Страница 10 из 11
Под конец дневной смены, ощущала трясущиеся ноги и руки от усталости, голова периодически отключалась. Села на посту лор отделения вместе с Ольгой и Аней – медсестрой этого отделения, поняла, что даже не дойду до дома.
– Он все соки из тебя выжал, садист пандоглазый, – сказала устало Оля.
– Почему пандоглазый, – буровя от усталости спросила я.
– Потому что с синяками под глазами, как у панды, – засмеялась Аня. Стала судорожно вспоминать лицо Мстислава Юрьевича, понимая, что действительно шишка с лба, поставленная накануне, перекинулась на глаза. Я даже не заметила этого. Опустила голову на руки, лежащие на столу. Так бы и заснула, если бы Оля не толкнула меня в бок со словами:
– Возьми, до конца смены три минуты, выпьешь, полегчает.
Подняла голову, в руках оказалась рюмка с водкой. Хотела сказать, что не пью такие крепкие напитки, но Оля сама влила в меня эту гадость, от которой я закашлялась. После этого голова отключилась окончательно. Не помня себя, зачем-то отправлюсь в отделение хирургии, по-моему, нужно было что-то принести из процедурного кабинета. Иду в потьмах, свет тут отключили несколько часов назад, чтоб побелить все потолки. Основываясь только на свои шесть чувств, при том, что шестое работало за все остальные, иду петляя по коридору. Ужастик напоминает какой-то. Ночь. Темно, Вокруг ободранные стены отделения. И я пьяная и усталая прусь за каким-то чертом. Схватив бинты в процедурном кабинете, выскакиваю с криком победителя в коридор и вижу огромную тень около поста медсестры. Сердце ухнуло в пятки. Зачем-то заорала, как сумасшедшая, наверное, от испуга. Дальше слышу шум, громкое падение, матюки. Осторожно по стеночке крадусь в сторону ругательств. Трясущимися руками набираю пароль на телефоне. Не верно. Не верно. Да чтоб тебя! На какой черт спрашивается я ставила его? Вот так нападет на меня маньяк, хрен введешь проклятый пароль. Наконец, получается разблокировать телефон, включаю фонарик и вижу мужика, сидящего в белой луже, с ведром на голове и орущего матом на все полуразрушенное отделение. Пятой точкой сразу почувствовала, что это Мстислав Юрьевич, хоть до последнего надеялась, что это все-таки какой-нибудь маляр. Он-то меня должен понять в такой ситуации.
– Никогда бы не подумала, что светило хирургии может знать столько матерных слов, – заикаясь проговорила я.
– Костоломова, – как диагноз какой-то хвори выдохнул мою фамилию куратор, – Почему я не удивлен?
Он взмахивает бессильно руками, все также сидя в луже побелки и с ведром на голове. Я нервно хихикаю. Пятая точка оказалась, к моему сожалению, права. Подхожу ближе к заведующему отделению и поскальзываюсь на луже побелки, растягиваясь около него. Впервые в жизни села на шпагат. Теперь бы встать только, не разорвав к чертям собачьим свои мышцы.
– Костоломова, помоги мне снять ведро с головы, – просит Мстислав Юрьевич. А мне стыдно признаваться, что сама села в лужу, да еще и в таком положении, поэтому спрашиваю высокомерно:
– А вы сами что не справитесь?
– Евгения, пожалуйста, помогите мне с ведром, – снова просит Мстислав Юрьевич. А я оглядываюсь в поисках своего мобильника. Упал из рук куда-то при падении, наверняка, теперь разбился.
– Я не могу, – признаюсь виновато я.
– Костоломова, это по вашей вине я сижу сейчас с ведром побелки на голове, неужели вам трудно мне помочь? – сердится куратор.
– Да, трудно, – отвечаю я, пытаясь встать, никак не получается, ноги скользят в разные стороны и мышцы жутко болят. Главное, чтоб никто нас в таком виде не заметил, это же будет скандаль.
– Я прибью тебя, дай только сниму это чертово ведро! Ты понимаешь, что оно застряло у меня на голове! – орет, как сумасшедший Мстислав Юрьевич.
– Понимаю, – говорю страдальческим тоном я, – Но ничем не могу помочь.
– Ну, погоди, Костоломова! Я тебя в ночную смену оставлю за такие шутки! – продолжает орать Мстислав Юрьевич.
