Страница 19 из 23
Вдруг чья-то упругая мощная струя ударила в унитаз, отрезвляя ее. Этот звук шедший из-за тонкой пластиковой перегородки был такой мощный и такой отвратительный, что заставил ее отпрянуть. Милен брезгливо поморщилась, увидев перед собой чужое лицо с приоткрытым ртом и лихорадочно блестевшими серыми глазами, гибнущими в охватившем его желании. Она почувствовала, как волна ярости тут же наполнила ее до краев. Ее партнер своим затуманенным взглядом, видимо, не сумел вовремя разглядеть признаки агрессии, проскользнувшие в лице спутницы, и напористо вскинул бедра, подаваясь в ее ладонь. Она одернула руку, брезгливо глядя на то недоразумение, которое собиралось отыметь ее. Сэм, Сэд, Сэс, а, к черту… пытался вернуться к прерванному занятию, но получил вместо планируемого минета четыре пылающие дорожки на лице от ее когтей. От неожиданности он отшатнулся от нее и, не удержавшись на ногах, уселся со всего маха на закрытую крышку унитаза.
– С ума сошла? – выпалил он, закрывая лицо рукой.
– Держись от меня подальше, – угрожающе процедила Милен сквозь зубы, брезгливо ткнув в него пальцем.
Выбежав из кабинки, она с такой силой захлопнула дверь, что, отскочив обратно, она еще долго вибрировала, напоминая обалдевшему горе-любовнику о ее недовольстве.
Мила выскочила из мужского туалета и, следуя каким-то не понятным ей сейчас ориентирам, вернулась за своей сумочкой. Стол выглядел, как после побоища: недоеденные куски пиццы лежали прямо на столе, везде валялись крошки, в недопитом стакане виски плавали сигаретные окурки. Бэт с приятелем, имя которого она категорически не помнила, за столом не было. Милен машинально раскрыла сумку и, вытащив пару сотенных купюр, бросила их на стол и вылетела из битком набитого клуба.
Улица обняла ее уютной тишиной и прохладой. А шелест шин проезжающих мимо автомобилей и немногочисленная толпа решивших освежиться посетителей, суетящаяся перед входом в заведение, были, словно прохладный бальзам на ее воспаленные тоннами киловатт музыки барабанные перепонки. Она запрокинула голову и прикрыла глаза, погружаясь в эти упоительные ощущения.
Милен прошла чуть дальше по улице, удаляясь от возбужденных голосов, достала из сумочки брелок, пытаясь вспомнить, где припарковала машину. Нажав на кнопку сингалки, она увидела предано мигнувшего ей габаритами золотистого красавца и уверенно двинулась через дорогу, пропуская проезжающие машины. Она села за руль и, откинув голову на подголовник, закрыла глаза. В голове еще шумело, но Мила не чувствовала опьянения. Эта нелепая сцена в клубном сортире окончательно привела ее в чувства. Она завела двигатель, который раскатился в тишине салона знакомым басом, а тихий женский голос затянул что-то лирическое, вливаясь расслабляющим теплом в ее вены, вытесняя то брезгливое отвращение к себе, которое она испытывала почти после каждого такого «отрыва». Она знала, что всем им нужно. Чего все они от нее хотят. «Милен. Красавица Милен», – стучало в висках. Она поморщилась, пытаясь прогнать наваждение, и, выпрямившись на сиденье, неторопливо отъехала от бордюра. Нежный голос, тепло и уют салона, уединенность повергали ее в какую-то странную сомнамбулическую отрешенность, и она, гонимая своим демоном, включила автопилот, позволяя ему вести, как когда-то в юности, когда пыталась сбежать от проблем, от родителей, но прежде всего – от самой себя.
Мила пришла в себя лишь перед высокими коваными воротами, преградившими ей путь. Она с ужасом поняла, что приехала к «его» дому. Как она ни гнала сумасшедшие мысли, как ни старалась не думать о нем, ее так и манило на ту чертову кухню, в плен полумрака, в плен ее желания.
Ведь это из-за него она чуть не превратилась сегодня в шлюху. Эта мысль с новой силой скрутила все внутри.
