Страница 28 из 70
Я ослабил хватку на ее бедрах. Затем она села на мой размягчающийся член. Мое сердце забилось быстрее, чем когда-либо, когда она накрыла мою руку своей. Мои брови опустились в замешательстве, когда она своей маленькой ручкой подняла мою руку и поднесла к центру своей груди. Ее глаза не отрывались от моих, когда она взяла под контроль мой указательный палец и провела им по своей коже, пока он не остановился на ее плече.
Женщина моргнула. Затем снова моргнула, пока не прижала подушечку моего пальца к своей коже и молча начала двигать мой палец по кругу. Мое дыхание остановилось, когда я понял, что чувствую грубую кожу шрама на ее плече. Я глубоко вздохнул, и она переместила мой палец на другое плечо, повторяя действие.
Она смотрела на меня так, словно хотела что-то сказать, но ее рот оставался закрытым, а губы неподвижными. Наконец, она направила наши соединенные руки к третьему шраму, который, как я знал, был у нее на бедре.
На этот раз, пока мой палец касался ее кожи, она прошептала:
— У нас обоих есть шрамы.
Мою кожу покалывало от понимания в ее голосе. Она говорила со мной. Ни сквозь меня, ни приказывала мне. Она говорила со мной. Как будто я был кем-то, с кем стоит поговорить.
Как будто я был человеком. Не чудовищем — убийцей.
Она ждала моего ответа. Ее кожа постепенно возвращалась к своему оливковому оттенку от вспыхнувшего красного.
Не зная, что сказать, я просто кивнул.
Мимолетная улыбка коснулась ее губ. И спираль, туго стянутая в моей груди, начала ослабевать.
Опустив глаза, она посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы и сказала:
— Мы оба страдали.
Мои ноздри раздулись, а пульс участился, когда она добавила:
— Я думаю, мы с тобой не такие уж и разные.
Мои губы приоткрылись, когда она произнесла эти слова, и поток воздуха вырвался из моего рта. Ее палец снова двинулся вверх по шраму. Затем она внезапно провела нашими руками по моему номеру на груди.
Ее черные брови сошлись вместе, когда она обвела каждый номер. Дойдя до конца цифры «4», она посмотрела на меня с печалью на лице. Затем спросила:
— Как тебя зовут? — Только на этот раз она говорила не по-грузински. Вместо этого она говорила на идеальном русском языке.
Вопросы кружились в моей голове, пока она говорила со мной на моем родном русском языке. Госпожа и Гвардия никогда не говорили со мной на моем родном языке. Без сестры мне больше не с кем было поговорить на нем.
Kotyonok (котенок) была грузинкой, но говорила со мной на моем языке и как будто видела во мне человека.
Я понятия не имел, что делать дальше.
Ее красные губы сжались, и я увидел, как быстро бьется пульс на ее шее. Она нервничала. Пока я молчал и не двигался, она спросила по-прежнему по-русски:
— Откуда ты? Они называют тебя этим номером?
Я слышал, как мои зубы скрежещут друг о друга, отдаваясь эхом в ушах, но я поймал себя на том, что киваю.
Глаза женщины наполнились печалью, и она прошептала:
— Один, девять, четыре.
Когда она произнесла мой номер вслух по-русски, что-то внутри меня оборвалось. Наклонившись вперед, я схватил женщину за руки и толкнул ее, пока ее спина не уперлась в матрас, а мое тело не нависло над ней. Переместив свою хватку так, чтобы я держал ее запястья, я поднял ее руки над головой и оседлал ее талию.
Мое лицо опустилось, пока не оказалось всего в дюйме от ее лица.
— Pozhaluysta, — прошептала она, умоляя меня по-русски.
Мое сердце пропустило удар от страха в ее голосе, и я прошипел:
— Никогда больше не называй меня этим номером, грузинская сука.
Ее глаза расширились, затем наполнились слезами. И она вымолвила:
— Прости. Я не знала. Я…
Я усилил хватку на ее запястьях, но она спросила:
— Как тебя зовут? Пожалуйста, скажи мне свое имя?
Придвинувшись еще ближе, так, что мой лоб касался ее лба, я спросил:
— Как тебя зовут, маленький kotyonok (котенок)? И не лги. Я устал от твоей лжи.
