Страница 24 из 26
В ИФЛИ царили молодые поэты, народ неадекватный, нервный и очень обидчивый. Время от времени Александру приходилось по долгу студенческой службы знакомиться с плодами их творческих мук. Наследники Пушкина все как один мечтали умереть в боях будущей Мировой революции, причем желательно на реке Ганг, в флибустьерском дальнем синем море и прочих экзотических местах. Белов пожимал плечами и возвращался к Гансу Саксу.
Все шло хорошо до третьего курса. А потом Александр Белов понял, что даже в XVI веке ему не отсидеться.
– Выходи, выходи! Не задерживай!..
Замполитрука невольно удивился. Вроде бы только-только сели в крытый кузов серого грузовика, который старшой конвоя отчего-то посчитал зеленым да еще обозвал женским именем. Аэродром, где приземлился Ю-52, рядом, гул моторов слышно. А они, выходит, уже приехали?
Что за город? У конвоя не спросишь. Или все-таки попробовать?
– Камрады! Куда вы меня привезли? Хоть намекните, если говорить нельзя.
– Ма-а-алчать! – с явным удовольствием рявкнул старшой в серой, в цвет грузовика, форме. Подумал немного, оглянулся и уже шепотом:
– Не повезло тебе, парень. В «Колумбию». Выходи, сам увидишь.
В первый миг представилось невозможное. Ю-52 за час пересек океан, и они сейчас где-то чуть севернее экватора. Быстро понял, что ошибся, однако название все равно казалось знакомым. Слышал, слышал, причем не так и давно.
«Колумбия» – и аэродром рядом. Было, было!
Вспомнил, когда сползал вниз по железной лесенке на мокрый асфальт. Наручники сильно мешали, он едва не упал…
«Колумбия»! Нет, не слышал – читал, причем совсем недавно и на немецком. Курт Биллингер, писатель-антифашист, книга «Заключенный 880». Там «Колумбия», не страна, конечно, а следственная тюрьма, описана во всех подробностях, со знанием дела. Значит, прилетели они в Темпельгоф, который даже не аэродром, а целый аэропорт.
Берлин! Рабоче-Крестьянская Красная армия в его лице – в логове фашистского зверя.
– Пошел!
Асфальт в лужах после недавнего дождя, слева и справа – бетонные стены с «колючкой» наверху, впереди широкая спина старшого конвоя. Курт Биллингер попал сюда в 1933-м, почти сразу же после поджога Рейхстага. Если ему верить, «Колумбия» – настоящий ад, такой, что и не выжить. Написано ярко, только вот автор не просто уцелел, но и через полгода очутился на свободе. А между тем, он коммунист, то есть политический. В отчестве мирового пролетариата за «политику» по статье 58 дают минимум «червонец», и то если очень повезет. Значит, пропаганда? Хоть и не хочется, а придется проверить…
– Стой-стой! Уже пришли.
Ей снилась родная планета. Далекая, недостижимая, никогда не виденная, но все равно самая лучшая из всех. «Боже великий, Боже единый, храни Клеменцию, землю праведных!», – повторяла она каждый вечер перед сном. Может, именно потому Клеменция снилась ей очень часто, похожая, однако, не на учебные фильмы и фотографии, а на знакомую с детства Германию. В последний год, уже во Франции, родная планета представала перед ней уже иной, сумрачной, тревожной, даже чужой. Ей приходилось скрываться, бегать по незнакомым адресам, прятать оружие. Во сне она даже удивлялась. Почему? Ведь это не Париж, это Новый Монсальват, там можно не бояться французской контрразведки! Сны не давали ответа, но становились все тяжелее и безысходнее.
На этот раз все было иначе. Родную планету Соль увидела из космоса, точно такую, как в кино, только без белой пелены облаков. Темная синь океанов – Южного, покрытого тысячами островов, и Северного, где вечно бушуют шторма. И зелень континентов, неровной полосой протянувшихся вдоль экватора. Предки назвали их Европой и Африкой в память о Старой Земле, но эти имена остались только в академических атласах. Клементийцы, новый народ, почти сразу переименовали их в Старый, где были построены первые города, и Новый, который еще предстояло освоить. Так и называли впредь.
