Вообрази меня

И тут ни с того ни с сего…

Уорнер хмурится.

Словно кто-то вырубил переключатель, и огонь в его глазах сошел на нет. Он меня пристально изучает, отчего я крайне нервничаю.

– Что происходит? – спрашивает он, наклоняет ко мне голову, и спустя мгновение его глаза удивленно распахиваются. – Почему ты напуган?

Появляется Джей, и я не успеваю ответить.

Она мне улыбается – эта искренняя, счастливая улыбка всегда согревает мне сердце, – и я с облегчением отмечаю: она полностью одета. Не в стиле «под-халатом-у-меня-ничего», а нормально, в пальто и туфлях, одета так, что можно выйти и прогуляться по улице.

Теперь я могу вздохнуть.

Однако через секунду ее улыбка гаснет. И когда она вдруг бледнеет и обеспокоенно хмурится – мне становится чуточку лучше. Знаю, звучит странно, но ее реакция меня ободряет. Значит, хоть что-то в этом мире стабильно. Потому что я знал. Знал, что, в отличие от других, Джей сразу поймет: со мной что-то случилось. Со мной что-то не так. И никакая суперсила для этого ей не нужна.

Для меня это значит многое.

– Кенджи, что стряслось?

Мне сложно и дальше держать себя в руках. Тупая боль начинает пульсировать где-то за левым глазом. Зрение туманят черные пятна, они то появляются, то исчезают, оставляя следы. Мне не хватает воздуха, словно в груди нет места, а мозг, наоборот, слишком огромен.

– Кенджи?

– Джеймс, – выдавливаю я тоненьким голосом. Как-то криво. – Его забрал Андерсон. Андерсон забрал Джеймса и Адама. Он держит их в заложниках.

Глава 7

Мы вернулись в командный пункт.

Я стою в дверях, рядом со мной Джей. Уорнер задержался – ему понадобилась минутка, чтобы подобрать приличный наряд и причесаться. За время моего отсутствия атмосфера в комнате поменялась кардинально. Все смотрят то на меня, то на Джей. Хотя выражение «сверлят глазами» здесь лучше подходит. Брендан выглядит уставшим. Уинстон – раздраженным. Иан выглядит злым. Лили выглядит злой. Сэм выглядит злой. Нурия выглядит злой.

Касл, похоже, вообще в бешенстве.

Он смотрит на меня, прищурившись, и благодаря долгим годам наблюдения за языком его тела, я прекрасно понимаю, о чем он думает.

Прямо сейчас он думает, что я не просто разочаровал его, ему кажется, я его предал (ведь я пренебрег правилом не ругаться), что я умышленно проявил к нему неуважение и что меня следует посадить под домашний арест на две недели за то, что я наорал на его дочь и ее жену. А еще он растерян. Я не оправдал его надежд.

– Простите, сэр, похоже, я погорячился.

Челюсть Касла заметно напрягается, пока он окидывает меня оценивающим взглядом.

– Тебе лучше?

Нет.

– Да, спасибо.

– Хорошо, обсудим это позже.

Отвожу взгляд. Я слишком устал, чтобы еще и раскаиваться. Я вымотан. Опустошен. Выжат как лимон. Кажется, будто все мои внутренности выскребли тупыми, ржавыми инструментами, хотя почему-то я все еще на ногах. Как-то стою. Теперь Джей рядом, и ситуация выглядит не такой ужасной. Приятно осознавать, что есть близкий человек, и он за тебя.

Она прерывает минуту неловкого молчания.

– Итак. – Ее первое слово на миг зависает в воздухе. – Почему мне никто не сообщил об этой встрече?

– Мы не хотели тебя беспокоить. – Оправдание у Нурии вышло слишком слащавым. – Последние недели у тебя выдались напряженными, и мы решили тебя не будить, пока не выработаем четкий план действий.

Джей хмурится. Раздумывает о словах Нурии и явно в них сомневается. Мне тоже кажется, что это отмазка. Никогда раньше не было специальных условий для тех, кто вернулся с поля боя: типа, надо дать им отдохнуть или надо дать им поспать. Раненые, конечно, исключение. Хотя иногда и они не исключение. И к Джей раньше тоже не было особого отношения. Мы не возимся с ней как с ребенком, не носимся как с фарфоровой вазой, словно она может разбиться.

Джелло решает не заострять на этом внимания.

