Погост

Виталик был коренным погостянином. Все его предки покоились на местном кладбище, в почетной его старой части. Почему почетной? По кочану. После аварии ЧАЭС кладбище разрасталось с неимоверной скоростью. Онкология стала самым популярным словом в лексиконе жителей Погоста. Люди мерли, как мухи, получали «гробовые», а затем и сам гроб. Могилы заняли всю гору, которая раньше была пустой. Лес крестов и мраморных надгробий начал спускаться к речушке Погостянке. Лежать на старом кладбище было здесь также почетно, как в Москве быть похороненным на Ваганьковском.

Такой вот, блядь, Погост. В прямом и переносном смыслах.

Шлеп!

– Твою мать!

Правая нога Виталика угодила в лужу, которую он не рассмотрел в темноте. Кроссовок наполнился водой.

Коротаев перешел дорогу и оказался перед входом на так называемую маленькую проходную. Она находилась между гаражами и досталась городу в наследство от летчиков. Маленькая или, если быть точным, пешеходная. Когда-то здесь стояла «вертушка» и граждан, желающих попасть на запретную территорию Погоста-1, встречал грозный солдат-стражник.

Турникет давно убрали, а маленькая проходная стала идеальным местом для засады. Любой, уважающий себя маньяк, именно там подстерегал бы свою жертву.

Виталий проходил, через арку в стене гаражей каждую ночь и всякий раз чувствовал себя неуютно. По позвоночнику скользила ледяная змея, а когда проходная оставалась позади, так и подмывало оглянуться.

На этот раз Коротаев раскритиковал себя за страхи без веского повода и вошел под своды проходной с видом Наполеона, вступившего в Россию. Зазвучало эхо шагов. У маньяка сегодня был выходной.

Виталик без помех прошел через проходную и сделал несколько шагов по мощеной плитками дорожке. Шаг, второй, третий… Шорох за спиной. Коротаев резко обернулся. Не головой, а всем телом. Хотел выругаться, но к горлу подкатил ком. Вышло только пошевелить губами.

В угрюмом сне застыли вещи,

Был странен серый полумрак,

И точно маятник зловещий,

Звучал мой одинокий шаг.

На проходной кто-то был. Виталик видел ЕГО доли секунды. И это хватило на то, чтобы испугаться. Не просто испугаться. Если не кривить душой и не пытаться обмануть самого себя, он чуть не обосрался.

Было отчего. Из темного прямоугольника двери проходной на него взглянуло существо с непомерно большой головой, мертвецки бледной кожей в оранжевой строительной каске. На месте глаз у монстра зияли две черные круглые дыры. Лоб прочерчивали глубокие борозды морщин. Усы щеточкой, рот, представлявший собой узкую линию с опущенными вниз концами и никакого намека на нос.

Не маньяк. Кое-что похуже. Даже самые безбашенные маньяки не могут так выглядеть.

А ты, знаток, разве видал маньяков? Доводилось. Одного, по крайней мере.

Лет десять назад Погост содрогнулся от известия о том, что неприметный мужичок-алкаш, работавший на скотобойне, зверски убил и зарыл у себя на огороде четырех женщин. Виталик присутствовал на суде и видел убогого распиздяя, который никак не мог взять в толк, за что его собираются расстрелять. Кличка у него была Мыка и выглядел он, как настоящий мыка – тщедушный, кривоногий, с кукольной мордашкой, на которую Создатель пришил глаза-пуговки.

Нет. На проходной точно не маньяк. Не человек вообще.

– Эй, кто там?

Коротаев дернулся от звука собственного голоса. Его неожиданно прорвало. Ком откатился от горла обратно в желудок.

– Кто там?!

Виталик сделал то, что делают все персонажи фильмов ужасов. То, чего категорически делать нельзя – вернулся на проходную.

Никого и ничего. Кроме грязной, местами отвалившейся штукатурки, обнаживший красный кирпич. Как и следовало ожидать, бледный урод был порождением его воспаленной, от беспробудного пьянства, фантазии.

– Гм…

Чтобы разрядить обстановку он начал насвистывать какую-то мелодию и повернулся, чтобы идти, но в этот момент его кто-то похлопал по плечу. Легонько. Почти нежно. Вот только рука хлопальщика, коснувшаяся кожи Коротаева, была ледяной и одновременно горячей, как кусок раскаленного металла. Боковым зрением Виталию удалось рассмотреть пальцы существа – толстые, прямоугольные, лишенные ногтей и какие-то мультяшные.

