Страница 13 из 49
Но к прискорбию души Луция Торквата, никто на форуме не вышел, чтобы заверить его в своей дружбе, и он остался один на один против самозванца Грехория Аскуллы и предубеждения на свой счёт со стороны судебной комиссии, увидевшей в этом деле интересный прецедент. И судьи решили, что будет для будущего законотворчества полезно, а для них не скучно и местами забавно, прогнать его, Луция Торквата, по всем инстанциям этого, столь необычного дела, уже получившее в их умах название: «Луций Торкват против Луция Торквата».
О чём и сообщает во всеуслышание судья Кальд Осиний, человек здесь и на судейской должности новый, вот он и теряется и боится сразу принимать чью-то сторону, видя как непримиримо настроены друг к другу стороны, и ему что-то не видно, чтобы Луция Торквата первого (из-за большой вероятности и возможности впасть в ошибку заблуждения, и перепутать настоящего гражданина Луция Торквата с самозванцем, Кальд Осиний решил пронумеровать стороны спора), того, кто выступал с речью на форуме, то есть самого него (вот как в своём нервном состоянии и волнении Луций Торкват углубился во все эти свои мысленные размышления, где даже себя начал бояться спутать с самозванцем, Грехорием Аскуллой), поддержал хоть кто-нибудь. Тогда как у Луция Торквата второго нашлась защита в лице семьи, а в частности его супруги Клитии.
И хотя и у Кальда Осиния есть обоснованные предубеждения насчёт такой защиты Луция Торквата второго со стороны матроны Клитии, – он и сам не раз становился жертвой злонамеренности своей супруги, обладающей невероятным даром убеждения и хитроумия, ставящей его раз за разом в тупик и неловкое положение перед своими гостями, застанными им в неоднозначно понимаемом и классифицируемом положении в месте с его супругой в термах, – он вынужден принять в расчёт то, что кроме матроны Клитии нет более никаких свидетелей по выявлению настоящего Луция Торквата.
– Значит так. – Поднявшись на ноги, объявляет начало ведения судебного дела судья Кальд Осиний. – Первая стадия судебного дела, номинация, как я понимаю рассмотрена. – Здесь Кальд Осиний бросает принципиально важный для него взгляд в сторону собравшегося народа, и тот его поддержал, выкрикнув: «Кальд Осиний, да будет судьёй!». Кальд Осиний, зафиксировав на своём лице удовлетворение оказанным себе доверием народа, следуя судебной формуле ведения судебного процесса, переходит ко второму этапу, интенции, которая выражает притязание истца.
А так как рассматриваемое дело не из простых, и здесь так сразу и не разберёшь, кто истец, а кто ответчик, – вроде как Луций Торкват второй должен быть истцом, если он заявился сюда с претензией и утверждением того, что он настоящий Луций Торкват, – то Кальд Осиний вынужден брать на себя большую ответственность по ведению этого сложнейшего дела.
– Если окажется, что Луций Торкват не Луций Торкват, а другое лицо, то… – на этом месте Кальд Осиний сбивается, вдруг поняв, что в его судебной практике не было таких рассмотрений дел и он не может знать и сообразить, чем и как руководствоваться в этом деле. И получается, что и до наказания, как судебного решения, он пока что не может дойти. Но он что-то ведь должен предложить, и Кальд Осиний плавно переходит к третьему судебному этапу, конденции, осуждению, которое должен высказать претор, осуждая или оправдывая ответчика.
– Лентул Агриппа, – обращается к присутствующему здесь претору Кальд Осиний, – ваше слово. – Очень умело выдвигает вперёд, к ответу претора Лентула Агриппу Кальд Осиний. Ну а тому ничего другого не остаётся, как взять на себя ведение этого судебного процесса «Луций Торкват против Луция Торквата», где исход дела ещё далеко не предопределён, и никто не знает, как там всё в итоге повернётся.
А Лентул Агриппа как раз из таких людей, кто не зарекается на будущее и оттого он не позволяет себе вольности и отступления от формуляров по ведению дела.
– Судья, – поднявшись на ноги и выйдя в центр форума, Лентул Агриппа, претор, делает своё заявление, – присуди Луция Торквата к ответу, если он не он, то нечего с ним церемониться, взяв с него заодно десять тысяч сестерций за ведение этого сложного дела. Если же Луций Торкват окажется самим собой, то оправдай.
