Страница 47 из 130
Вера смотрела на мужчин своими блеклыми глазами, без ресниц. Бровей, скорее всего, тоже не было, платок был повязан на голову плотно прилегая ко лбу. Она кусала иссохшиеся потресканные губы и со всей силы прижимала к своему худому, нескладному телу ворчащего сына. Тому вовсе не понятен был страх матери, бестолковое молчание дядьки Андрея и его друга. Да и вообще, у него там кошка на сеновале окотилась. И если в мышеловке выкараулить свежепойманную мышь, то можно отдать ее Мурке, а она за это разрешит погладить тепленьких слепых котят, пока будет есть угощение.
Лешка обнял мамку покрепче, успокаивая, потом снова завошкался, посмотрел умоляющим взглядом и жалобно запросился:
— Мам, ну ты чего? Ну отпусти, говорю...
— В баню мне дров наколотых принеси, сам не подкидывай. Я потом сама, а ты иди. — Она подтолкнула его в бок, к выходу, и проследила за ним взглядом , пока Лешка, сверкая пятками, не скрылся в проходе.
— Вер, привет. Мы на помощь пришли. Пустишь? — Андрей, неуверенно топтавшийся посреди комнаты, побитым щенком смотрел на взволнованную сестру. И с чего он решил, что вот так, нахрапом, прийти сюда сразу с Сашкой будет лучше?
— Проходите, чего уж...
— Здравствуй, Вера. — Сашка говорил тихо, осипшим от волнения голосом.
— Здравствуй, Саш. Проходи, не бойся, не прогоню.
— Дык это, если... Может я тоже, пойду? — вскинулся Андрюха.
– Иди, – устало махнула Вера, усаживаясь на табурет у кухонного стола. — Мы сами.
— А что делать - то?
— Приготовить надо загон, почистить. Соломки постелить. Сегодня за коровой приедут покупатели. С соседней деревни. Заберут...
— Все, понял. Сделаю. Ну, ты это, не волнуйся, Вер!
— Иди уже...
Андрюха мельком глянул на хмурого бледного друга, попятился к двери и, словно нашкодивший пацан, мигом скрылся за дверью.
Сашка, осмотревшись, решил присесть рядом, за кухонным столом. Прошёл к табурету, расположился так, чтобы видно было Веру. Задумался, засмотрелся. Молчал, боясь нарушить этот зыбкий призрачный мир. Неужели эта та самая девушка, которая так страстно к нему прижималась и шептала ласковые слова? Ничего от той пухлой розовощекой веселой девчонки не осталось. И сама она теперь, словно тень.
— Не узнаешь? Другая я стала, знаю. А ты все тот же. Красивый.
— Вер, прости меня.
— Не надо, Саш. Я сама все сделала, чтобы ты ничего не узнал. И пришла к тебе сама, ты же помнишь? Не знаю, зачем. От вида твоего кровь вскипела, да о последствиях я не подумала. Но не жалею, веришь?
— Не понимаю. Зачем скрывала? Я бы помогал.
— Я знаю. А мне не надо было. Я ж влюбилась в тебя по уши. Зачем мне твоя помощь нужна была? Мне ты нужен был, целиком. Но пережила, слава богу, люди злые, на место быстро мозги мне, дурочке, поставили. Так что, глядишь, дойдем до того, что это я у тебя прощения попрошу за сына.
— Перестань. Я все равно рад. Я хочу, чтобы он знал.
— А он знает. Все. Я сразу ему честно сказала. Чтобы козлом отца не считал, и в жизни не мучался от того, что его бросили. Знает, что есть у него отец. И хочет найти, когда вырастет. Так что, придет, да я вас познакомлю.
В груди зажгло, Сашка шумно выдонул, стараясь не смотреть на Веру. Не так он себе все представлял. Маялся, думал, как разговор завести. А Вера, она вон, оказывается, какая. Все решила, все сама... Наверное, только такая женщина могла воспитать такого сорванца, такого мальчишку — настоящего.
— Что с тобой, Вер? Ты больна?
— Рак. Одну грудь отняли, теперь вторую хотят. Через неделю нужно лечь на операцию. Обещают, что дальше не пойдёт. Не знаю. Молюсь. Сына жалко оставлять, не нанянчилась я еще, пожить хочу.
– Деньги нужны? Сколько? Я найду.
— Не надо, Саш. Собрали, всем поселком. Это на таблетки. А так я из-за того, что давно на учете стояла, мне очередь бесплатная подошла, так прооперируют.
— А корову зачем продаешь?
Вера, потерев костлявой рукой глаза, усмехнулась:
– А кому ее, Саш, Алешке? Меня два месяца не будет, в лучшем случае. Соседи на столько времени не станут за ней ходить, а потом и у меня сил не будет. В первый раз теть Клава помогла. А теперь и ее нет. А Андрей, он ещё не оклемался. Не привык. Да и работа у него. Что говорить, продам, чтобы не думать. Сам как, расскажи?
