Вообрази меня

Круто разворачивается и удаляется. А меня накрывает чувство, очень похожее на панику.

– Подожди! – прошу я.

Она замирает.

Бегу за ней, хватаю за запястье и разворачиваю. Она кажется удивленной, потом явно сомневается, а я задаю мучивший меня вопрос.

– Почему я?

– В смысле? – напрягается она.

– Ну, то есть… в тот день, когда ты меня поцеловала. Ты же сама меня выбрала. Чтобы я стал первым.

Задумавшись на секунду, она утвердительно кивает.

– Так почему? – повторяю я. – Почему ты выбрала меня?

Внезапно ее глаза теплеют. Плечи расслабляются.

– Потому что, – тихо говорит Назира, – ты, наверное, лучший из всех людей, что я встречала.

– Ого.

Я глубоко и нервно вздыхаю, однако кислорода все равно не хватает. На меня хлынули жаркие чувства, так стремительно, что я и позабыл, что замерз.

Мне кажется, я сплю.

– Кенджи?

Да скажи уже что-нибудь, осел ты этакий.

Она тоже вздыхает, разбавляя тишину. А потом утыкается взглядом вниз, в пятачок земли между нами.

– Мне правда очень, очень жаль, что я тебя так ударила. Болит?

Я пожимаю плечами, потом корчу рожу.

– Скорее всего, утром не смогу ходить.

Она поднимает глаза. В них видны искорки смеха.

– Не смешно, – говорю я, тоже расплываясь в улыбке. – Это было ужасно. И… боже, – восклицаю я, внезапно почувствовав себя нехорошо, – я пытался тебя застрелить.

Она смеется.

Смеется! Словно я выдал крутую шутку.

– Я серьезно, Назира. Я ведь мог тебя убить.

Ее улыбка гаснет, когда она понимает, что я говорю серьезно. А потом пристально смотрит на меня.

– Исключено.

Я закатываю глаза и не могу удержаться, чтобы не выдавить улыбку от такой самоуверенности.

– Знаешь, – ласково начинает она, – где-то в глубине души, думаю, я очень надеялась, что ты меня догонишь.

– Правда?

– Правда, – шепчет она. – Иначе, почему я просто не улетела?

Мне понадобилась секунда на обдумывание сказанного.

А потом…

Черт возьми.

А ведь она права. Эта девчонка всегда на шаг впереди.

– Эй.

– Что?

– Ты совсем чокнутая?

– Ну да, – со вздохом отвечает она.

И по какой-то причине, уму непостижимо…

Я улыбаюсь.

Потом очень осторожно протягиваю руку, провожу кончиками пальцев по ее щеке. Она трепещет от моего прикосновения. Закрывает глаза.

Сердце перестает биться.

– Назира, я…

Дикий, пронзительный, душераздирающий крик резко прерывает романтичный момент.

Глава 12

Мы с Назирой быстро обмениваемся взглядами и бросаемся бежать. Я мчусь за ней через лес к источнику шума, однако как неожиданно крик раздался, так же неожиданно мир затих. Мы в недоумении резко тормозим, почти падая на ходу. Назира поворачивается ко мне с широко распахнутыми глазами.

Она ждет. Прислушивается.

Потом вдруг выпрямляется. Не знаю, что она там услышала, я вот ничего. Хотя уже понял, что девчонка-то из лиги явно повыше моей, а я понятия не имею, какими еще навыками она обладает. И на что еще способна. Зато точно знаю, что нет повода сомневаться в ее умственных способностях. Уж точно, если дело принимает столь дурной оборот.

Поэтому, когда она снова бежит, бегу следом. Мы движемся к самому началу, ко входу в лагерь Нурии. Тишину разрывают три последовательных крика. А потом неожиданно…

Еще по крайней мере сотня.

И тут до меня доходит, куда бежит Назира. Наружу. Из Прибежища, на незащищенную территорию, туда, где нас легче легкого найти, схватить и убить. Я медлю. Прежние сомнения провоцируют вопрос, не свихнулся ли я, как можно ей доверять…

– Кенджи, невидимость… Быстро…

И она исчезает. Я делаю глубокий вдох и следую ее примеру.

И практически сразу понимаю почему.

