Погост

Коротаев встал. Отряхнул, как мог, мокрые джинсы. Домой, домой. Опохмелиться, хорошенько выспаться и начать новую жизнь.

Сделав несколько шагов в направлении новой жизни, Виталий остановился.

А это еще что за хрень? На тротуаре лежало что-то белое. Не совсем. Белое с красным. Черт. Простыня, что ли? Окровавленная простыня? Вот так ночка сюрпризов! Он сходит с ума. Как пить дать сходит. Слетает с катушек.

Виталий медленно, с опаской приблизился к простыне. Простыня оказалась не вовсе простыней, а бело-красно-белым флагом. С гербом «Погоня». Кто-то швырнул его в лужу. Вот пидоры!

Коротаев в уличных протестах не участвовал. Предпочитал работать печатным словом, через интернет. Однако флаг уважал. Настолько, что поднял его и, расправив, повесил на ближайший палисадник. Полюбовался на свою работу. Хихикнул.

– Жыве Беларусь!

Чего доброго хозяев дома обвинят в нарушении белорусской стабильности. В нагнетании протестных настроений и нелюбви к всенародно избранному, восьмидесятипроцентному, бессменному и вездесущему президенту.

Ну и пусть. Жители этого городка в основной своей массе были трусами. Поэтому в Погосте и протесты были особенными. Пару недель по улицам метались люди с белыми атласными лентами на запястьях, белыми цветами и флагами с «погоней». Они хором кричали «Уходи!» и махали своими букетами в ответ на сигналы проезжающих автомобилей.

Местная милиция легко и элегантно справилась со сторонниками перемен: кто-то отсидел пару суток в изоляторе временного содержания, кого-то просто вызвали и легонько пожурили за участие в несанкционированных толковищах. Напомнили о размерах штрафов. И пиздец. Амба. Протестное движение затихло. Самыми живыми в городке-кладбище оказались стражи порядка.

Послышался рокот автомобильного двигателя. Помяни черта. Навстречу ехала машина, раскрашенная в белые и синие цвета. Милиция.

Вот ты и вляпался, мон шер. Пьяный, ночью, да еще под флагом оппозиции. Лакомый кусочек для цепных псов режима. Преступные намерения налицо.

Виталик постарался не сбавлять, ни ускорять шаг, чтобы ничем не выдать своего волнения.

Может, он законопослушный гражданин, который просто спешит на поезд. Хрен тебе на воротник, чтоб шея не потела, гражданин. До четырех утра поездов нет. Наеби вола, у него жопа гола.

УАЗ сбавил скорость. Коротаев, в ответ, сбился с прямой и выписал на тротуаре подозрительную, пьяную дугу.

Ссышь, когда страшно?

Машина проехала мимо.

Никому он не нужен, даже милиции. А ведь были времена, когда журналист Виталий Коротаев был в местном отделе внутренних дел своим человеком и знал все внутренние и внешние дела. Любил писать на криминальные темы, а милиционеры радовались тому, что им не придется самим описывать свои подвиги. Потом он ушел из «районки», подался на вольные хлеба и постепенно утратил все связи.

Из-за того, что все знакомые Виталику сержанты давно стали подполковниками, а подполковники вышли на пенсию. Молодежь же не имела ни малейшего понятия о том, кто такой Коротаев и, случились ему попасть в милицию, относились бы к нему, как к рядовому алкашу, каковым он, впрочем, и являлся.

За этими невеселыми раздумьями Виталик не заметил, как вышел на финишную прямую – свернул в свой двор. Здесь его встретило душераздирающее мяуканье невидимого, но очень голосистого кота.

Нет им покоя, нет им сна. Ни котам, ни людям. В коротаевской пятиэтажке уже светилось несколько окон.

Почему не спите, черти полосатые, вам ведь не надо на автозаправку?!

По лестнице Коротаев поднимался, держась за перила. Эту меру предосторожности он выработал после того, как однажды разбил целый пакет бухла прямо на ступеньках. Вот вони-то было!

И это от запаха, и от соседей. Пришлось брать половую тряпку и мыть лестницу. Под, сука, внимательными взглядами любопытных уродов. В тот момент Виталику очень хотелось ткнуть мокрой тряпкой кому-нибудь в ебальник. Едва сдержался.

Вот для чего нужны перила.

