Зеркала и лабиринты

Прикосновения к этим биологическим статуям вызывали лишь недоумение, поскольку складывалось впечатление, будто кто-то или что-то вытянуло саму жизнь из этих людей, оставив лишь оболочки. Однако, когда созерцание застывших людей подошло к концу, Митчелл не без меньшего удивления заметил куда более разительные проявления феномена. В небе, где висели серые облака, замер на одном месте клин перелётных птиц, что выглядело до боли несуразно. А рядом с местом расстрела находился кран с подачей холодной воды, под которым стояла бадья, улавливающая излишки жидкости. Мало того, что в самой бадье вода застыла в момент своего волнения, так ещё и одна из капель, из непрочно закрытого крана, застыла в воздухе, преодолев едва ли не полпути к поверхности жидкости.

Тогда Сайфер Митчелл понял, что из этих людей вокруг, как и из всех остальных предметов, вытянули вовсе не жизнь, их просто лишили времени.

Сперва лейтенант вернулся в дом, в котором содержались остальные приговорённые, он обнаружил, что и они разделили судьбу всего, что находилось в этом мире. Ещё какое-то время лейтенант бродил по улицам Онеги, везде натыкаясь на подтверждение всеобщности феномена.

В конце концов он остановился, присев на скамью у одного из домов.

«… -я дарую тебе возможность закончить то, что ты считаешь работой своей жизни!» – в памяти лейтенанта прозвучали эти слова, сказанные голосом, который принадлежал тому, в кого Митчелл упорно не верил всю свою жизнь.

«– Стало быть, это всё было взаправду!» – размышлял Сайфер.

Это всё могло означать лишь то, что у него, Сайфера Митчелла, автора работа «Парадис», появилась возможность исполнить то, о чём он просил, и во исполнение этого, некто, наделённый силой управлять временем, даровал ему, простому человеку перед лицом смерти, отсрочку.

В руках Сайфера вновь появилась книга, та самая, над которой он работал всё последнее время. Глядя на то место, где обрывалось повествование, лейтенант размышлял над своими действиями. Ему надлежало приниматься за работу, чтобы книга получила своё логическое завершение, как он и просил, однако это означало, что с постановкой последнего пунктуационного знака, закончится и предоставленная ему отсрочка, после чего время вновь обретёт свой бег и то, чему суждено было свершиться – произойдёт.

Эта идея вновь принялась пробовать на прочность характер лейтенанта.

– Что я могу сделать? – размышлял Сайфер вслух – Забрать книгу и бежать отсюда как можно дальше? Но какой в этом смысл, если тот, кто поверил мне – в действительности столь могуществен? Разве не сможет он настигнуть меня – куда бы я не направился? Да и что толку в моём бегстве, покуда я нахожусь в этом «безвременье», я не живу, но существую.

Тогда Митчеллу пришла на ум иная идея.

– А что если я буду продолжать свой сюжет как можно дольше? Если я буду писать книгу дальше, не позволяя повествованию прийти к своему логическому завершению?

Опять-таки, у этой идеи был целый ряд существенных недостатков. Прежде всего, книга в руках Митчелла имела определённое количество оставшихся незаполненными страниц, и это ужа определяло масштабы повествования. Кроме того, нарочито затягивая с завершением сюжета, иными словами – намеренно избегая этого, Сайфер фактически шёл на откровенный обман и это не сулило ничего хорошего. И даже если допустить, что тот, кто даровал ему «отсрочку», не обращал внимание на прогресс писателя, он всё равно оставался в «безвременье» и с жизнью, это существование не имело ничего общего.

Выходило так, что какую бы хитрость автор не придумал – она всё равно выходила ему боком, и оставалось лишь «играть честно»

Взяв с собой книгу, Митчелл направился туда, где находилось странное здание, в которой ему открылся путь в Вавилонскую библиотеку. Сайфер почему-то решил, что на «чудесное сооружение» могли и не распространяться законы времени, как не распространялись законы пространства. Однако, когда он прибыл на место, то обнаружил, что дверь в здание была не заперта, а внутри, вместо того, что он искал, находились составленные во внушительные стопки, старые книги, газеты, журналы и прочая печатная продукция. Вся та печать, что была в Онеги и могла представлять опасность как источник возгорания. Многочисленные издания были покрыты толстыми слоями пыли, а отсутствие окон делало невозможным оценить подлинное количество макулатуры.