И только Лентул Агриппа произнёс эту производную, Луций Торкват с места сорвался в негодовании на такие завышенные судебные издержки и на такой, чуть ли не произвол судебной комиссии. – Это что выходит, – взбеленившись в лице и во всём себе, начинает кипеть негодованием Луций Торкват, – что при любом исходе дела, я буду должен уплатить судебные издержки?! – Требовательно так, подступившись в упор к Лентулу Агриппе, спрашивает с него Луций Торкват.
А Лентул Агриппа не в пример Кальду Осинию хладнокровен и повидал немало судебных эксцессов, и его не проймёшь вот таким, с опасностью для своей жизни подходом людей, недовольных судебным решением. И он и глазом не моргнув, посмотрел с недоумением в лице на Луция Торквата и огорошил его своим охренеть что за заявлением:
– Если вы отступитесь и не захотите быть признанным Луцием Торкватом, то не вам и оплачивать судебные издержки. Пусть Луций Торкват их оплачивает, а вам до этого какое дело.
И как оказывается вон как всё просто. И не только просто, а Луций Торкват, кто, конечно, впал в растерянность и расстройство собственной личности, где одна часть его требовала не отступать и оставаться самим собой, Луцием Торкватом, тогда как вторая сторона его личности заявляла, что он как раз и останется самим собой, ничего с него не стрясёшь никогда Луцием Торкватом, и значит, можно в этом деле и поступиться своей славой Луция Торквата и походить тем же Грехорием Аскуллой, но он в тоже время понял всю глубину мудрости этого преторского решения. Оно раскрывает в тебе все истинные качества, свойственные тому же Луцию Торквату и никому другому, и тем самым раскрыв его истинное лицо для всех, позволяет вынести правильное судебное решение в определении того, кто настоящий Луций Торкват. Если, конечно, сам Луций Торкват не заупрямится и в свойственной только ему прижимистой манере не пожелает оставаться глухим к голосу своего разума, говорящему, что десять тысяч сестерций не такая уж большая плата за своё доброе имя.
На что у упрямого до последней степени жмота Луция Торквата есть вполне резонное возражение. – Тогда я не буду истинным Луцием Торкватом, первым сутягой и скупцом этого Города. – А зная то, насколько жители этого Города, в фундамент которого заложено столько истин, подвержены дисциплинированности в отстаивании истины, то не трудно догадаться о том, как себя поведёт Луций Торкват – он до последнего будет упираться в этом деле по своему облапошиванию, как его он назовёт.
А так как это всё очень похоже на Луция Торквата, то Луций Торкват первый в транскрипции Кальда Осиния, в самом начале перетянет в свою сторону инициативу по признанию себя им самым, Луцием Торкватом. На чём он не останавливается и выступает с требовательным вопросом к самозванцу Грехорию Аскулле: «Чем ты обоснуешь самого себя?», не отдавая так просто инициативу в руки противной не только буквально стороне, а ему невыносимо противно смотреть на этого самозванца Грехория Аскуллу, кто только отдалённо на него похож, как ему видится, – нет в нём той государственной самостоятельности мышления во взгляде, как у меня, а всё остальное, похожая одежда, причёска и внешний вид, не имеют ни малейшего значения, – а особенно ему невыносимо тяжко смотреть на вероломную Клитию. Кто и так всю их совместную жизнь им пользовалась и не раз была ловлена на своём обмане. Но ей, ненасытной на удовлетворение своей жажды жизни в удовольствиях, без осознания своего положения рядом с государственным мужем, которое она должна подчёркивать своим безупречным поведением и такими же взглядами на весь творящийся вокруг разврат, всего этого оказалось недостаточно и мало, и она вон на какой подлог решилась, подменить его буквально на этого проходимца.
– Да. А кто же есть на самом деле этот Грехорий Аскулла? – наконец-то, до ума-разума Луция Торквата дошла эта мысль со своим вопросом, ответив на который, Луций Торкват может решить для себя всё это, возмутительное во многом, столь невероятное затруднение. И как уверенно думается Луцию Торквату, то Грехорий Аскулла точно не римский гражданин, кто никогда, даже в самом тяжком для себя сне, не подумает представить такое кощунство – поставить под сомнение лицо и личность своего согражданина. Вот чего другого злодейского надумать, то это сколько угодно.