В этот момент загорается свет и около выключателя стоит Оля. Она ко рту приложила ладошку, переводит шокированный взгляд с меня на Мстислава Юрьевича, а потом заливается смехом. Я краснею, как помидор. Мстислав Юрьевич продолжает материться, таких слов в русском языке даже я не слышала. Невольно прикрываю уши испачканными в побелке руками. Как только у Оли заканчивается приступ смеха, она подходит осторожно ко мне, подхватывает подмышки и поднимает из лужи. Мои полусухожильные мышцы и большие ягодничные не скоро это забудут. Оказавшись на ногах, понимаю, что согнуться теперь не скоро смогу, буду ходить месяц как робот. Оля продолжает смеяться над моими движениями в сторону Мстислава Юрьевича. Оказавшись около него, пытаюсь снять с его головы ведро, только тот застрял в нем намертво.
– Придется резать, – констатировала я.
– Что вы там резать своими кривыми ручками собрались? – продолжает нервно орать Мстислав Юрьевич, от этого Оля заливается очередным приступом смеха.
– Ну а кто вам виноват, что вы такую тыкву себе отрастили?! – злюсь я.
– Евгения, вы только что назвали голову светила хирургии этого города ТЫКВОЙ? – говорил спокойно, словно отчитывал меня Мстислав Юрьевич, а на последнем слове сорвался.
– Ну не я же в ведро головой, как страус спряталась от опасности, – говорила я, нервничая все больше.
– Давай Мстислава Юрьевича в приемный покой отведем, – предложила успокоившаяся Оля.
– Ага, конечно, – нервно хихикнул светило, – Там хирург один дежурит, и вы не поверите, ЭТО Я!
В этот раз даже я засмеялась, ощущая сильную боль в мышцах ног после первого в жизни шпагата. Вот так картина, приводим мы его с ведром на голове в приемный покой и сидит он всю свою жизнь, ожидая себя же. А как только раскроется, что больничный хирург попал в такую щекотливую ситуацию смеха то будет. Мне даже кажется Вероника Андреевна поспешит посмотреть на такое чудо, даже в нерабочее время. Успокоив приступ смеха, подхожу в очередной раз к Мстиславу Юрьевичу и тяну со всей силы на себя ведро с его головы, тот взмолился:
– Оленька, скажи мне, пожалуйста, что это ты сейчас пытаешься снять ведро с моей головы.
– Нет, Мстислав Юрьевич, – отвечает Оля.
– Костоломова, помоги мне подняться, не отрывай только голову, – говорит также срываясь на рыдания Мстислав Юрьевич.
Я хватаю его за руки, пытаюсь поднять. Не знаю, что он вылил из этого ведра, только определенно там был примешан еще и какой-то клей, потому что, как только Мстислав Юрьевич поддался вверх, нас сразу же отпружинило назад. В итоге, Мстислав Юрьевич лежит в белой лужице, а я на нем сверху. Оля говорит грозным голосом:
– Если вы не прекратите заниматься самокалечиванием, то скоро окажетесь в нашем отделении в роли пациентов. Для закрепления результата, я вас положу на рядом расположенные койки.
После такого заявления Мстислав Юрьевич перестал дергаться подо мной и поднял руки в знак капитуляции.
15
После того, как с головы светила хирургии все-таки, сняли железное ведро. Пришлось вызывать МЧС, которые воспользовались тем, что Мстислав Юрьевич не видит ничего из-за "небольшого" препятствия, и сняли на видео такое зрелище. Выложенное в ютуб я лично просматривала раз двадцать. Ведро разрезали ножницами по металлу под крики моего куратора отборным русским матом. В этот момент я просветилась еще на некоторую добрую сотню новых слов в своем скудном матерном лексиконе. В итоге обещание Оля сдержала, мы лежим на соседних койках в лор отделении в отдельной палате. Я с перебинтованными ногами, а Мстислав Юрьевич с головой. Час мы выдержали молчаливо, мне даже показалось, что светило хирургии на что-то дуется, показывая так свое недовольство. Ошиблась. Он просто собирался с мыслями после бурного потока матершины.
– Евгения, вы хоть представляете, какой будет утром скандал. Едва произошедшее дойдет до ушей главврача, мне достанется по первое число, – говорил спокойно холодным тоном Мстислав Юрьевич, когда я уже собиралась поспать спокойно.