Возвышение Хиспа

– Им запрещено пить! – почти истерично воскликнула загнанная в угол женщина. Видимо, это то немногое, что она смогла понять из моего монолога.

– Не бордель, а помойная яма.

– Да ты кто такой?! – взъярилась хозяйка заведения. Мои последние слова заставили ее броситься на защиту своего бизнеса. Она начала такой наезд, что я невольно попятился. – Вали отсюда, раз тебе не нравятся мои девушки! Сейчас позову Прона, он мигом выбьет из тебя эту дурь!

– Зови! – почти радостно воскликнул я, замирая на месте.

– Зачем? – недоуменно спросила женщина.

– Дурь выбивать!

– Слушай, придурок, шел бы ты себе куда шел, – почти ласково попросила хозяйка. – То, что ты ненормальный, не поможет тебе, если я сейчас позову Прона. У него разговор короткий. Иди отсюда подобру-поздорову.

Таким тоном психиатры предлагают идиотам, пускающим слюни себе на грудь, отдать мясницкий тесак в обмен на конфету. Не удержавшись, я заржал.

– Прон!!! – заорала во всю глотку женщина.

Ей бы в опере выступать, я едва не оглох. Почти сразу после крика хозяйки из-за закрытой двери раздался мощный топот, после чего дверь отворилась, и на свет показался вышеупомянутый Прон. Он был небольшого роста, зато с непропорционально длинными и сильно перекачанными руками, тащившимися за ним едва ли не по полу, чему в немалой степени способствовала его сутулость. Туповатое выражение лица, глубоко посаженные глазки, лысый череп, выступающие лоб и челюсть, капающая с подбородка слюна и в руках здоровенная дубина. Экспонат! Оживший и сбежавший из музея питекантроп. Это подтверждала и чрезмерная волосатость рук.

Я ожидал, что он немедленно бросится на меня, но Прон, посмотрев в мою сторону, что-то промямлил себе под нос, основательно забрызгав пол слюной, а потом развернулся и ушел туда, откуда пришел, даже дверь закрыл за собой. Хозяйка лишь недоуменно посмотрела ему в след.

– Дурь выбивать некому, – констатировал я для всех очевидный факт.

– Чего это он? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила хозяйка. Она до сих пор удивленно смотрела на закрывшуюся за Проном дверь.

– Инстинкт самосохранения, – с умным выражением лица отозвался я. – А бордельчик все равно хреновый и клиентов нет, – мстительно добавил я.

– У меня лучший бордель в Хогарте! – гневно воскликнула хозяйка.

– Ну да, несложно быть лучшим, если ты единственный.

– Их шесть!

– Тогда мне жаль этот город.

– Думаешь, такой умный? – зло прошипела женщина. – Весь такой чистенький, опрятненький?

– Конечно! – Скромность никогда не была сильной чертой моего характера.

– А клиентов у меня много! Больше, чем у остальных.

– Согласен. У вас есть я, а у других нет и меня. Вот только задерживаться здесь я больше не намерен.

Легонько кивнув в знак прощания, я развернулся в сторону двери.

– Просто сегодня продают этих красоток, – почти обиженно произнесла мне вслед хозяйка.

Я заинтересованно обернулся:

– Каких еще красоток? Я только сегодня вернулся, ничего такого не слышал.

– На главной площади, здание господина Лавьера, через полчаса начнется аукцион. Там будут продавать рабынь. Всего их пять. Говорят, с самого детства их учили, как ублажать мужчин, но не только в постели. Они умеют читать, писать, петь, танцевать, готовить и прочие вещи. Самое же главное, что в свои восемнадцать холодных дней они все еще остаются невинны. Эти пять рабынь такие единственные за всю историю.

– Нехило! – дал я оценку всему сказанному.

– Да уж… – не смогла не согласиться хозяйка.

– Дам бесплатный совет, – уже открывая дверь на улицу, заговорил я. – Помойте ваших девочек, волосы расчешите, немного духов, только именно немного, не надо выливать по флакону на каждую. Постирайте одежду, а лучше вообще купите новую. Уберитесь в комнатах, поменяйте постель, а то я готов поспорить, что они находятся в самом запущенном виде. И советую сбрить волосы на ногах, в подмышках и на закваску можно забацать интим-прическу. Если сделаете так, как сказал, клиентура увеличится как минимум вдвое. Не сразу, конечно, но увеличится. Хотя на истину в последней инстанции не претендую, но и вряд ли сильно ошибаюсь в своих советах.