Она вытащила из бардачка пульт и, открыв ворота, уверенно проехала вперед, уже не думая ни о чем. Ни о Терезе, которая может еще не спать, ни о том, что Жано мог остаться ночевать в своей городской квартире. Она, как мотылек, летела к своему пламени, зная, что это – гибель, но поделать уже ничего не могла. Она чувствовала свободу. Свободу от условностей, норм приличия, морали… В первый раз она испытала ее в четырнадцать, когда жевала в лицо отцу жвачку, которой ее угостили шлюхи в «обезьяннике»: жевала смачно, с открытым ртом, похабно причмокивая. Она знала, что перешла все границы, но ей было так мучительно радостно осознавать себя свободной. Ей казалось, что стало легче дышать, словно внутри все очистилось.
Не давая себе шанса одуматься, она стремительно прошла через холл на кухню и застыла на пороге. Милен с вызовом смотрела на его темную фигуру, которая отчетливо вырисовывалась на фоне освещенного лунным светом окна. Он обернулся на слабый шорох ее шагов и замер, разглядев ее в полутьме. Взгляд его слегка поплыл, от чего выражение лица стало изумленно-встревоженным. Губы его слегка приоткрылись, словно в каком-то неозвученном призыве. Запах его замешательства мгновенно привлек ее демона, который все это время, как акула, кружил в пустынных мрачных водах ее сознания в поисках жертвы.
Она подошла к Жано и положила руки ему на плечи, разглядывая его обычно беспристрастное лицо, на котором сейчас читалось мучительное напряжение.
Он всегда был очень сдержанным и сосредоточенным. От него исходили мощь и стать, а от его плавных неторопливых движений веяло сознанием силы. Она знала – такие сдержанные люди способны на безумства, какие даже не снились развязным красавчикам. Словно вулкан, что спал много столетий, извергаясь, разрушал целые города. И ей до одури хотелось испытать разрушительную силу его нежности. Увидеть его безумным, сломить эту чопорность и надменность, выбить почву у него из-под ног. Вырвать, казалось, стальной позвоночник, увидеть, как он ей сдастся. Она провела большим пальцем по его слегка приоткрытым губам, привстала на цыпочки и медленно, ласкаясь, потерлась кончиком носа о его щеку, не смея прикоснуться к губам. Наслаждаясь его замешательством.
– Мила, – его горячее дыхание опалило ее щеку. Его пальцы до боли впились в ее плечи, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли, напротив, удерживая.
– Замолчи, – Милен снова взглянула ему в глаза. Она видела его разным. Чаще холодным и отрешенным, реже – заинтересованным и внимательным, но такой душевной наготы, как сейчас, не видела никогда. Он стоял перед ней весь из плоти и крови. Совершенно безоружный.
Вся та обида, ревность, что терзали ее весь сегодняшний вечер, испарились, уступая место желанию, сбивающему с ног. Милен уверенно расстегнула пуговицы пижамной куртки, видневшейся из-под бархатных отворотов темно-зеленого халата, и запустила туда руки, оглаживая его гладкую, почти безволосую грудь. Он вздрогнул, в слабой попытке освободится, но она не позволила:
– Ш-ш-ш, не смей сопротивляться мне, – шептала она, опаляя его кожу влажным дыханием, покрывая торопливыми легкими поцелуями. Ладони скользнули вниз, сжимая его через тонкий шелк штанов, заставляя его длинно и шумно выдохнуть. И тут же волна стыда и восторга залила краской ее лицо, накрывая с головой безудержной нежностью. Ее руки быстро и уверенно развязывали пояс его халата, пальчики скользнули под мягкую резинку пижамных штанов и заскользили по бедрам вниз, пока штаны не упали на его домашние туфли.
Она начала двигаться не спеша, обхватив ладонями его бедра. Он запустил пальцы в ее волосы, больно оттягивая их, пытаясь перехватить инициативу, мыча что-то невнятное сквозь сомкнутые губы. Умирая в охватившей его жажде.
Когда захлестнувшее их безумие отступило, Мила с трудом поднялась на ватные ноги. Желание, которое еще несколько минут назад наполняло ее без остатка, сейчас быстро сменялось чувством жгучего стыда. Оно туго пульсировало у нее в висках, деснах и языке. Жан молчал и даже не шевелился, повергая ее своим равнодушием на самое дно отчаяния. И эта густая, раскаленная тишина выжигала ей легкие. Она с силой оттолкнула его и выбежала за дверь.
Только выехав на оживленную дорогу, Мила немного пришла в себя. Его холодность словно разбудила в ней женскую гордость, которая, смешиваясь с чувством стыда, вызывала в ней едкую ревнивую злость. Ее лицо горело, а глаза жгли слезы, вынуждая ее остановиться.