Страница 2 из 20
– Как люди, с удовольствием отмечающие один из самых знаменательных праздников в истории своего любимого города, – с добродушной ухмылкой пришел ему на помощь собеседник. – Брось, старина! – хлопнул он по плечу приятеля. – Люди веселятся как умеют. Чего ты от них ждешь, торжественной, пафосной церемонии? Я бы, точно, от такого свихнулся.
– Сольвинус! – возмутился его спутник. Но уже через секунду возмущение на его лице сменилось добродушной ухмылкой. Укоризненно покачав головой, он возвел очи горе. – Тебе уже вот-вот пойдет третья сотня, а ты все еще ведешь себя, как один из тех мальчишек, – кивком головы старик указал на группу юношей, которые, гримасничая и жестикулируя, увивались за хихикающими молодыми горожанками.
– Не вижу в этом ничего предосудительного, Паблус, – снова усмехнулся мужчина, названный Сольвинусом. – Напротив, я считаю это комплиментом. В нашем возрасте особо стоит ценить бегущую, как вода сквозь пальцы, молодость.
– Остальные бы с тобой не согласились, – заметил Паблус. Они нередко называют твое поведение недостойным архонта.
– Это кто же? – с ехидной усмешкой осведомился Сольвинус.
– Ну-у… – замялся его собеседник.
– Дай-ка я сам догадаюсь. Все, кроме тебя, но, как правило, за моей спиной. Ничего, – Сольвинус опять похлопал приятеля по спине. – Это я как-нибудь переживу. Мариус все еще не пришел в себя? – спросил он внезапно, уже с более серьезным выражением лица. – Почти год прошел…
– Это был серьезный удар, – медленно проговорил Паблус. – Таранис, кажется, был ему ближе остальных и такое предательство…
– Да уж! – Сольвинус нахмурился. – Вот кто, действительно, позорит звание архонта. Ну да ладно, – он снова решил сменить тему, на сей раз явно неприятную для них обоих. – Что там с твоими новыми разработками для лекарей? Говорят – молодежь довольно активно их осваивает.
Праздник, меж тем, продолжался. Люди ели, пили и веселились. Не переставая звучал громкий смех. Музыканты, барды и менестрели всех мастей вразнобой исполняли любовные и героические баллады, по большей части, собственного сочинения. Вокруг них спонтанно образовывались импровизированные танцевальные площадки, где горожане, независимо от статуса и возраста, самозабвенно плясали, зачастую не попадая в такт мелодии.
В воздухе раздались хлопки и раскаты грома. Подняв глаза вверх, Сольвинус и Паблус увидели взрывающиеся фейерверки.
– Кстати, о молодежи, – процедил сквозь зубы Паблус, заметив снующие в толпе фигуры в простых коричневых мантиях. – Разве этим бездельникам не полагается быть сейчас в Ассамблее?
– Даже не вздумай набрасываться на ребят со своими любимыми нравоучениями! – с напускной суровостью проговорил Сольвинус. – Пусть развлекаются. Дни, подобные этому, выпадают им нечасто…
Его спутник лишь покачал головой. Проходивший мимо молодой франт в вычурном дорогом плаще мельком взглянул на двух стариков, затем пригляделся повнимательней и так и замер на месте, разинув от удивления рот. Приложив палец к губам, Сольвинус улыбнулся и кивком головы предложил парню продолжить свой путь. Коротко поклонившись, тот двинулся дальше.
– Кажется спалились, – прошептал Сольвинус, наклонившись к другу с комично заговорщицким выражением на лице, а затем быстро накинул капюшон, умудрившись натянуть его чуть ли не на нос. Снова покачав головой, Паблус накинул собственный капюшон, пряча мимолетную улыбку. Фейерверки, меж тем, гремели все громче. Красные вспышки на небе то и дело сменялись синими и желтыми. Народ на площади ликовал, на время забыв даже о менестрелях.
– А ведь талант у них есть, – нехотя проговорил Паблус, мельком взглянув на один из особо красочных фейерверков. – Будем надеяться, что этих парней хватит не только на то, чтобы пускать искры в воздух.
– А там не только парни, – весело сказал Сольвинус, время от времени присоединяясь к аплодирующим горожанам. – Просто их сложно различить из-за мантий. Вон там, например… – веселое выражение резко сошло с его лица, как стертая с холста краска. Нахмурившись, он посмотрел на небо.