Сглотнув, она открыла рот, потом на выдохе прошептала:
— Зоя. Меня зовут Зоя.
Подушечки моих больших пальцев нажали на пульс ее запястья, чтобы обнаружить ложь. Но ее пульс не изменился — она говорила мне правду. Ослабив свои руки вокруг ее запястий, я отстранился и спросил:
— Ты говоришь правду?
Побледнев, она прошептала:
— Да.
— С чего вдруг? — огрызнулся я.
Мои мышцы напряглись от мысли, почему этот маленький котенок, этот маленький воин, который сопротивлялся этому вопросу в течение многих дней, так легко сдался.
Глубоко вздохнув, она освободила свою руку из моей ослабленной хватки и положила дрожащую ладонь на мою правую щеку. Ее большой палец нежно провел по бугорку моих шрамов.
— Когда ты похитил меня, когда ты привел меня в этот ад, я поверила, что ты монстр. — Ее глаза опустились, но она сморгнула свой страх и снова уставилась на свой большой палец на моих шрамах. — Когда ты причинил мне боль, когда задавал вопросы, я не хотела, чтобы ты одержал победу, сломив меня. Но теперь ... — она замолчала.
— Но что теперь? — надавил я. Мой голос стал хриплым и низким.
Еще раз покраснев, женщина опустила большой палец, чтобы провести им по моим губам, и добавила:
— Но теперь я вижу, что ты такой же, как я. — Она провела пальцами под моими глазами, но тут же опустила их и провела ими по ошейнику на моей шее. — Твоя жизнь не была твоей собственной, она все еще не принадлежит тебе. — Она грустно вздохнула. — Совсем как моя.
Ледяной озноб пробежал по моему телу, когда я уставился на этого маленького солдатика подо мной. Маленького, но со стальным сердцем. Подняв голову, она прижалась своим лбом к моему и сказала:
— Я слабая, а ты сильный. Я грузинка, а ты русский. Но наши разбитые сердца устали и постарели. Наш дух подавлен, хотя и не сломлен. Но наши души, хотя и подвергнуты тяжелым испытаниям и закалены болью, остаются стойкими.
Ее губы дрогнули, и она добавила:
— Они так похожи. — Ее голова снова упала на матрас. — Вот почему теперь я говорю тебе правду. Вот почему я сказала тебе свое настоящее имя.
Женщина обернулась вокруг моего сердца, как теплое одеяло. Оно билось с надеждой, с сюрреалистическим чувством, что она знает, каково это — быть мной. Она знала потерю и горе.
У нее тоже была израненная душа.
Моя рука поднялась, и я еще сильнее прижался к ее телу. Я застонал, когда моя обнаженная плоть встретилась с ее. Я провел тыльной стороной ладони по ее щеке и пробормотал:
— Зоя.
Щеки Зои вспыхнули, и она улыбнулась. Прижав свою ладонь к моей руке, она спросила:
— Могу я узнать твое имя? Ты... ты знаешь свое имя?
Я нахмурился. Меня не спрашивали, как меня зовут, с тех пор как мне исполнилось двенадцать. Но я помнил об этом. Я помнил все. Мой разум никогда не забывал, даже под действием наркотика. На протяжении долгих лет я видел, как многие мужчины входили и выходили из тюрем Госпожи. Но там, где они пали жертвами наркобарона, который вливал в нас наркоту, я боролся с этим каждой унцией своего существа. Я притворялся. Играл свою роль и сохранял память. Мое имя было запечатано в моем сердце.
— Валентин, — признался я тихим, скрипучим голосом. — Меня зовут Валентин. — Я ворочал языком во рту, имя было таким незнакомым на моих губах.
— Валентин, — прошептала Зоя.
Ее голос был бальзамом для моей внутренней ярости, и хотел я этого или нет, но я не мог себя больше контролировать.
На две секунды я прижался губами к ее губам.
Это был мой самый первый поцелуй.
Глава 11
Зоя
Это сработало. У меня получилось достучаться до него. Все, чего я добивалась, соответствовало моей стратегии. Или могло бы соответствовать ровно до тех пор, пока я не узнала, насколько сломленным он был, что приводило мои планы к краху.
Я позволяла ему дотрагиваться до меня. Подчинялась каждой его прихоти. Закованная в кандалы, я решила позволить ему делать со мной все, что он хотел. Ослабляя тем самым его решимость.