он до сих пор хоть куда. Не худой, а стройный, не седой, а блондин, немножко приболел, ну, так с кем не бывает? Семьдесят? Ха, будет в марте. Он придет в норму. Восемь лет женитьбы опровергли прогнозы, мол, молодуха тебя в гроб вгонит раньше срока, рога вырастут до облаков и т. д. Родилась Дуня, потом дочь Настя смирилась, а внезапная операция – шунтирование – сделала жену и дочь закадычными подругами.
Борис Львович посмотрел в окно. Хлопья снега клубились под фонарями, остальное – земля и деревья – закуталось в голубоватый плед, делающий ночь светлой. Прожить почти семьдесят лет и ни разу не заметить, что снег бывает голубым, а под фонарями бледно-желтым. Куда ушла жизнь?
– Яна, твои гости, – сказал он, увидев, как по аллее осторожно движутся к дому две фигуры. Жена убежала встречать гостей.
Поскольку выписали его неделю назад, Яна отменила встречу Нового года у них, как бывало раньше. Настя поддержала ее, одна семья старшей дочери насчитывает шесть человек, а папе нужен покой. Но как оставить Янку без любимого праздника? Он уговаривал жену пригласить хотя бы кого-то из подруг, она не соглашалась. С друзьями жены не было времени познакомиться: работал, работа и довела его… но это в прошлом. Только сегодня, по привычке готовя на большое число гостей, жена расстроилась: кто же это съест?
– Тебе некого позвать? – спросил он.
– Есть одна подруга, у них с мужем тридцать первое – доходный день, работают до упора, может, и согласятся. А вдруг они тебе не понравятся? Это простые люди…
– Звони. Не хочу, чтоб ты скучала со мной.
Подруга и ее муж дали согласие, ведь из-за напряженных дней уходящего года не позаботились о том, как будут сами встречать Новый год. В гостиную вошел видный, высокий мужчина и славная, пухленькая женщина со смешливыми глазами, оба примерно того же возраста, что и Яна, которая светилась от радости, значит, радостно стало и Борису Львовичу.
– Это Лора и Родион, – знакомила жена. – А это Борис Львович.
– Еще кто-нибудь придет? – спросил Родион, вручая цветы Яне.
– Нет, – ответила она, забирая букет. – Нас будет четверо.
– А кто по двору шастал? Кажется, мужчина. Дворник?
– Не знаю… – озадачилась Яна, растерянно посмотрев на мужа. – Мы не держим дворника. Может, сосед елку решил спилить? У нас противный сосед.
– Где Дуня? – спросила Лора, вынув из пакета обезьянку.
– Дуню забрала моя мама, – ответила Яна. – Боре сейчас нужен покой, а Дуняшка у нас как ураган. Давай игрушку, передам ей. Садитесь за стол, а я поставлю в духовку гуся.
– Ничего себе, галерея! – произнес Родион, выставляя на стол бутылки и рассматривая стены, увешанные живописными работами.
– Вы бывали у нас? – осведомился Борис Львович.
– Не доводилось. Жена бывала, говорила, у вас картин море, но чтоб столько… И все-все настоящие?
– Нет, Борис Львович сам рисовал, – съязвила Лора, присев у камина и протянув к огню руки. – Обожаю живой огонь. А дом какой, а? Чудо из чудес. Уютный и красивый.
– Ну, дом, положим, старый, к тому же деревянный, – усмехнулся Борис Львович. – Его начал строить мой дед, тогда это место было пустым и почти ничего здесь не росло, а называлось загородной дачей. Теперь это черта города и даже не окраина. Отец продолжил строительство, а я только ремонтировал.
– Жена рассказывала, вы академик. Над чем работаете?
– Над новыми технологиями, – кратко ответил он.
Не хотелось говорить на эту тему. Ну академик, ну публиковался в иностранных журналах, получал награды, ездил на симпозиумы, работал за рубежом. Ему везло, как никому, удача просто баловала. А настоящая ценность вот – вошла в розовом воздушном платье до пят с вазой в руке и улыбкой, она вытащила его с того света. Еще Дунька, Настя, внуки, да и сама жизнь, каждое ее мгновение – истинная ценность. Тем временем Родион, изучая одну из стен, поинтересовался:
– Это кто?
– Врубель, – подойдя к нему, ответила Яна. – Дедушка Бориса был знаком с ним лично. Это Крамской, Рокотов… эскиз Бенуа… Репин. На этой стене русская живопись, а на той западноевропейская. Есть два рисунка Дюрера, голландцы.
– Я в живописи ни бум-бум… – Родион был потрясен, имена-то художников на слуху. – Но это же сокровище. Вы не боитесь жить в доме одни?
– У нас крепкие замки и решетки на окнах, – пошутила Яна. – За стол, ребята, уже одиннадцать! Мы придерживаемся традиции провожать старый год.
Конец ознакомительного фрагмента.