Таким образом, поставив точку в нашем разговоре, я стремительно вышел на улицу, захлопнув за собою дверь. Сыро, темно и противно. Закутавшись в плащ, я, насупившись, побрел дальше. До площади добрался минут через сорок, шесть раз забредал в какие-то тупики. Аукцион, на который я жаждал попасть, уже должен был идти. Хоть одна радость – искать дом Лавьера не пришлось. Возле него столпилось столько людей, что не заметить его мог только слепой, да и тот бы услышал. Усиленно работая локтями и ногами, я протолкался к самому входу. К моему удивлению, десяток самых настоящих рыцарей перекрывал доступ в дом. Сразу стало понятно, что таких охранников хрен подкупишь, скорее всего придется брать силой.

– Стоять! Куда прешь, придурок? – гаркнул мне самый ближний, едва я попробовал пройти мимо них.

– На аукцион, – ничуть не смутившись, ответил я, хотя отметил, что меня за неполный час уже второй раз назвали придурком.

– Где приглашение? – прошипел рыцарь.

– Я только сегодня в город вернулся.

– Значит, вали отсюда, пока ноги не переломали.

Сзади меня кто-то нагло захохотал, спустя секунду подхватили остальные. Всему есть предел. Я не люблю, когда мне грубят. Я очень не люблю, когда мне грубят. Я просто зверею, когда мне грубят.

Действие заняло дай бог пару секунд. Резкий удар ногой по колену, рыцарь начинает падать на меня. Пальцем ударяю в сочленение доспехов, перехватываю его выброшенную для удара руку, заставляю упасть на колени, повернувшись ко мне спиной, ударяю ногой по хребтине и одновременно дергаю руку вверх, выбивая ее из сустава. Потом пинком отшвыриваю от себя эту скулящую груду железа. В бешенстве глянув на мгновенно притихшую толпу, я одарил тем же взглядом остальных рыцарей, после чего беспрепятственно вошел в дом. Дворецкий, появившийся на моем пути, мгновенно оценил состояние гостя и вежливо проводил в зал, где шел аукцион. Видимо, здесь постоянно устраивали торги. Зал был сделан в виде большой аудитории, в дальнем конце – помост, на котором сейчас расположились пять девушек. Красивых девушек. Очень красивых. Немногим уступающих эльфийкам. Правда, на лицах у них застыли каменные улыбки обреченных. Одежды на них было по минимуму – посмотрев на рабынь, я сразу ощутил легкий дискомфорт: штаны слишком плотно прилегали к ногам.

Дворецкий тем временем терпеливо ждал, пока гость осмотрится; когда я вновь обратил на него свое внимание, он с поклоном попросил, чтобы я следовал за ним. Я и последовал. Не знаю, чем он руководствовался, выбирая мне место, но усадил он меня в самый первый ряд, прямо напротив продаваемых девушек. На этом ряду сидело только пять человек. С удивлением я узнал в своем соседе сэра Бонемара, он, похоже, тоже меня узнал, только постарался не подать виду. Лишь крепко стиснутые зубы указывали на то, что он все же обратил внимание на мое появление. Отвернувшись от «сэра», внимательно посмотрел на… хрен его знает, как этого типа называют… в общем, посмотрел на старичка, ведущего торги, а главное, обратил внимание на его речь.

– Итак, господа, последняя цена десять золотых. Даст кто-нибудь больше, чем сэр Бонемар?

На задних рядах наметилось какое-то оживление, после чего молодой голос выкрикнул новую цену в одиннадцать золотых.

– Новая цена! – тут же подхватил старичок. – Одиннадцать золотых. Кто даст больше?

– Двенадцать золотых! – взвизгнула свинья, в народе известная как сэр Бонемар.

Бросив взгляд в сторону этого борова, я перевел взгляд на девушек и почти физически ощутил, какие усилия они прилагают, чтобы улыбаться этому свинтусу. Я даже представить не мог, каково им с самого детства знать, что в конце концов тебя продадут. Пожизненное рабство. Внимательно разглядывая невольниц, я заметил, как они жмутся друг к другу – значит, их продают не всех разом, а по отдельности? Цена тем временем поднялась до пятнадцати золотых.