Страница 27 из 130
Щемящая душу тоска и одновременно с ней какая-то безликая опустошенность — беспричинно, казалось, поселились где-то внутри. Не дышалось, не думалось ни о чем. Автобус постепенно набирал скорость, петлял по улочкам, убаюкивал равномерным покачиванием.
Два часа езды до родного города. Сколько чувств вдруг растревожила эта поездка, воскрешая воспоминания, слившиеся, как и пейзаж за окном, в сплошную линию из беспорядочно разбросанных кадров какого-то нелепого кино.
Вот стела на выезде из города. Рабочие старательно красят ее синей краской, так напоминающей Яне ненавистные больничные стены. Две сваренные вместе металлические трубы, а посередине — ажурная ковка, на ней — неровно вырезанные буквы названия этого небольшого городка. Яна прекрасно помнила свои ощущения, когда впервые они приехали сюда с Сашкой. И как она смотрела на эту диковинную архитектурную пошлость — с безразличием. Стояла глубокая осенняя ночь. Город встречал ее тусклыми огнями, пугая своей провинциальной отрешенностью...
Сашка каждый раз, как только возвращается с рабочей вахты, фотографирует на телефон эти корявые буковки на стелле и присылает в сообщении : "Вот, я уже еду, близко..."
Ритуал, от которого в первые месяцы сбивалось дыхание — её милый Сашка, скоро приедет, обнимет — теперь стал обыденным и каким-то нелепым, что ли. Семь лет... Кажется, что они для друг друга стали больше родными, но не до конца близкими...
— Покажите, пожалуйста, еще раз ваши документы. Я, кажется, перепутала номера мест в ведомости…
— Что? — Яна недоуменно всматривалась в тусклом освещении автобуса в лицо худощавой женщины - кондуктора. Помотала головой, стараясь стряхнуть сонное состояние. — Простите, я вас не поняла.
Рыжеволосая, порядком уставшая от бесконечной езды, кондуктор терпеливо повторила:
— Я отмечаю кто из пассажиров на каком месте сидит. В ведомости. Паспорт. Нужен ваш паспорт.
Яна смотрела на ее потрескавшиеся иссохшие губы, с трудом улавливая смысл. Потянулась к сумочке, достала документ, протянула его женщине и уже через минуту снова бездумно сунула его обратно и отвернулась к окну, погружаясь в свои мысли.
Это все дорога. Это она навевает разъедающее душу настроение и апатию. Ведь Яна — она не такая. Она — борец, она всегда справлялась. Со всем. С этими бесконечным потоком вывалившихся на нее бытовых проблем, с этой безысходной тоской от творческого голода, с этой невыносимой болью, когда... Когда в очередной раз приходили месячные. И даже когда этот врач, на которого она смотрела сквозь пелену слез, говорил, что нужно ехать в операционную…
Господи, отпустит ли её когда-нибудь это всё?
Яна вздохнула и вновь встряхнула головой, пытаясь сбросить дурные мысли.
Но городские огни остались позади, и сумерки, решив пробраться внутрь салона, насмешливо заглядывая в окна, подбрасывали новые воспоминания.
"Ты знаешь, Янина?! Ты пожалеешь! Не сразу, нет, но каждый день ты станешь жалеть о своем выборе. От осинки не родятся апельсинки..."
Жалеет? Нет. Но не родятся... Ни осинки, ни апельсинки…
За окном уже мелькают загородные коттеджи. Ивановка...
"Держись, Янка" — сжимает за плечи Наташка свою подругу - рыдающую, растерянную. Родители не простили дочери ее увлечения, не приняли. Поставили перед выбором…
— Ты справишься, Вы вместе справитесь! Они не дадут тебе жизни, сломают, как куклу! Не реви, беги, спасайся, пока есть шанс."
Справилась...
"У Вас есть опыт работы? Нет? Ну и что, что Вы окончили гимназию? — заведующая детским садом, старая карга, так и пышет своим превосходством, с усмешкой смотря на напуганную Янку. — С детьми работать, милочка, это Вам не брынькать вечерком на лавочке на гитаре. Я возьму Вас на испытательный срок. Четыре часа занятий в неделю Вас устроит? На полставки. Больше не можем оплачивать..."
Может быть, все же стоило поискать другую работу? Но что она смогла бы найти в этом маленьком провинциальном городке, где им с Сашкой пришлось поселиться? Хорошо, что со временем она занялась хотя бы репетиторством…
" Давайте вам помогу, Янина! Что же вы с такими пакетами! Ведь негоже вам, такой утонченной, такой удивительной, таскать тяжести! Нимфа! Богиня! Бедная девочка ! Каким ветром тебя занесло в такую глушь! — бормочет Филипп Егорович, сосед, богом позабытый профессор столичной академии, с еще сохранившейся силой в усохших руках, каждый раз при встрече непременно выхватит пакеты из рук Яны и дотащит их до четвертого этажа..."
Понимает ли Сашка, сколько ей пришлось пережить, сколько раз пришлось в очередной раз себя сломать, чтобы просто выживать в таком огромном для нее и чуждом мире? Сколько раз она вновь и вновь плакала от одиночества, хотя думала, что будучи замужем она забудет об этом слове...
— Саш, я тебе серьезно говорю, я справлюсь. Я обещаю, я не буду реветь после. Хочешь, поехали со мной? Даже в джинсах! — Яна в тысячный раз повторяет свою просьбу но, кажется, все напрасно. Ей снова придётся ехать на встречу с родными одной.
— Ну нет, я дома... — Сашка опускает взгляд и выходит из комнаты.
Яна бережно снимает с вешалки черное вечернее платье, идеально отутюженное, длинной до колен. Если сверху одеть легкий плащ, то можно доехать, не помяв. Она проводит рукой по атласу, наслаждаясь легкой прохладой. Волнуясь, вздыхает. Но нужно взять себя в руки.
Прическу не хочется. Лучше сделать тугой пучок на затылке. Проще, строже, чтобы чувствовать себя более уверенной.
Макияж. Наверное, немного разучилась делать такой, сценический. Там будут репортеры, и в кадр она непременно попадет. Мать не простит ей беспечного образа.