Страница 7 из 23
– Да? Я думал, на хер меня пошлешь в такое время – голос Дина был еще растерянный, но он быстро взял себя в руки, видимо, решив воспользоваться хорошим настроением помощницы. – Слушай, я чего звоню-то, сегодня в галерею заезжала Лизбет, ну, агент того молодого дарования, который на предыдущей выставке у Клеймора произвел фурор. Я посмотрел его работы, вроде не плохие. Заедешь завтра, глянешь своим опытным глазом? Я с Лиз на двенадцать договорился. Что скажешь?
– Что скажешь на то, что ты с ней уже договорился? – с издевкой спросила Милен.
– На двенадцать, – напомнил он, – Я подумал, ты все-таки в отпуске, наверное, нужно дать тебе выспаться.
– Как предусмотрительно, – сыронизировала Мила, – обычно тебя не волнуют такие мелочи. Ты же не отстанешь, да, Дин? – уже с меньшей радостью в голосе спросила Милен. – Конечно, заеду, как раз в город хотела выбраться.
– Ну, вот и чудненько. Значит, договорились.
Не успела она что-то ответить, как в трубке воцарилась тишина.
«Трубку бросил, дебил», – вырвалось у нее. Но, не смотря на некоторую досаду, она была благодарна расшатанной нервной системе Дина за этот поздний звонок, который спас ее из неприятной ситуации.
«А вы не так просты, мсье Бушéми. Что ж, впредь буду осмотрительней. А теперь – СПАТЬ.
III
В галерею Милен приехала чуть раньше, чтобы до приезда Лиз успеть переговорить с Дином об условиях сделки, на которых они остановились вчера. Она прошла через пустующий вестибюль. Стол Валери, ее помощницы, и по совместительству секретаря, пустовал и вообще – в галерее не было ни души. Стук ее каблуков эхом разносился в пустом пространстве. Она прошла через выставочный зал в кабинет босса.
– Привет.
Мила без стука открыла в дверь и, уверено пройдя в внутрь, по-хозяйски села в небольшое бархатное кресло в гостевой зоне у окна.
Дин, в привычной для себя расслабленности, полулежал в своем высоком кожаном кресле и играл в телефон. Увидев Милен, он кивнул ей и, не отрываясь от игры, заерзал в кресле, словно гусеница, пытаясь принять более пристойную позу.
– Я приехала в свой выходной не для того, чтобы смотреть, как ты в телефон рубишься, – строго напомнила она.
– Да, прости, – он сделал еще несколько быстрых движений большими пальцами по экрану и, наконец, отложил мобильник на стол.
Дин был чуть старше Милен. Когда она поступила в Художественную академию, он ее как раз заканчивал. Никакими особенными талантами во время учебы он не отличался, да и нужно ли ему было? Связей его отца должно было с лихвой хватить на то, чтобы обеспечить сыну безбедное существование в каком-нибудь департаменте культуры. Но Дин удивил всех, обнаружив у себя, кроме смазливой мордашки, отличное коммерческое чутье. Он открыл галерею современного искусства (не без помощи папы, конечно) и, наняв в помощники самого скандального арт-дилера, появившегося на художественном небосклоне, попал точно в цель. Несмотря на то, что он не мог похвастаться хорошим знанием предмета – та команда профессионалов, которую за несколько лет он сумел сколотить, давала ему возможность, беззаботно развалившись в кресле, играть в телефон.
Как и предполагала Милен, никаких особых договоренностей не было –просто заявления о намерениях. В чем был несомненный плюс Дина, как начальника, так это в том, что он никогда единолично не принимал важных решений касательно покупки или выставки того или иного художника, доверяя это решение профессионалам. Искусство уже давно стало инструментом привлечения больших капиталов, и, не смотря на кажущуюся легкость и яркость жизни современного бомонда, мир этот был не так прост и воздушен, как могло показаться на первый взгляд. Это – замкнутая внутри себя система с множеством строгих, порой даже жестоких правил, по которым она существовала. Это тусовка-избранных: мир гениев, граничащих с безумием; блистательных неудачников и закоренелых циников, где излишняя самоуверенность может навсегда выбить тебя из обоймы. Искусство не прощает небрежного к себе отношения. А в случае Дина, лучше сказать – деньги не прощают небрежного к себе отношения, а деньги Дин всегда любил, и они отвечали ему взаимностью.