– Я понимаю, ты стараешься проявить к нам заботу, – говорит она Нурии, – и я признательна и за кров, и за щедрость, особенно за то, что ты организовала для Аарона. Но нам следовало сказать сразу. Если честно, в ту же минуту, что мы приземлились. И не важно, через что нам пришлось пройти. Наши мысли все здесь, в этой реальности, с которой мы соприкасаемся, и Аарон собирается сражаться в наших рядах. Пришло время всем вам понять, что его не стоит недооценивать.

– Подожди-ка… в смысле? – хмурится Иан. – При чем тут Уорнер с его недооцененностью и Джеймс?

Джей качает головой.

– При том. Аарон к Джеймсу имеет непосредственное отношение. Я вообще не понимаю, почему ему первому не сказали. Ваши предрассудки вам же и вредят. Мешают.

Теперь пришла моя очередь хмуриться.

– К чему ты ведешь, принцесса? Не понимаю, при чем тут Уорнер? И почему ты все время зовешь его Аарон? Дикость какая-то.

– Я… ой, – задумывается она. – Простите. Мое сознание… все воспоминания еще… мне непросто. Так вышло, что для меня он был Аароном намного дольше, чем для всех Уорнером.

– Я продолжу звать его Уорнером, – заявляю, приподняв одну бровь.

– Ну, от тебя, как мне кажется, он другого и не ждет.

– Отлично. Проехали. Так, по-твоему, мы его недооцениваем.

– Именно, – говорит она.

Теперь высказывается Нурия:

– Как именно?

Джей вздыхает, потом начинает объяснять, и в ее серьезных глазах проглядывает печаль.

– Андерсон – настоящее чудовище, он схватил десятилетнего ребенка и бросил его в тюрьму вместе с профессиональными солдатами. Насколько нам известно, он обращается с Джеймсом так же, как он обращается с Валентиной. Или с Леной. Или с Адамом. Степень бесчеловечности зашкаливает, я даже думать об этом не могу. Мне сложно такое осознать. Зато Аарон прекрасно все представляет. Он знает Андерсона – знает, как работает его мозг, – причем лучше любого из нас. И этим сведениям об Оздоровлении и, в частности об Андерсоне, нет цены. И что более важно: Джеймс – младший брат Аарона. И если кто-то и понимает, что такое быть десятилетним ребенком, которого мучает Андерсон, так это Аарон. – Она поднимает голову и смотрит прямо в глаза Касла. – Как вы могли подумать, что его надо избавить от этого разговора? Как вы могли подумать, что это хорошая мысль? Как могло прийти в голову, что он не самое заинтересованное лицо? Он просто убит горем.

И тут же, как по волшебству, из ниоткуда в дверях возникает Уорнер. Я моргаю. Хлоп, и за ним входит Назира. Хлоп, и появляются Хайдер со Стефаном.

Так странно видеть этих ребят вместе, каждый – своеобразный научный эксперимент. Суперсолдаты. Они идут как один, высокие, горделивые, с идеальной осанкой и таким видом, что им принадлежит весь мир.

Что, подозреваю, недалеко от истины. Во всяком случае, для их родителей.

Вот дикость.

Каково это, когда тебя растят и учат, что мир принадлежит тебе и ты можешь делать, что пожелаешь? Наверное, Назира права. Наверное, мы абсолютно разные. Наверное, у нас все равно бы ничего с ней не вышло.

Назира, Стефан и Хайдер держатся на расстоянии, встав молча в сторонке, даже не помахав рукой, а Уорнер как шел, так и идет. Джелло ждет его посередине комнаты, и он притягивает ее к себе, заключает в объятия, словно они не виделись несколько дней. Еле сдерживаю рвотный позыв. Потом слышу, как она ему шепчет что-то про день рождения, и меня накрывает гигантская волна стыда.

Поверить не могу, что я забыл.

Прошлой ночью мы праздновали день рождения Уорнера чуть раньше положенного. А праздник на самом деле сегодня. Сегодня. Прямо сейчас. Утром.

Черт.

Я вытащил Джей из кровати в утро его дня рождения.

Кошмар, я и правда засранец.

Когда они разнимают объятия, Уорнер кивает, почти незаметно, и Назира, Стефан и Хайдер подходят к столу, занимая места рядом с Ианом, Лили, Бренданом и Уинстоном. Скромный дивизион, готовый к войне. Иногда сложно представить, что мы всего лишь кучка детей. Вот никак не складывается такое ощущение. В особенности с этими четырьмя… уж чертовски они эффектны.