Встретимся на Плутоне

На улице бушевала метель. Это только из окна выглядит загадочно и красиво, когда ты лежишь под одеялом и любуешься буйством природы, в тепле и сухости. А когда пробираешься сквозь пургу в школу, то красота не так очевидна. С неба неслись огромные пушистые снежинки, забиваясь в нос, рот, слепя глаза. Лишь бы тушь не потекла. Зима похоже забыла, что она весна. По календарю уже второе марта и совсем недавно все таяло и текло ручьями, сегодня же все изменилось.

До школы можно было дойти пешком или доехать одну остановку на общественном транспорте. Я промокла и продрогла уже настолько, что готова была идти обратно домой и опоздать на первый урок, а то и вовсе не пойти ни на один, но тут очень вовремя подъехал автобус. В теплом его нутре чувства мои оттаяли и доехала до школы я уже бодрее, чем могла бы.

Десятки голосов шумели, орали, говорили одновременно. Началка бегала и путалась под ногами, закидывая шапки друг друга на люстры. Ника не отвечала на телефон, бесконечное количество длинных гудков оставалось без ответа.

– Что у тебя с лицом? – спросила Настя Лапшинова, когда я почти уже разделась, оставалось только ботинок снять.

Я, стараясь не смотреть ни на кого вокруг, пробралась к зеркалу. Тушь, конечно же, поплыла, и я была похожа на капитана Джека-Воробья. Жалкое зрелище. Кое-как вытерев глаза влажной салфеткой, я поспешила вместе с толпой на урок, под рев звонка и гул десятков голосов.

Камбала Ивановна была не в духе. Ее заплаканное лицо, красное, с белыми прозрачными бровями и выпученными глазами, тревожно оглядывало класс. Все уже успели выложить учебники по литературе и встать возле парт. Остановив взор на мне, учительница произнесла:

– Сейчас родители не сильно занимаются воспитанием, решив, что достаточно родить ребенка и выпустить его в приличное общество. Пусть оно как-то само занимается. Да, Ершова? А потом жалуются на рост преступности и безработицу.

Я замерла, глядя не понимающе на учительницу. Весь класс тоже молчал. Раздался стук в дверь.

– Да-да, – сказала Камбала и повернувшись к двери добавила, – войдите.

Ник

Я увидел ее на подходе к школе. В черной кожанке и голубых джинсах, она не шла, летела сквозь вальс белых хлопьев, спускающихся с небес. Волосы, прятались под кепкой, а глаза были похожи на небо после шторма. Неужели плакала? Наверняка кто-то обидел. Вот бы взгреть того, кто ее расстроил.

Пока я размышлял девчонка скрылась в дверях школы, а из-за угла вырулил Карпов. Он шел, глядя в телефон и никого не замечал вокруг, запнулся, чуть не врезался в такую же поглощенную телефоном женщину, чуть не выронил свой, поймав его в воздухе за пару секунд до падения на асфальт. Надо сваливать, пока он меня не заметил. До урока еще двадцать минут, пережду на третьем этаже, вряд ли Серега вздумает меня там искать.

На третьем этаже я уверенно двинулся в сторону туалета. Где еще провести оставшиеся минуты, как не там? Кто-то схватил меня за руку и больно дернул к окну. Заслонив нас газетой, Ника делала вид что читает, рядом с ней лежали кожанка, кепка и джинсовый рюкзак, весь увешанный значками. Девчонка жевала жвачку и болтала ногами. Краснота вокруг глаз еще не прошла.

– Газета “Мой город – Кострома”? – только и сумел удивленно проговорить я.

– Тише, – не поднимая глаз ответила девчонка. – Если не хочешь, чтоб нас запалили однокласснички, молчи.

Я не хотел.

От нее пахло клубничной жвачкой. Волосы спадали на лицо, закрывая ее от слоняющихся школьников. Ну и пресса отлично выполняла роль щита. Мне не очень удобно было стоять столбом за газетой, поэтому я положил рюкзак на подоконник и залез к однокласснице на окно.

– Как… э-э, дела, Вероника?

Отличное начало, чтоб ни с кем не подружиться.

Ника проткнула меня взглядом и ничего не ответила. Только газетой зашуршала громче, перелистывая страницы. Здесь были только я и она, отгороженные от других людей огромными шуршащими листами, пахнущими типографской краской.

– Мы за кем-то следим? – спросил я, выглядывая из-за газетных полос. – Чувствую себя детективом из советских фильмов.