Тогда Сайфер вышел из здания и перешёл улицу, оказавшись на пороге дома, где ранее он осматривал мужчину с перитонитом. Внутри никого не было, это показалось лейтенанту странным. На стене по-прежнему висело некачественное фото с девочкой-калекой.

Здесь, Сайфер присел за стол, и прочитав несколько страниц своей книги, предшествующие тому месту, где обрывалось повествование, автор принялся думать над сюжетом.

Он работал не торопясь, продумывая каждый диалог, работая с каждым персонажем, сводя одни события воедино, и разделяя другие – на самостоятельные линии.

Всякий раз, когда дело касалось его любимых персонажей, автор испытывал подлинное удовольствие от работы с ними. Он вновь ощущал этот «диалог» или если сказать точнее – «соучастие» в их жизни. Когда с кем-нибудь случались невзгоды, Сайфер играючи выводил эмоцию горя или демонстрировал, как несчастный клял «господа» за ниспосланные ему неудачи. Аналогичным образом некоторые из персонажей воздавали «хвалу небесам», если в их судьбах случалось что-то хорошее.

Останавливаясь, чтобы перевести дух и поразмыслить, Митчелл уже не в первый раз проводил параллели с тем, насколько это всё было похоже на религиозную концепцию, или на теорию «высшего разума», праведную руку – определяющую судьбы смертных. Могущественные злодеи или негодяи, чинившие беды, оказывались равны перед «господом», поскольку перо его могло за несколько минут «перечеркнуть» их судьбы.

Внезапно, в очередной раз предаваясь подобным размышлениям, Сайфер Митчелл пришёл в состояние возбуждения, он вскочил из-за стола и рассмеялся так громко, что в окружающем отсутствии каких-либо звуков, могло показаться что зачиналась гроза.

Он ходил из стороны в сторону, посмеиваясь над чем-то, запрокидывая голову к потолку и закладывая руки за затылок.

«– Ну конечно же! Как же я сразу не догадался!»

Как много времени ушло на завершение труда «Парадайс» – сказать невозможно потому, что завершение этой работы проходило в условиях отсутствия времени как такового. Но нам известно, что Сайфер Митчелл не только дописал книгу, но и частично переработал сюжет, вычеркнув какие-то его моменты и привнеся новые.

С книгой в руках, автор вернулся туда, где он в последний раз жил, в такт со временем и в пределах пространства. Книгу он осторожно вложил в руку помощника комиссара, поскольку тот был единственным, кто мог, при должном старании, читать по-английски. Перед тем, как сделать это, Митчелл поставил в книге, на самой последней странице, в конце самой последней строки – точку, тем самым обозначив завершение своей работы.

В следующий же момент, стая перелётных птиц в небе продолжила свой мерный полёт на юг, капля воды из крана, с характерным хлопком, коснулась поверхности жидкости в бадье. Раздался выстрел из пистолета.

Сайфер Митчелл упал лицом на землю, несколько обильных всплесков его крови, словно мазки акварели, легли на «полотно» белой стены.

Часть 7

Финал

– Я понятия не имею, откуда она взялась! – уже в который раз объяснял бывший помощник комиссара, а ныне – подследственный Андрей Воронин, сидя на стуле, который специально был сильно не по размеру, дабы привнести неудобства в его и без того незавидное положение.

– Вы настаиваете, что книга появилась у вас сама собой? – в который раз спрашивал дознаватель, сотрудник ЧК20 – У вас, единственного здесь, кто владеет языком врага, и кто неоднократно был замечен в проявлении некоторой «симпатии» к представителям «интервенции»? Вам самим это не кажется слишком подозрительным?

20

Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, орган безопасности, предшественник НКВД и КГБ, основан в 1917 году, примечание автора;