– Сольвинус? – немного напрягся Паблус. Проследив за взглядом друга, он побледнел. – Сольвинус, что происходит? – спросил он, едва ли не робко.
Полуденное небо посерело. На нем уже не было солнца и облаков. День не сменился ночью или сумерками. У них, как и у утра и дня, есть свои краски, оттенки, указывающие на наличие жизни. Серая масса не несла в себе ничего. Она лишь приближалась к земной поверхности, словно падающее небо, решившее слиться с землей.
– Не может быть! – на сей раз в шепоте Сольвинуса звучала неприкрытая ярость. – Как они посмели?! – Резко сорвавшись с места, он бросился вперед сквозь толпу, не обращая внимания на едва поспевающего за ним Паблуса.
Веселье на площади резко сменилось паникой. Даже самые несообразительные из горожан уже догадались, что происходящее – это не часть устроенного молодыми магами представления. Люди повсюду кричали и беспорядочно метались, нещадно расталкивая друг друга. В бесновавшейся толпе то и дело выкрикивались имена.
Началась давка. Ошеломленные не меньше горожан, стражники бросались то в одну, то в другую сторону, не зная, куда себя деть и как поступить, чтобы попытаться пресечь внезапно возникший беспорядок. Расталкивая людей локтями, Сольвинус пробился к одному из них и, схватив за руку, сдернул со своей головы капюшон.
– Архонт… – пробормотал пораженный солдат.
– Быстро найди капитана! – отрывисто бросил Сольвинус, – пусть подтянет подкрепление. Оцепить площадь. Людей успокоить. Пресечь беспорядки и панику. Немедленно!
Поклонившись, стражник бросился прочь. Едва разбирая дорогу, Сольвинус на всех порах несся вперед – к видневшемуся впереди высокому, вычурному зданию, возвышавшемуся над всем городом. За ним, пыхтя и отдуваясь, бежал Паблус.
Внезапно, почувствовав сильную боль в груди, Сольвинус замер на месте и начал заваливаться набок, не в силах сделать больше ни шага. Боль была странной, неестественной, словно его только что отрезало от чего-то, или что-то отделилось от него. Машинально попытавшись коснуться Эфира, он почувствовал лишь пустоту. В то же время, в нем самом росла какая-то энергия, словно растекаясь по телу вместе с кровью и становясь частью его самого. Услышав крик позади себя, он с трудом обернулся. К нему медленно, ползком, подбирался Паблус.
– Сольвинус, – прохрипел он с болью в голосе, – я не чувствую Эфир.
Сольвинус не ответил. Темнеющим взглядом посмотрев на небо, он увидел, как город накрывает что-то наподобие серебристого купола. Перед тем, как сознание покинуло его, к нему пришла странная мысль – мир уже никогда не будет прежним.
Глава 1
Ночь, накрывшая мир тёмным покрывалом, вот уже несколько часов безраздельно царствовала над миром. Звёзды и луна были закрыты грозовыми облаками. Непрекращающийся ливень выбивал барабанную дробь по вымощенной камнем дороге, почти заглушая стук копыт и колёс.
Яркая вспышка молнии на миг осветила отряд вооруженных длинными копьями всадников, одетых в толстые панцири поверх синих туник, сопровождающих изукрашенную карету, на дверце которой был изображен чёрный дракон, покорно возлежащий под венцом-короной. Клеймо с точно таким же гербом было выжжено на плече у кучера в промокшей насквозь, чёрной тунике, изо всех сил вожжами и хлыстом подгонявшего взмыленных, исходящих пеной изо рта, лошадей. И словно пес на привязи, вслед за каретой плыл густой серый туман.
Марий подгонял коня и ежеминутно оборачиваясь и щюря усталые глаза, вглядывался в туман за дождевой пеленой. Гнедой жеребец со стальным наглавником[2] скакал из последних сил.
За пять лет службы Марию приходилось сражаться под знаменем Дракона во многих частях света. Родом из благородной семьи, он когда-то избрал для себя военную службу и со временем сумел получить звание центуриона Имперской Стражи – должность, равную по значимости легатской. Почувствовав на собственной шкуре всё – от венедских и соланских клинков, до изритских стрел и зубов тварей, он не боялся никого и ничего – до этого дня.
1
См. "Приложение".
2
Часть лошадиной брони. Надевается для защиты глаз и морды животного.