– Нет, мы ищем путешественников во времени.

Фраза была сказана с сарказмом. Ника не отрывала взгляд от объявлений. Я даже заподозрил, что где-то там на страницах проделана дырка, в которую она за кем-то следит. Не читает же она в самом деле?

– А ты чего на урок не идешь?

– А ты?

– А ты?

– А тебя затыкали коты.

– А тебя собаки!

– Ой все, иди куда шел.

Ника сложила газету. В глазах блеснуло разочарование. Что-то с ней было не так. Я самым проникновенным голосом спросил:

– Вера…ника, домашку что ли не сделала? Хочешь дам списать?

Ника фыркнула и закатила глаза:

– Еще раз назовешь меня так, я тебе руку сломаю.

– Упс. Это будет эпично.

Прозвенел звонок, ошалелые школьники ломанулись в кабинеты. Коридор опустел, мы остались вдвоем. Сердце отстукивало ритм в ушах.

– Если захочешь рассказать, что случилось, я… Не уверен, что смогу помочь, но хотя бы…может…

Мой голос звучал громко в тишине, и я постарался снизить его к концу невнятного предложения. Уголки губ у Ники дрогнули и опустились в трогательно-обиженной мине. Чуть выдержав паузу Ника сказала:

– Я тут в туалете занятный разговор подслушала. У Камбалы Ивановны резинки вчера в сумке нашли и засняли. Ролик видел?

Я понимал, что она нарочно переменила тему, но не чувствовал, что могу и хочу настаивать на душевном разговоре. Я бы лучше провалился на второй этаж сразу (желательно) в кабинет литературы.

– Нет. Не видел. Резинки… Для волос?

– Ой, ну конечно для волос, у преподши в сумке! Для чего ж еще. И на этом дело не кончится, уж поверь мне. Следующая физичка. Она из тех, кто орет на каждом углу: “У меня два высших образования, а вы еще в жизни ничего не добились!”, зато перед родителями сама лебедь, – Ника сложила руки на груди и сделала умиленное личико, – “Ваши детки такие умненькие!” Слышал бы ты как она орала, когда ей в прошлом году эти умненькие подложили резиновую какашку на стул. Как сирена.

Мы рассмеялись.

– Может на урок все-таки пойдем? – спросил я и спрыгнул с окна. Подал ей руку. Ника схватила протянутую ладонь крепко, подалась вперед, дернулась, но прыгнуть не смогла. Я держал ее крепко обеими руками, тянул на себя, девчонка сидела словно приклеенная.

– Черт, все хуже, чем я думала, все-таки вляпалась.

– Что ж ты сразу не сказала?

– И что бы ты сделал?

– А ты?

Ника оглядела коридор.

– Уж явно не это, подержи-ка газету, – всучив мне прессу, Ника поинтересовалась, – смотреть будешь или отвернешься?

Я из вежливости повернулся к ней спиной. Трещала материя. Вжикнула молния, Ника долго кряхтела, пыхтела и возилась на подоконнике. Спрыгнула.

– Что ж, иногда физкультура очень кстати, – сказала она. – Поворачивайся уже.

На подоконнике сиротливо лежали свисающие вниз джинсы. Ника стояла в голубой блузке и черных шортах. Если не приглядываться, можно было даже подумать, что так и задумано.

– Еле дождалась, блин. Ну точно, суперклей.

– Ну и как тебя угораздило?

– Да так, есть одни, дебилоиды гиперболоида. Осталось последнее, подожди-ка.

Ника достала из рюкзака тетрадку, вырвала листок и написала:

“Я буду мстить и мстя моя страшна”

– Что-нибудь добавишь? – спросила у меня, протянув ручку.

Я приписал: “Будешь плохо учиться, тебя тоже похитят инопланетяне”. Ника хихикнула и добавила ниже: “Встретимся на Плутоне”, достала булавку и приколола записку к джинсам.

Варя

Следы “Дота два”

Разбирательство шло почти два часа. Конечно же вызвали в школу родителей. Мама перепугалась не на шутку. Отец выглядел спокойно, постукивая костяшками пальцев по столу директрисы.

– Я так и не понял, в чем вы обвиняете мою дочь?

– Ну как же! Вот! – Камбала трясла тетрадкой у родителя перед носом и вдруг разревелась. – Это что же мне из-за этих блогеров из школы теперь увольняться?