— Живу. Работаю. Всё как у всех.
— Женат? — Сашка молча кивнул головой, впервые словно стесняясь этого. Вера удивилась: — Я рада за тебя. Жену-то хоть любишь?
— Люблю. Очень.
– Хорошо. А дети?
— С ней нет у нас детей. Думал, я виноват.
— Ох, как. Не знала, прости. Ну, так даже легче. Я надеюсь, ты Лешика не бросишь?
— Ты сейчас о чем, Вер?
— Господи, мужики... Саш, я на операцию. У меня рак. Я не через неделю, так, может через год могу вдруг отправиться на тот свет. Так бывает, знаешь? Рак, он никого не щадит. Я надеюсь, что отпустит. Но это жизнь. А Лешку куда? Тетка померла, Андрею опеки, как своих ушей не видать. Вот я и говорю, отец-то хоть не бросит?
— Знаешь, Вер, — вскипел вдруг Сашка, — может тебе трудно просто попросить, но я сказал уже, повторю еще раз. Я с сыном хочу общаться. Как разрешишь. Раз такое дело, могу сразу себе забрать. Будет жить со мной!
Вера шваркнула со стола сахарницу, со звоном та покатилась под ноги, но Вере теперь это было безразлично. С безумным видом она вскочила
из-за стола и сама, не сдерживаясь, закричала на Сашку:
— Ты что думаешь, я от него отказалась? Ты идиот, Саш? Я молюсь каждый день! Молюсь, понимаешь? Чтобы хоть чуток дольше с ним побыть! А ты... В чем ты пытаешься меня обвинить, — рыдала Вера, — неужели я так похожа на кукушку? Неужели ты думаешь, что ему со мной плохо или я плохая мать?
Сашка тоже вскочил, сжал кулаки, злясь на самого себя, заметался, смотря на плачущую Веру, потом все же подошел и обнял. Вера притихла, притаилась. Стояла, боясь шелохнуться, спугнуть мужчину, с радостью вдыхая его аромат, и греясь, как кошка на солнце от простой ласки — Сашка легонько, успокаивающе, словно ребенка, гладил ее по спине.
Сколько лет она мечтала хоть краем глаза посмотреть на любимого, но тут же себя ругала. А тут, как подарок с небес, его, не чужие, руки обнимают Веру. Хорошо, что он женат. Легче думать о том, что он очень любит жену, чем понимать свою убогость. За два года она превратилась в старуху. Страшную, сухую, потеряла все волосы после химии, да и радости, кроме сына, в душе у нее не осталось. И Сашке бы не отдала никогда Лешика. Но если вдруг она умрет? Лучше с родным отцом, чем в детдоме.
— Прости, нервы. Это все болезнь. Съела меня уже, каждую ночь думаю, лежу, гляжу в потолок. За что мне все это? Я ведь молодая, Саш. Мне всего двадцать пять. Я сына хочу вырастить, на свадьбе у него погулять...
— Погуляем , Вер. Если вдруг будет хуже, найду любые деньги. Обещаю. Но сына ты женишь, еще и внуков понянчишь. Ты только духом не падай, держись.
Сашка, чуть крепче обнял хрупкое тело девушки, поцеловал в макушку, и усадил Веру обратно на стул. Ей явно было нехорошо. Заметался по дому, набрал в стакан холодной воды, подал ей. Вера трясущимися руками приняла, выпила маленькими глотками, кивнула каким-то своим мыслям, и с пустым, безжизненным взглядом направилась в комнату.
— Саш, я полежу немного. Голова кругом. Ты иди, помоги там Лешке с баней. А то он все равно полезет дрова в топку сам подкидывать. Боюсь, обожжется. Мал еще совсем. Я сейчас полежу, встану. Чаю попьем. Подумаем, как правильно. Тебе его сейчас забрать придется к себе. Сможешь?
— Смогу. Отдыхай. Мы сами к чаю накроем. Вер?..
— Что?
— А если он меня сейчас спросит? Сам?
— Ну вот и познакомитесь, Саш. Он рад будет.
Вера легонько махнула рукой, отпуская и, шаркая ногами, скрылась в маленькой спаленке. Сашка стоял, как вкопанный, посреди избы, пытаясь осознать все, прийти в себя. Затем схватил веник, неумело подмел рассыпанный сахар, собрал в совок, покрутился с ним в поисках ведра. Высыпал мусор, поставил на огонь греться чайник, посмотрел, не сделать ли еще каких дел. Потом, взглянув на огонь, вспомнил, что Лешка полезет в печку, встрепенулся и выскочил на улицу.