Лиз вошла в кабинет практически бесшумно, словно хотела воспользоваться эффектом неожиданности. Поздоровавшись с присутствующими она, не теряя времени, опустила с плеча большую сумку-пенал и, расстегнув замки, принялась выставлять перед покупателями товар. Когда все три работы были выставлены на обозрение, она подошла к столу у окна и заняла пустующее кресло.
Лизбет Вьен – миловидная крашенная блондинка с короткими взъерошенными волосами (видимо, чтобы придать начинающему стареть лицу юношеского задора), была представителем среднего поколения дилеров, когда-то открывшая миру пару громких фамилий, сейчас пребывала в не лучшей своей форме. Вероятно, сказывалась приобретенная в дни былой славы тяга к спиртному. Но она не утратила нюх и хватку. Правда, нужда в деньгах была для нее сейчас выше профессиональных навыков. Милен это знала и старалась не торопиться, заставляя ее понервничать. Доминик был восходящей звездой художественного небосклона, он выдал неплохую партию из двенадцати работ на тему постапокалипсиса, которую критики оценили очень высоко, и сейчас Лиз будет давить на авторитет автора, чтобы заломить максимальную цену.
Все трое какое-то время молчали, разглядывая прислоненные к стене работы.
Нарушила молчание Милен:
– Лиз, ты же знаешь, что и у хороших художников бывают плохие дни. Давай не будем лукавить – его фирменный синий, уже не так хорош, как в ранних работах. Картины бесспорно хороши, но в них нет прежней смелости. Где Доминик пропадал все это время? – Милен сидела, откинувшись на спинку кресла, и, сложив ногу на ногу, меланхолично покачивала ногой. Весь ее вид говорил об осведомленности в делах ее клиента, от чего вопрос звучал, как риторический.
Лиз разочарованно фыркнула, предвидя значительное снижение заявленной ей цены и, немного помолчав, спросила:
– И что ты предлагаешь?
– Мы заплатим сто тысяч, но только за все три полотна.
Лиз вспыхнула и вскочила на ноги:
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет. Барбара даст, по крайней мере, в два раза больше.
Она, как тигр в клетке, начала мерить кабинет быстрыми нервными шагами, не глядя на наблюдающих за ее передвижениями Дина и Милен.
Дин чуть заметно подался вперед, но Мила приподняла ладонь от деревянного подлокотника, останавливая его. Дин мгновенно вернулся на место.
– Я считаю эта цена не приемлема для моего клиента. Думаю, в другом месте его работы оценят по достоинству.
Лизбет нервно бросилась к прислоненным к стене картинам и начала упаковывать их обратно в черный пластиковый чехол.
– Почему такой широкий подрамник? – спросила совершенно спокойно Милен, и нервозность Лиз стала сходить на нет. Она прекратила, наконец, возню с холстами и медленно обернулась на Милу.
– Что ты имеешь ввиду?
– Имею ввиду, что Доминик никогда не использовал такие широкие подрамники для своих холстов. Что-то прячешь? – не унималась Милен. – Ножом порезал?
Лизбет окончательно отвлеклась от картин и, прислонив их наполовину запакованными обратно к стене, снова села в кресло. Дин, тем временем, отошёл к бару и налил два стакана скотча и яблочный сок. Мила никогда не пила алкоголь на работе, в чем он ее поддерживал, особенно сейчас, глядя на постоянно слетающую с катушек Лиз. Он вернулся к столу со стаканами:
– Давайте успокоимся.
Один он протянул сникшей Лиз, которая приняла его с молчаливой благодарностью, другой – поставил перед Милен. Снова усевшись в кресло, он сделал большой глоток разбавленного людом скотча, стараясь больше не вмешиваться в разговор. На его лице было то самое выражение, которое возникает, когда чувствуешь, что дело выгорит. В глазах округлялись нули, и он в задумчивости обводил по кругу указательным пальцем толстые стенки стакана.
– Сто пятьдесят, – уже более уверенно выдала Лиз, видимо, осмелев после подзарядки.