Коротаев воткнул ключ в замочную скважину и попытался открыть дверь бесшумно. Удалось. Правда, радость оказалась недолгой. Пакет зацепился за дверной косяк. Бутылки предательски звякнули.

Виталик остановился и прислушался. Ни звука, если не считать цокота верной подружки – секундной стрелки настенных часов.

Так. Теперь на кухню.

Коротаев вовремя вспомнил о подставке для обуви и обошел ее за мгновение до столкновения. Щелкнул включателем.

Вот она родимая кухонька. На ней было все, что джентльмену его лет и его размаха: полная пепельница окурков, доверху набитая грязной посудой раковина, усыпанный хлебными крошками стол, целлофановые и бумажные обрывки от сигаретных пачек, собственно сигаретные пачки. Безжалостно смятые. Микроволновка с распахнутой зачем-то дверцей. Бутылки, выставленные в несколько стройных шеренг так, что подойти к окну было невозможно. Высохшая пивная лужа на линолеуме.

Привычная обстановочка. Очень домашняя. Очень интимная.

Первым делом Виталик смахнул пепел с сиденья табурета, сгреб в кучу, отодвинул в сторонку мусор на столе и поставил на освободившееся место принесенные бутылки.

Бинго! Теперь закуска. Есть Коротаеву не хотелось, но из приличия… Из уважения к самому себе он распахнул дверцу холодильника.

Грустно, гуси-лебеди. Печально, голуби мои. Желтый и явно твердый, как камень, кусок сыра. Пара сморщенных помидоров. Надкушенный огурец. Тарелка супа с истекшим сроком годности. Тетрапак с томатным соком. Наверняка пустой. Десяток сосисок и четыре яйца. Не густо, но если учитывать то, что пиво очень калорийное, он сможет протянуть неделю. Светка – не в счет. Она уже дня три, как полностью отказалась от еды.

Виталик остановил свой выбор на сыре. Можно было расщедриться на яичницу с сосисками, но такой пир всерьез бы ударил по запасам съестного. Экономика должна быть…

Сыр оказался твердым на самом деле. А может, все дело в тупом, как жопа, ноже? Где-то в недрах кухонных шкафов прятался обломок точильного камня. Когда он справится с запоем, обязательно займется ножом. Честное пионерское.

Потребовалось несколько минут на то, чтобы распилить кусок сыра на дольки. Теперь пивасик. Для начала – из горла. Истинные знатоки утверждают, что только так можно прочувствовать весь букет запахов и вкусов «Большой охоты». Вторая часть марлезонского балета. Как там у Гребенщикова?

Ну-ка мечи стаканы на стол,

Ну-ка мечи стаканы на стол;

Ну-ка мечи стаканы на стол

И прочую посуду.

Все говорят, что пить нельзя,

Все говорят, что пить нельзя;

Все говорят, что пить нельзя,

А я говорю, что буду!

Жуя сыр, Коротаев увидел свой телефон, забытый на хлебнице.

Взял его в руки.

Так-так. Что мы имеем? Куча непринятых звонков и одно сообщение. Интересно, кто и о чем ему хочет сообщить?

Даша. Какая, нахуй, Даша? Ах, да. Жена его закадычного дружка Витька. Он был уроженцем Погоста, но где-то в восемьдесят девятом его родители не захотели жить в городе с запредельным уровнем радиактивного загрязнения. Они переехали в областной центр, а Витек, при первом удобном случае, возвращался в родные пенаты. Его визиты, как правило, заканчивались грандиозными пьянками. Светка звонила Даше, чтобы пожаловаться на Витька, сбивавшего Виталика с пути праведного. Но сама Даша никогда не звонила и не посылала сообщений Коротаеву.

Что на нее нашло?

Виталий переключился на сообщения.

Срочно перезвони. Аж три восклицательных знака.

Сообщение было отправлено в два тридцать. Сорок минут назад. Что еще за срочность? Почему ночью? Ну, уж нет. Никаких срочных звонков. Утро вечера мудренее. У него есть более безотлагательные дела. Пиво и водка ждать не станут.

Виталик, убавил до минимума громкость телефона, налил пива в кружку, выпил, закурил и с блаженством выпустил дым в потолок.

Еще одна кружка, еще одна сигарета, чтобы понять очевидное: жизнь удалась.

После рюмки водки Коротаев переместился в зал, к телевизору. Здесь вместо пепельницы у кресла стояла банка из-под «Нескафе».