Вне защиты, наложенной на Прибежище, крики становятся громче, нарастая и приумножаясь. В темноте. Вот только здесь совсем не темно. Вернее, не здесь. Не совсем. Небо разверзлось, свет и тьма смешались, падают облака, деревья гнутся, мерцают, гнутся и мерцают. Земля под ногами морщится и трескается, куски дерна подлетают в воздух, дырявят все и ничего. А потом…

Плывет горизонт.

Солнце вдруг оказывается у нас под ногами – обжигающий, ослепляющий и разрушающий свет, похожий на молнию, когда та скользит по траве.

С такой же скоростью горизонт опять встает на место.

Вся сцена за гранью разумного.

Я не в состоянии это осмыслить. Переварить.

Какие-то люди пытаются бежать и не могут. Слишком истощены. Слишком обескуражены. Они делают пару шагов, и что-то вновь меняется, люди снова начинают кричать, каждый погружается то во тьму, то в свет, то во тьму, то в свет.

Рядом со мной возникает Назира. Мы вновь видимы. Теперь ясно: смысла прятаться нет. Не здесь. Не при таких условиях.

Она резко поворачивается и принимается бежать, и я уже знаю – она возвращается в лагерь.

Надо сообщить остальным.

Если только они уже не в курсе.

Вернуться мы не успеваем: я замечаю ее. Рядом со входом, на фоне хаотично разгулявшейся стихии…

Джульетта.

Она на коленях, руками зажимает виски. На лице написана мучительная боль, а рядом, скорчившись, сидит Уорнер, бледный, напуганный, руками держит ее за плечи и кричит. Что – мне не расслышать.

А потом…

Кричит она.

И я молю: «Только не это. Пожалуйста, боже, только не это».

Теперь все иначе. Теперь крик направлен вовнутрь. Он отражает боль, ужас, жалкое подобие предыдущего.

И на этот раз она отчетливо кричит:

– Эммелина! – кричит она. – Пожалуйста, не надо…

Вообрази меня

Для Тары Вейкум, за все эти годы

Элла

Джульетта

Глубокой ночью я слышу птиц.

Слышу, вижу. Закрываю глаза и ощущаю их. Трепещут в потоках воздуха перья, крылья едва касаются моих плеч, когда птицы набирают высоту, когда они заходят на посадку. Звенят в ушах и разносятся эхом нестройные крики, звенят и разносятся…

Сколько их?

Сотни.

Белые птицы, белые с золотыми макушками вроде короны. Они летят. Парят в небе. У них сильные, прочные крылья, они – хозяева своей судьбы. Когда-то эти птицы вселяли в меня надежду.

Давно, в прошлом.

Зарываюсь лицом в подушку, нахлынувшие воспоминания заставляют впиваться пальцами в ее хлопчатобумажную плоть.

– Тебе они нравятся?

Мы в большой просторной комнате, где разит нечистотами. Повсюду деревья, такие высокие, что почти касаются труб и балок на решетчатом потолке. Птицы, десятки птиц пронзительно клекочут, расправляя крылья. Их крики оглушают. Немного страшно. Пытаюсь не вздрогнуть, когда одна из этих гигантских белых птиц пикирует совсем рядом. У нее на лапе ярко-зеленый неоновый браслет. Такой есть у всех.

Какая-то бессмыслица.

Напоминаю себе, что мы в помещении – вокруг белые стены, под ногами бетонный пол, – и со смешанными чувствами поднимаю взгляд на мать.

Впервые вижу, что она так искренне улыбается. В основном она улыбается, когда рядом отец или когда они вместе прячутся в углу, шепчутся там. Но здесь и сейчас есть только я и мама, и туча птиц. Мама счастлива; не буду обращать внимания на то, что у меня странно сосет под ложечкой. Когда у мамы хорошее настроение, мир кажется лучше.

– Да, – вру я. – Они мне нравятся, очень-очень.

– Я так и знала. – Ее глаза вспыхивают. – Эммелина не питала к ним интереса, а ты… ты, милая, всегда привязывалась к вещам. Вы с сестрой совсем разные.

По какой-то причине ее слова меня обижают. Они вроде и не обидные, но звучат именно так.