Страница 3 из 5
Говорило железо магниту
Ну а записи «ГО» тем временем планомерно распространялись, точечно и массово, как ковровые бомбардировки; Егор передавал катушки со своими альбомами нужным и правильным людям в Москве и Питере, с которыми он целенаправленно знакомился, и они расходились в итоге бесконечными копиями. Почва, таким образом, была вспахана уже весьма основательно. Начав в юные годы с поэзии – а Летов всю свою жизнь не уставал повторять, что он прежде всего поэт, – он увидел, насколько шире становится аудитория, когда записываешь музыку и выходишь на сцену.
Егор Летов: «Я крайне против того, чтобы вообще где-либо печатались тексты моих песен. Просто негодую. Песня – это песня, и текст ее имеет свою значимость лишь в общем песенном контексте. А это – и энергия исполнителя, и мелодия, и гармония, и ритм, и еще куча необходимейших компонентов. Я вот не воспринимаю (во всяком случае в полной мере) песен Высоцкого или Башлачева на бумаге – это надо слушать. Или петь самому. Иначе ничего настоящего, ничего целого не возникает».
Речь в данном случае шла, конечно, не о текстовых вкладышах в пластинки, о которых тогда и мыслей быть не могло, а о публикациях текстов песен в отечественном рок-самиздате. Впрочем, история и мифология в жизни и творчестве Летова постоянно переплетались, «на все четыре стороны – попробуй поймай». Как и его рассказы разных лет о себе и о том, что творилось вокруг него всю его жизнь, сотканные из противоречий и сиюминутных эмоций.
И этот побег в 1987 году из коридора психиатрического диспансера, когда на лестнице уже раздавались шаги санитаров, и скитания вместе с Янкой, путешествия автостопом от Москвы до Киева, от Киева до Крыма и обратно в Москву, ночевки в поле, голод, поэзия, любовь и счастье – сюжеты для фильмов и книг, которые, как казалось тогда, вряд ли будут сняты и вряд ли будут написаны. Тут что-нибудь одно – или снимать, или жить, как будет сказано им же впоследствии. Охота на настоящее, которое случится уже вот-вот. Егор Летов не возник из ниоткуда, все свои ранние годы, да и всю свою последующую жизнь он жадно впитывал все подряд, пропускал через себя огромный поток музыки, литературы, кино – всего громко говоря, наследия человечества, которое о нем тогда еще толком и не знало. Многие из его первых поэтических опытов, доступных сейчас в сборниках стихов Егора, были тогда уже вполне зрелыми. Чего нельзя сказать о ранних записях полумифической группы «Посев», к которым сам Летов относился с изрядной иронией и юмором и категорически отказывался их распространять и издавать, когда уже появилась такая возможность. Фрагменты этих ранних опусов все же просочились по прошествии времени в народ и доступны теперь в интернете в виде бутлегов, но интерес они представляют разве что для самых заядлых и пытливых коллекционеров и поклонников. Наивно искать там большие откровения и какие-то несусветные чудеса – скорее, это черновики, наброски, попытки нащупать то, что проявилось позже, уже в «ГО». Эта часть мифологии как раз из области поиска, охоты на зверя, игра в музыкантов, незрелая и неокрепшая. Как и голос Егора, который он тоже сделал себе сам, намеренно срывая его и делая глубоким и хриплым громким пением и криками во время прогулок по лесу и дома, в подушку, чтобы не нервировать соседей. В том самом омском лесу, где ему, по его собственным рассказам, как-то раз еще в глубокой юности открылось неведомое, нечто сродни озарению и откровению. Словно приоткрылась тайная дверца и случилось что-то, чему нет рационального объяснения.
Москва, 19 февраля 1989 года, Янка Дягилева, Игорь Жевтун, Егор Летов, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.
