Страница 14 из 21
Сзади барака Марк увидел небольшую, огороженную комнатку, куда его завели вместе ещё с тремя пленными. Одежду свою они повесили на вбитые гвозди. Марк впервые за последний месяц снял сапоги не только для того, чтобы перемотать портянки. Запах от портянок и грязных солдатских ног оставлял желать лучшего. У всех четверых были сильно натёртые ноги, которые после мытья хорошо бы смазать мазью Вишневского, дать им отдохнуть несколько дней, походив в больничных тапочках. Но об этом можно было только мечтать.
Через несколько минут Серёга принёс им два ведра почти горячей воды и две кружки, указал на кран с холодной, находящийся снаружи барака, и удалился. Бережно расходуя воду и мыло, пленные начали мыться. Было прохладно, осень уже приступила к своим обязанностям и явно ставила об этом в известность голых людей, покрывшихся гусиной кожей от её неласковых прикосновений. Тем не менее, никто не отказался продолжить мытьё и холодной водой из-под крана, так надоел этот лагерный запах, казалось, въевшийся навсегда в одежду и кожу. Потом они ещё час толклись у большого чана, вываривая свои гимнастёрки и исподнее, которое за неимением сменки отжали и сразу надели на себя.
Пока они толклись у крана голышом, с папкой в руке проследовала фрау Ольга, мельком глянув на голых мужчин. Марк старался мыться и следить за бельём таким образом, чтобы не обращать внимание соседей на своё обрезание. Позже он подумал, что не могло такого быть, чтобы никто ничего не заметил. Но и тогда и после никто ничего не говорил. Обувь обработали уксусом, и она какое-то время пахла кислым. С охапкой мокрых вещей в руках они шли босиком по бараку получать спальные места. Им даже не верилось, что после стольких дней ночёвки вповалку под открытым небом, иногда даже под первыми лёгкими дождями (а у Марка ещё и после переезда в теплушке с места сдачи в плен) наконец-то можно будет прилечь на настоящую кровать с пружинами и тощим матрасом, плохоньким одеялом и даже подушкой. Это было невиданной роскошью. В комнате было даже пару тумбочек, в которые класть пока было абсолютно нечего. Развесили мокрую одежду на спинках кровати и стали понемногу знакомиться. Все оказались медработниками из разных частей. Марк был единственным врачом, но пока он не имел понятия, хорошо это или плохо. Самые повышенные требования, разумеется, будут предъявлены врачу, и спросят с него тоже больше, чем с остальных. Но в случае, если он докажет на деле свою квалификацию, то, возможно, и какие-нибудь маленькие привилегии у него тоже могут появиться, но думать об этом было несколько преждевременно. Возможно, спокойнее быть простым фельдшером и выполнять распоряжения врача, не беря на себя никакую ответственность. Но Марка никто не спросил, кем бы он хотел быть в данной ситуации. Судьба просто дала ему шанс. За свою квалификацию Марк был абсолютно спокоен, он мог бы подтвердить её перед любой комиссией. Если только никто не докопается до его еврейства, у него появлялся реальный шанс если не выжить, то хотя бы ещё немного пожить.
Зашёл Серёга, держа в руках ведро с кашей. Ещё один человек, вошедший с ним, держал миски с ложками и нарезанный хлеб. Все получили по миске каши и куску хлеба, а также наказ присматривать за своими мисками и ложками. Каша была проглочена моментально, несмотря на то, что оказалась слегка подгорелой и недосоленной. Но на это уже никто не смотрел, все настолько соскучились по еде, что могли бы съесть любое блюдо, от которого перед войной воротили носы. Ощущение хорошей сытости отсутствовало, для этого требовалось проглотить ещё пару таких обедов, но хотя бы отступила сосущая тяжесть в желудке.
Один из фельдшеров, высокий Арсений Голошеев, прошлёпал в коридор босыми ногами. Отправился добывать курево. На удивление он вернулся довольно быстро с прокуренной до середины папиросой. Каждый успел сделать по несколько затяжек, прежде чем папироса прекратила своё существование. Соседи по комнате с удовлетворением восприняли новость о том, что Марк не курит. Им досталось по паре лишних затяжек. Жизнь начала налаживаться, сегодня явно был их день. И хотя они постоянно слышали одиночные хлёсткие выстрелы, именно им судьба сделала персональный подарок. И даже приди за ними посыльный с приглашением к расстрельному рву, и тогда они пошли бы спокойно, можно даже сказать, умиротворённо, понимая, что выбрали всё, что можно из нехитрого ассортимента обречённых смертников. Но сегодня пули летели не в них, свистели не над их головами. А смерть, к смерти на войне привыкают быстро, а они четверо, будучи медиками, вообще относились к ней просто и философски. Ну, чего суетиться, коли сама жизнь так устроена, будь хоть семи пядей во лбу, а сбежать от старухи с косой всё одно не получится, так и не стоит каблуки сбивать.
