Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 7



– Не нужен он мне, поняла?!

Мимо меня пронеслась девчонка, чуть не сбив с ног. А сверху ей вдогонку пролетел джинсовый рюкзак со значками.

– И вещи свои вонючие забери! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!

Хлопнула входная дверь подъезда. Я поднял рюкзак. До боли знакомый джинсовый рюкзак, увешанный значками.

Я припустил быстрее, вдруг удастся догнать если девчонка не далеко ушла. На крыльце стояла Ника и плакала.

– Эй, – я протянул ей рюкзак. Девчонка шмыгнула пару раз носом и замолчала. Рыдать при посторонних такое себе деле. Дурацкое. Это я понимал.

– Плохой день? – спросил, даже не ожидая ответа. Ответ и не последовал. Ника разрыдалась снова, и я не знал, как и чем ей помочь. Только стоял как дурак с двумя пакетами мусора и девчачьим рюкзаком.

За спиной хлопнула дверь подъезда, вышел грузный мужик в синих трениках и белой майке. Что-то в его взгляде и сдвинутых кустистых бровях мне не понравилось. За ним выскочила в разноцветном халате девчонка, ее я узнал, одноклассница. То ли Настя, то ли Лена. Лапшова что ли?

– Пап, не надо! Пойдем! – тянула она его за руку.

– А еще раз придешь сюда, ноги вырву…

В сердце вспыхнуло пламя. Я развернулся и, бросив все, что занимало руки, подошел к мужику. Я был ниже его на голову и меньше в четыре раза, но не боялся совсем. Таким нельзя показывать страх.

– Только попробуйте… вырвать.

В моем голосе звучала максимальная злоба и агрессия, какую только можно вложить в голос. Внутри я дрожал, как тогда, давно, как в тот день, который хотел забыть. Я не знаю, что заставило мужика отступить. Он сплюнул, злобно зыркая глазами. Его лицо пылало бешенством. Девчонка, то ли Настя, то ли Лена, схватила его за руку и потащила в подъезд.

Они ушли. Меня трясло и только поэтому я молчал, голова кружилась и казалось, что меня вот-вот вырвет. Я наклонился подобрать пакеты, а Ника вдруг обняла меня. Неловко, нелепо, порывисто. Я выпрямился. Ее руки на плечах, мокрые щеки, дыхание. Все это так странно, меня никто никогда еще не обнимал так кроме мамы.

Варя

Dava “Ранила”

Я завела блог. Не тот, где публиковала иногда селфи и фотки с одноклассниками, а другой. “Этот блог посвящается всем одиноким сердечкам, собравшимся здесь” – написала в шапке профиля. С родителями состоялся длинный разговор, после разборок с Камбалой. Я поклялась, что не имела отношение к истории с видео-разоблачением и они мне поверили, особенно когда я снова пустила слезу. Папа не любил девчачьих слез. Мама сообщила, что блогер – это почти журналист (намекая на продолжение семейных традиций) и на восьмое марта подарила книжку “Ты можешь стать блогером”, где на первых же страницах рассказывалось, что у каждого блога должна быть идея. Я бы хотела обсудить идею блога с Никой, но она или не отвечала на звонки, или говорила односложно. Мне так и не удалось ее разговорить. Что у нее случилось такого, что не осталось времени на лучшую подругу?

Папа был не в духе, с кухни слышалось его раздраженное бормотание и звяканье ложки о край чашки. Когда он злился, добавлял в кофе сахар, а потом яростно его размешивал. Пил кофе, морщился и половину чашки выливал в раковину. А оставшуюся половину доливал кипятком.

– Нет, ну ты представляешь? Где у них были глаза в этот момент? А главное, я же тоже читал этот макет перед печатью! И не заметил…

– А что стряслось-то? – спросила я, входя на кухню. Обвела сонным взглядом родителей и зевнула.

Папа, уже одетый в офисный костюм, сидел на стуле у окна и гладил рукой галстук, задумчиво глядя в газету. “Да-да, большинство нормальных людей не читает по утрам газеты, только не мой отец. Он работает главвредом и всегда читает то, что совсем недавно и так читал, перед тем как поставить материал в печать”.

– Да вот! – он протянул мне листок и ткнул в поздравление с восьмым марта от администрации города.

Я бегло прочитала и не нашла там ничего страшного. Вернула газету и пожала плечами.

– Тоже не заметила?

– Не-а.

– Ну вот же, описка: “админисрации города”, мне уже звонили из департамента образования и из этой самой “админисрации”… Ну как такое можно пропустить?