Наши
У Летова было определение «Наши», возникшее вне политического контекста и сильно задолго до появления этого самого контекста в его жизни. Нашими он предпочитал называть близких по духу людей, поисками которых и занимался в ту пору. «Я ищу таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных. А когда я их найду – мы уйдем отсюда прочь, мы уйдем отсюда в ночь – МЫ УЙДЕМ ИЗ ЗООПАРКА!» А на ловца и зверь бежит, как известно. Другое дело, что Егор не только и даже не столько искал свой мир, он его сам в огромной степени и создавал. Легенда о таинственном, могучем и потрясающем «сибирском панк-роке», которую он активно продвигал в 1980-е годы, была не то чтобы абсолютной выдумкой, но говорить всерьез о неком движении, захватившем умы, не приходилось. Тогдашние сибирские «Панки в своем кругу» – это считаные по пальцам люди, столь искренне и яростно верившие в чудо, прорыв, выход за флажки и столько отчаянных и рискованных поступков совершившие, что чудо не могло не случиться прямо здесь и прямо сейчас. Ну а вожаком этих подвигов, командиром и полководцем всей этой «психоделической армии» стал, вне всякого сомнения, Егор Летов. «Как захочешь – так и было».
Спустя год, вслед за скандальным, но при этом весьма локально прозвучавшем выступлении на I Новосибирском фестивале 1987 года, случилось и второе, уже в 1988 году и уже во всей, как говорится, красе. К тому времени дискография «ГО» пополнилась новыми альбомами, опять-таки записанными Егором в одиночку.
Егор Летов: «Новый цикл из трех альбомов (“Все идет по плану”, “Так закалялась сталь” и “Боевой стимул”) родился после моего вынужденного полугодового скитания по стране по причине вновь начавшихся политических репрессий со стороны властей. Это случилось после нашего совместного с братьями Лищенко (группа “Адольф Гитлер”) скандального выступления на Новосибирском рок-фестивале весной 1987 года. Почти все песни данного цикла написаны во время поездок по трассе в компании Янки. Под новый 88-й год я на короткое время тайно вернулся в Омск (на пару недель). В результате материал был сыгран и записан мной единолично в предельно сжатые, сказочно-экстраординарные сроки – буквально за три отдельных дня в период с 12 по 22 января (в течение одного дня были записаны ударные, другого – бас и ритм-гитара плюс отдельные полтора дня – голос и соло одновременно). Эта спешка несколько объясняет общее скверное качество звучания. Тем более что мне катастрофически не хватало свободной ленты и средств на ее покупку. Буквально все лишнее тут же стиралось и перезаписывалось заново. Зато запись получила определенные плюсы со стороны “живости” и “непосредственности”. В треке “Все идет по плану” приняли участие случайно зашедшие в гости “Кузьма” Рябинов и “Манагер” Судаков. Их роль состояла в том, что в финальной части сего опуса, во время наступления общей музыкально-звуковой анархии, я нараспев читал свой ранний стих про панков, Манагер декламировал фрагменты из Платоновского “Котлована”, а Кузьма страшно матерился, скакал по комнате и стучал по полу разными предметами».
В эту же январскую декаду Егор с Кузьмой довели, наконец, до ума самые первые «многострадальные» опусы «Гражданской Обороны», попытки работы над которыми предпринимались еще до свалившихся на них несчастий и репрессий.
Егор Летов: «“ПОГАНАЯ МОЛОДЕЖЬ” / “ОПТИМИЗМ” – по идее, это первый единый продолжительный альбом “ ГО”, который был многократно записан в 85-м году и тогда же регулярно выпускаем под всевозможными экзотическими заглавиями: The Best of “ГО”, “Поносные звучания «ГО» (двойник, часть 1-я – «Поганая молодежь», часть 2-я – «Оптимизм»)”, “Первый и Последний альбом «ГО»”, “История омского панка – часть 2-я”, просто “Гражданская Оборона” и т. д. Все эти записи по качеству были разнообразно чудовищны и абсолютно негуманны по отношению к слушателю (вместо ударных было исполнено и записано что попало – от портфеля до пионерского барабана и тарелки от hi-hat, прибитой к деревянному бруску, слова чрезвычайно неразборчивы, полный нестроевич и т. п.). Имели место весьма странные варианты: например, один из альбомов был практически полностью сыгран на самопальном клавишном синтезаторе (!), другой (тоже не сохранившийся, к сожалению) перемежался абсурдистскими, сверхкороткими спичами и вставками в духе конкретной музыки а-ля “Коммунизм” среднего и позднего периода. В тех записях, помимо нас с Кузьмой, также принимало участие энное количество всякого люда, имен некоторых из них невозможно даже и припомнить.