Моя вина

Я взял ее правую руку и увидел, как опухли костяшки ее пальцев. Она должна была ударить меня со всей силы, чтобы так разбить себе руку. Я почувствовал жалость к ней. И вдруг представил себе, как учу ее правильно наносить удары.

Я смотрел на нее с беспокойством. Теперь, когда волосы не закрывали ее лица, я мог ее рассмотреть. Красивая шея, высокие скулы с тысячами веснушек. Я улыбнулся. Ее длинные ресницы отбрасывали тень на щеки. Мое внимание привлекла маленькая татуировка чуть ниже левого уха, на верхней части шеи.

Это был узел в виде восьмерки.

Я перевел взгляд на свою руку, на которой три с половиной года назад вытатуировал такой же узел. Это идеальный узел, один из самых крепких. Он означает нерушимость, при условии, что правильно сплетен. Я удивился: ее образ вообще не вязался с татуировками. Одним пальцем погладив ее татушку, я почувствовал, как мы оба покрылись гусиной кожей.

Ноа беспокойно задвигалась, и я почувствовал какое-то странное волнение внутри.

Я повернулся к рулю и завел машину. К счастью, у меня не было времени выпить больше, чем рюмку текилы и бокал пива, так что я благополучно поехал домой.

Как обычно, свет снаружи дома был включен. Было два часа ночи, я молился, чтобы наши родители уже спали. Ноа была совершенно не в себе, и я не мог допустить, чтобы отец нас увидел.

Я припарковал машину, вышел, стараясь не шуметь. Осторожно вытащил Ноа из машины, взяв ее на руки. Она вся горела. Если ее будет сильно лихорадить, мне придется поднять тревогу. Это меня беспокоило.

– Где мы? – спросила она так тихо, что я едва расслышал ее.

– Дома, – ответил я, пытаясь открыть дверь, держа ее на руках.

Внутри было темно, за исключением света от маленькой лампы на одном из столиков в зале. С тех пор как Раффаэлла переехала к нам, она всегда оставляла включенным на ночь один из светильников.

Я поднялся по лестнице с Ноa на руках и вздохнул с облегчением, когда добрался до ее комнаты. Внутри было совершенно темно. Ее руки крепко обвивали мою шею.

Она была в сознании. Я подошел к кровати, чтобы уложить ее.

– Нет, – сказала она испуганным голосом.

– Спокойно, – ответил я, поразившись как крепко она держала меня.

– Не оставляй меня… Я боюсь, – попросила она.

Я почувствовал тревогу в ее голосе. Странно, что она хотела остаться со мной. Я считал, что она боится меня.

– Ноа, ты у себя в комнате, – сказал я, садясь на кровати и держа ее на своих коленях.

Это было так волнительно…

Потом она открыла глаза и посмотрела на меня в ужасе.

– Свет… – проговорила она с трудом.

Я удивленно посмотрел на нее. Не было никакого света.

– Включи, – умоляюще сказала она.

Я смотрел на нее несколько секунд и понял, что она боится не меня, не эффекта от наркотиков, не того, что она едва могла двигаться. Она боялась темноты.

– Ты боишься темноты? – спросил я, перегнувшись через нее, зажигая ночник.

Ее тело мгновенно расслабилось.

Эта девушка казалась такой необычной. Я встал и уложил ее на подушки.

Ее дыхание было в норме, и я был благодарен судьбе за то, что Ноа оказалась сильной девочкой.

– Убирайся из моей комнаты, – приказала она.

И именно так я и поступил.

Думаю, это была самая разумная вещь, которую я сделал за эту ночь.

7. Ноа

Когда я утром открыла глаза, мне было очень плохо. Впервые в жизни меня беспокоил свет. Жутко болела голова, и чувствовала я себя очень странно. Трудно объяснить свое состояние – как будто я ощущала каждое движение, которое происходило внутри моего тела. Это очень раздражало. Мучила жажда, горло пересохло так, как будто я не пила больше недели.

С трудом дошла я до ванной и посмотрела на себя в зеркало.

Боже мой, какой ужас! Мое тело дрожало. Глаза были опухшими, а волосы стянуты в плохо собранный хвост. Я не помнила, что собирала волосы. Это меня удивило.