Наполеон спасался бегством. Виталик смог соображать лишь после того, как его и проклятую проходную разделяло больше сотни метров. Очень вовремя. Из-за поворота выехал автомобиль. Свет фар ослепил Коротаева. Он зажмурился и… С кем-то столкнулся. Ничего удивительного. Пешеходная дорожка повторяла траекторию дороги. Кто-то вышел из-за поворота.

Виталик открыл глаза. Чудище с проходной было не вымыслом, а суровой реальностью. Каким-то образом оно его обогнало, двинулось навстречу и теперь… Смотрело на свою жертву сверху вниз.

– Э-э-э, мужик… Ты че, ослеп?

Коротаев шумно выдохнул.

Человек. Ростом под два метра. Наголо стриженый. В разорванном почти до пупа бардовом свитере, синих спортивных штанах с белыми лампасами и резиновых сапогах. Он бережно прижимал к синей от татуировок груди двухлитровую бутылку «Боброва» и улыбался Виталику.

Что у него с правой рукой? Только два пальца – большой и указательный. Как можно получить такую травму? Ему, что отрезали их по отдельности? А еще татуировка, которая больше других бросалась в глаза. Пентаграмма. Пятиконечная звезда в круге.

Виталик не был знатоком тюремных наколок, но ему казалось, что пентаграмма на груди уголовника – это уж слишком.

– А-а-а, трубы горят… Понимаю.

– Горят…

Коротаев улыбнулся в ответ, обошел мужика и вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу холодный пот.

Допился. У него начались галлюцинации. Надо завязывать, иначе можно сдвинуться по фазе.

– Завяжу, – пробормотал Виталик себе под нос. – Видит Бог, завяжу. Только вот сегодня хорошенько напьюсь и… Завяжу, блядью буду.

Коротаев обернулся и увидел, что великан с бутылкой пива тоже смотрит на него. Что вылупился?

Обычный уголовник, который проводит на свободе не больше двух месяцев в году, но… Каков типаж! Чего только стоил массивный, словно вырубленный из камня подбородок и прищуренные, выглядывавшие из-под черных, густых, сросшихся на переносице бровей, глаза.

Будь он Фрэнсисом Фордом Копполой, обязательно взял бы этого великана на роль Дракулы. Такой чертяка оставил бы Лугоши без работы.

Все-таки правильно, что коммунальные службы Погоста отключали фонари. Нечего шляться по ночам. И ему, и таким, как он.

Через несколько минут Виталик увидел призывный свет автозаправки и подсвеченную надпись «Славнефть». Интересно, что она обозначала? Славная нефть? Еще бы. Для владельцев заправки нефть была славной. Золотой, мать ее так.

Коротаев нащупал деньги в кармане джинсов и спустился по ступенькам на площадку с синим модулем, в котором торговали живой водой в любое время суток.

Продавца, маленького, толстого, круглолицего паренька со смешной бородкой, наряженного в зелено-оранжевый комбинезон, он хорошо знал. Еще бы! Почитай, как полгода вместе. В одной, мать ее так, команде. В общей упряжке. Один наливает, второй пьет. Заправщик был очень похож на веселого гнома из детской сказки. Ему бы вместо форменной бейсболки колпак с бубенчиками!

Коротаев вывалил в пластиковую тарелочку на прилавке все, что было у него в карманах.

– Две двухлитровых «Охоты», две водки. И пакет.

Стандартный и очень убойный набор. Виталик особой фантазией в плане бухалова не отличался. Главное – градусы. Обороты. Объемные единицы содержания спирта. В них вся соль. Сладкое забытье. Перемещение из ебаной реальности в сладкий мир сказок и грез.

Веселый гном понимающе кивнул и принялся считать деньги. Ловко и сноровисто. Как и положено гномам, которые живут в подземных пещерах и многократно пересчитывают свои несметные богатства.

– Возьмите.

Теперь кивнул Коротаев.

Не любил, ох как не любил он этот момент. Гном пил в меру и наверняка не был знаком с абстинентным синдромом. А у Виталика предательски тряслись руки, когда он забирал монеты и купюры. Ныла спина и кружилась голова, когда наклонялся, чтобы достать «Большую охоту» из морозильного шкафа.