Соль знала, что спит, и радовалась хорошему сну. Прошлой ночью она видела черную тьму над улицей Шоффай, желтые вспышки выстрелов и ступени деревянной лестницы, на которых лежала она сама. Надо было встать, подняться на крышу, но Соль понимала, что не сможет. Мертва… Она даже успела пожалеть о том, что никогда не увидит свою планету. Раньше, до гибели Транспорта-2, ее бы отозвали домой после совершеннолетия, чтобы дать возможность самой выбрать профессию и судьбу. Теперь этому не быть. Девочка, жалевшая об оставленном в пустой квартире плюшевом медвежонке, прикована к чужой и жестокой Земле.
Но в эту ночь, в этом сне можно без всякой опаски парить над родной планетой, жалея лишь о том, что нельзя спуститься вниз. Космопорт не дает посадки. Соль не обижалась. Рано! Слишком много дел осталось на Земле.
Горы, леса, извилистые русла рек, синие пятнышки озер… Все это так близко – и так невероятно далеко!
Соль подумала о том, что надо все же запросить посадку, но вдруг поняла, что во сне она уже не одна. Кто-то совсем рядом, незнакомый, чужой, опасный…
Синий океан исчез в желтом электрическом огне.
– Господи! Да они ребенка прислали!
Знакомая комната, стены в линкрусте, неяркий свет лампы на столе, книжные полки. И темный резкий силуэт, словно вырезанный из жести. Широкие плечи, острый подбородок, резкие складки у губ, короткая стрижка. Глаза не увидеть, только черные пятна.
За окном ночь, уже третья в квартире рыцарственной дамы Ингрид. Все верно, баронесса предупредила, что гость придет очень поздно, может, даже под утро.
– Я не ребенок, – не думая, возразила она. – Я уже в седьмом классе.
Тонкие губы дрогнули.
– Моя дочь – в четвертом. Я тебя разбудил, извини, но времени мало. Ингрид спит, поговорим на кухне. Одевайся, умывайся, а я пока кофе заварю. Тебе много времени нужно?
«Бьет барабан, красотки смотрят вслед». Маленький солдат улыбнулся.
– Сорок секунд. Засекайте время!
– Семейный рецепт, – не без гордости сообщил Харальд Пейпер, наливая кофе из джезвы. – В концлагере пригодилось, охранники по настоящему кофе соскучились. Порадовал их… напоследок.
Пахло восхитительно, но Соль даже не чувствовала вкуса. В концлагере… Начальник штаба Германского сопротивления бежал сам и помог спастись десяткам обреченных. Если и бывают на свете герои, то вот он, в недорогом костюме, крепкий, спортивный, коротко стриженный, с еле заметной сединой на висках. Неуловимый, всезнающий, бесстрашный. Французские газеты (что с лягушатников взять?) называли его провокатором и шпионом, но отец считал иначе. «Этот парень переиграл самого Гиммлера, – как-то обмолвился приор Жеан. – Такого бы нам союзника!»
Германское сопротивление отказывалось иметь дело с предателями из Тауреда, но и с Клеменцией в контакты не вступало. Странный, но по-своему логичный нейтралитет. Германию освободят сами немцы.
Пейпер, отхлебнув из своей чашки, покосился на лежавшую на кухонном столе пачку сигарет «Ramses».
– Курите, господин Пейпер, – вздохнула Соль. – Баронесса Ингрид считает, что так лучше думается. Может, и правда?
Гость взял сигареты, повертел пачку в крепких длинных пальцах.
– Слушай, давно хотел узнать… У вас на Клеменции это в самом деле серьезно? Рыцари, бароны, аристократия, феодальные порядки?
Соль усмехнулась.
– В самом ли деле мы живем в Средневековье? Господин Пейпер! Мои предки покинули Землю, чтобы остаться свободными. У нас никогда не было ни рабства, ни крепостного права. «Аристократия» по-гречески – «власть лучших». Они, самые лучшие, и правят.
Харальд Пейпер задумался на миг, затем резко мотнул головой.
– Не верю! Так не бывает.
– У нас – бывает, – твердо, без улыбки, ответила дева Соланж. – Хотите, расскажу?
– Папа, смотри, что здесь написано! «Видимый мир – это Ад, и он будет непременно уничтожен. Но все души человеческие окажутся тогда в раю, и в небесах будет столько же счастья для одной души, сколько и для другой; все будут спасены, и каждая душа будет любить другую». Значит, мир должен погибнуть, иначе не настанет Рай?