Я сняла платье, почистила зубы, надела пижамные шорты и любимую футболку.

Потом я все вспомнила.

Воспоминания всплывали в моей голове, как фотографии. Я думала только об одном. Наркотики… Меня накачали наркотиками. Я села в чужую машину, я попала на вечеринку бандитов… И все это из-за него.

Я хлопнула дверью, выйдя из комнаты, и направилась через коридор в комнату Николаса.

Я открыла дверь, не потрудившись постучать.

На огромной темной кровати мирно спал Николас. Я подошла и со всей силы тряхнула его. Он спал, как будто ничего не случилось, как будто меня не накачали наркотиками из-за него.

– Блин… – пробормотал он, не открывая глаз.

Я посмотрела на его взъерошенные волосы, сливавшиеся с черными атласными простынями, и потянула за одеяло, полностью обнажая его, нисколько не смущаясь.

К счастью, он не был голым. Он спал на животе, и я увидела его широкую спину, длинные ноги и великолепный зад в белых боксерах.

На секунду я смешалась, но быстро взяла себя в руки.

– Что произошло этой ночью? – почти прокричала я, тряся его, чтобы разбудить.

Он недовольно заворчал и схватил меня за руку, чтобы остановить, но проделал все это с закрытыми глазами.

Потом одним движением он бросил меня на свою кровать.

Я упала рядом с ним и попыталась встать, но он мне не позволил.

– Даже когда ты под кайфом, ты не затыкаешься… – сказал он грубо и, наконец, открыл глаза.

Два голубых глаза цвета ирисов уставились на меня.

– Чего ты хочешь? – спросил он, отпустив мое запястье и сев на кровати.

Я тут же тоже вскочила на ноги.

– Что ты сделал со мной прошлой ночью, когда я была накачана наркотиками? – спросила я, опасаясь самого худшего.

Боже мой! Если он со мной что-то сделал…

Николас прищурился и гневно посмотрел на меня.

– Все, – ответил он.

А потом засмеялся, и я ударила его в грудь.

– Придурок!

Я почувствовала, как кровь приливает к моим щекам.

Николас ничего не ответил и встал с кровати.

В эту минуту кто-то вошел в комнату. Кто-то волосатый и темный.

– Эй, Тор, ты голоден? – спросил он, глядя на меня с усмешкой. – У меня есть для тебя кое-что вкусненькое…

– Я ухожу, – сказала я и направилась к двери. Я больше не хотела видеть этого идиота. Меня расстраивало, что в принципе это невозможно.

Николас перехватил меня посреди комнаты. Я практически налетела с размаху на его голую грудь.

Его глаза искали мои. Но я смотрела на него с недоверием и пренебрежением.

– Я сожалею о том, что произошло вчера, – сказал он, и на несколько чудесных секунд мне показалось, что он просит у меня прощения. Как же я ошибалась! – Но ты, смотри, помалкивай. Иначе мне капец, – продолжил он, и я поняла, что он заботится только о спасении своей собственной задницы.

Я иронически усмехнулась.

– Это говорит будущий адвокат, – добавила я с сарказмом.

– Держи рот на замке, – предупредил он, игнорируя мой комментарий.

– Или что? – ответила я с вызовом.

Он скользнул взглядом по моему лицу и шее и остановился у правого уха. Прикоснулся пальцем к моему символу.

– Или этот узел окажется недостаточно крепким для тебя, – прошептал он, и я отступила. Что он знал о силе и о моей татуировке?

– Не обращай на меня внимания, и я не буду на тебя реагировать. Так нам будет легче переносить друг друга, когда мы вынуждены находиться вместе. Договорились? – предложила я, обходя его, чтобы уйти.

Тор смотрел на меня, виляя хвостом.

Его благодушие утешило меня. Хоть кто-то меня принял.

Я направилась прямиком в свою спальню. Мне было неприятно, что я ничего не помнила из того, что произошло ночью. Николас мог увидеть на мне то, что я никогда не показала бы ему сама. И я возненавидела его еще больше за это. Странно, что за короткое время у меня сформировалось такое неприятие человека. Впрочем, это было не удивительно, ведь Николас Лейстер олицетворял черты, которые мне были ненавистны. Он был жестоким, коварным, наглым, лживым. От него исходила угроза. Я таких людей избегала.