Они сидели рядом и вели неспешные беседы, словно не было войны, этого пересыльного Дулага, и будущее их было светлым и беззаботным.
Они пересказывали каждый свою историю. Рассказы были весьма похожи, различали их лишь названия воинских частей, подразделений да географическая местность. Везде противник нанёс мощные авиаудары, прорвал линию обороны танками в сопровождении пехоты, разбил и рассеял линию обороны. А наши хвалёные красные командиры не имели что противопоставить хорошо организованному наступлению. А потом все бежали, отстреливаясь, пока были патроны, а куда бежали, и сами толком не знали. Думали, ещё чуть-чуть, и попадут к своим. Но пройдя чуть-чуть, а потом ещё чуть-чуть, а потом и вовсе не чуть-чуть, никак не могли догнать линию фронта. Противник проходил по несколько десятков километров в день, лишая окружённых красноармейцев последних шансов прорваться. И в конце концов бойцы непобедимой Красной армии, брошенные командирами без боеприпасов, продовольствия и хоть какого-нибудь плана действий, обнаружили себя стоящими перед врагом с поднятыми руками. Было страшно и унизительно. Это не они должны были так стоять с поднятыми руками, а те, что с самоуверенными рожами сгоняли их в колонны, частенько подгоняя пинками и ругательствами на чужом языке. Это красноармейцы должны были победным шагом пройти по разным там Берлинам, Парижам и Будапештам, освобождая своих пролетарских братьев от буржуазного угнетения и высоко неся знамя Всемирной революции. Да, что-то недосмотрел вождь наш любимый, перехитрил его Гитлер, переиграл и если не мат, то уж шах объявил по полной.
И вставал другой вопрос, что им-то, попавшим в плен, делать? Ещё несколько дней тому назад комендант Дулага объявил через переводчика, что советское руководство отреклось от своих пленённых бойцов, и они все поголовно записаны в изменники Родины. И нет им пути назад, а если хотят выжить, то должны помогать строить новый германский порядок и всячески сотрудничать с новой властью. Предателями они себя не считали, и врачебную миссию, для которой их отобрали и спасли от расстрельного рва, тоже предательской считать было никак нельзя. А значит, завтра они начнут служить новой власти, а там будь что будет. В конце концов, они медики, их прямой долг помогать больным и раненым, что они и собираются делать.
Ночью Марку снилась Ольга, они гуляли по берегу Волги, держась за руки, и брели по солнечному лугу, но каждый раз, когда Марк хотел её поцеловать, она прикрывала рот рукой и говорила ему:
– Маричек, я уже не твоя Ольга. Мы теперь не можем целоваться.
– Но почему же мы вместе гуляем, взявшись за руки?
– Просто мне так хочется.
– Ну можно хоть один маленький поцелуй?
– Забудь об этом, иначе ты погубишь и себя и меня. И гулять нам можно вместе только во сне.
И Ольга убежала от него прямо по воде. Марк пытался было броситься за ней, но понял, что он не может её догнать. Он вбежал в воду по колено, а она уже была на другом берегу. И Марк понял, что отныне их разделяет пропасть, такая же широкая и глубокая, как Волга под Саратовом.
Утром он проснулся в смешанных чувствах. Он не знал, что и думать про Ольгу. Он понимал, что, дав ему шанс, она не собирается его губить. Видимо, какие-то чувства у неё к нему оставались, а может, им просто нужен был врач, и его пока оставили. Но ведь были и другие врачи, а Ольга отправила их в другие места. Несомненно было одно – прошедшие с их расставания четыре года полностью изменили его бывшую любовь. Сегодня это была другая Ольга, не та, которую он знал молоденькой девушкой. Вчера за канцелярским столом сидела властная женщина, явно прошедшая хорошую жизненную школу. Она без всякого колебания сортировала стоящих перед ней мужчин, решая, кому жить, а кому нет. И делала это безо всякого стеснения, хотя о каком стеснении можно было говорить, если Ольга тоже была медиком? Правда, проучились они вместе совсем чуть-чуть, так что медиком она была несостоявшимся, но поскольку анатомию учат уже на первом курсе и анатомичку посещают тоже, то строение мужского тела не было для неё тайной за семью печатями. А сейчас его бывшая любовь может отправить его в расстрельный ров щелчком пальцев за небольшое анатомическое отличие, и никто не станет с ней спорить. Что же произошло с его Ольгой, юной и чистой любовью, которую он так быстро потерял не по собственной воле? А было ли у них будущее? Марк отгонял от себя эти мысли, стараясь переключиться на свою новую должность.