Мама хихикнула и получила от отца гневный взгляд из-под бровей. “Понятно. Не только у меня проблемы с начальством…”



В школе Никиту я старательно игнорировала и смотрела в его сторону только тайно, когда никто не видел. Ника не пришла.

– Не занято?

Я подняла глаза. Возле парты стояла Настя Лапшинова, мальчишки из компании, в которой она тусовалась, называли ее Лапша. Я покачала головой.

– Сяду тогда с тобой, ок?

– Ок.

Лапшинова болтала без остановки: про какие-то брюки, которые на ней не застегнулись, про футболку с “Оно”, про то, что Воробьева Ленка совсем ее достала своим тупым подражанием. Зачем одевается так же как она? И стрелки такие же нарисовала. Должен же быть у нее свой собственный стиль, зачем слизывать у других?

Ясно, поссорились, теперь Лапшинова ищет себе новую подружку на время, пока не помирятся. Я задумалась о том, что мы с Никой никогда не ссорились по таким пустякам. Нам наоборот нравилось быть похожими. Иногда нас называли сестренками. Пожалуй, я бы хотела, чтоб у меня была такая сестра. В прошлом году мы покрасились в фиолетовый, вот смеху-то было!

Я тогда влюбилась в Рому из одиннадцатого “Б” и хотела выглядеть так, чтобы он сразу обратил на меня внимание. Рома перевелся к нам из другой школы, как поговаривали, ради Кати, танцевальной звезды, которая долго мотала нервы завучихе розовыми волосами. Тогда-то Ника и предложила:

– Давай тебя тоже покрасим! В фиолетовый!

– Да ну, что-то мне страшно.

– Ну хочешь, я с тобой?

– Даже не знаю…

– А кто знает? О! Точно.

Ника достала телефон, потыкала в кнопки, а потом приложила трубку к уху:

– Тетя Нина?

Я округлила глаза, зашептала: “Ты что звонишь моей маме?”, Ника приложила указательный палец к губам и продолжила:

– А можно нам с Варей покраситься в фиолетовый? Не, бальзамом. Он смоется через месяц. А если только прядки? Ага… Моя мама? Конечно разрешила. Ага, спасибо.

Я чувствовала, что вот-вот упаду в обморок. Она что, разрешила? Поверить в это было невозможно, но Ника, победно улыбаясь, кивнула.

– Осталось самое сложное.

Улыбка сошла с ее лица. Ника почесала тонкий нос, подумала минутку и набрала еще один номер:

– Ма, привет! Варьке мама разрешила прядки покрасить бальзамом, можно и мне? Ну, пожалуйста, ма! Он смоется через неделю… Ну, мамочка! Пожалуйста. Да я что угодно сделаю. Ну хочешь посуду помою? Или… унитаз? Фу, только не унитаз. И пропылесошу… Ладно. И мелкого заберу пораньше. Окей. Ну мам! Ну чего ты сразу забеспокоилась-то? Варьке мама разрешила. Ну хочешь позвони! Да хоть сатане позвони!

Ника сбросила звонок. Да, тяжело ей было уговаривать мать, она работала в полиции и чаще всего была против придумок дочери, чем за. Не человек – кремень, дочь старалась держать под каблуком, только Ника из-под него все время как-то умудрялась выбраться. Раздался звонок и телефон торжественно объявил: “Опасный грибожуй”.

Ника раздраженно ответила:

– Да? – и через секунду радостно, – Как же я тебя люблю, мамочка!

На следующий день мы пришли полосатые. Ох и орала тогда завучиха, что посреди учебного года фиолетовым детям в школе не место. Звонила и моей маме, и Никиной. А тетя Наташа молодец, сказала, что завучихина цель учить детей, а воспитывать их дома будут. И родители сами знают, в каком виде их дочери должны ходить в школу. Не голые же пришли, а всего лишь с фиолетовыми прядками. Повоевали тогда, да так и заглохло все. А краска и правда быстро смылась. Ромка тогда никакого интереса ни ко мне, ни к фиолетовым волосам не проявил, так что все было зря. Оно и понятно, скорее всего Катя покорила его не волосами. Они познакомились в лагере и так влюбились друг в друга, что вот уже год вместе и не расстаются ни дня. Ездят на танцевальные турниры, защищают честь школы. Учитывая, что я танцую только за закрытыми дверями своей комнаты и выключив свет, мне не светило внимание Ромы. Это пришлось принять. В том числе благодаря той же Нике.