Басурмане

– Да любил он ее, ей-богу, любил! – вздохнул Тимофеич, который явно был за романтику, – Зря чтоль так убивается. И вернулся к ней, понятное дело!

– Знаете, что-то здесь не сходится, – вмешался Антон, который долго молчал, погрузившись в раздумья. – Все источники говорят о том, что Разин был человеком довольно уравновешенным. Жестокостью и кровожадностью он не отличался, как говорится, лишней головы не снесет. При этом он обладал таким авторитетом, что подчинялись ему беспрекословно. Одного его слова было достаточно! Дисциплина в войске была железная. Но, что самое интересное, он пресекал аморальное поведение. Не разрешал казакам браниться! По крайней мере, без веской на то причины. Вы можете такое представить? Я вот с трудом. Но самое главное то, что он уважительно относился к женщине, и другим не позволял грубого обращения. Запрещал своим бойцам портить девок. Грабеж, разбой в захваченном городе – пожалуйста. А вот девушек не тронь. Не приветствовал супружескую неверность. Наказывал, если узнавал, что кто-то из его окружения ведет себя недостойно и женщину обижает. Это очень необычно для разбойника, вам не кажется? – Антон не ждал ответа, ему не терпелось высказать свою версию.

– И вот теперь давайте представим, что человек, который может высечь казака за то, что тот возжелал жену ближнего, со своей женщиной обращается самым негуманным образом. Я сомневаюсь, что такое возможно. Это же противоречит его убеждениям!

– Ты, Антоха, я смотрю, основательно подготовился. Изучил матчасть. Об этом, действительно, много есть свидетельств, не ты первый обращаешь внимание на такое противоречие. С Макарычем, помню, тоже мы об этом говорили. И в книге его именно так Степан показан: человеком мудрым, гуманным, с высокими моральными качествами. По крайней мере, в начале его приключений он был таким. Позже, когда его похождения приняли другой масштаб, когда это стало уже военным походом, многое изменилось. Вышло из-под контроля. Но тут уж, как говорится, на войне как на войне. Там не место для гуманности, и времени нет разбираться, поэтому рубили направо и налево. Опять же, всё зависит от того, с чьей стороны смотреть. Для врагов он был, понятное дело, жестоким и кровожадным убийцей. А для своих – мудрым и бесстрашным вождем. А где здесь правда? Как оно вообще было на самом деле? Никто точно не знает.

– Как любит говорить мой Антоша, доподлинно неизвестно, – грустно заключила Даша.

– 17 век, Даш. Люди неграмотные были, писать не умели, – он начал кипятиться. – Основные события зафиксированы, да. Опять же, официальная их версия! Государственная! Про частную жизнь тогда не очень было принято разглагольствовать. Подождите, а Макарыч – это Шукшин, значит? – опомнился Антон вдруг.

– Он самый, – кивнул дед. – Встречались мы с ним. Расскажу вам попозже, коли интересно будет.

В прогулках и разговорах день пролетел быстро. Завтрак был поздний, а поужинать надо было рано, чтобы выспаться перед дорогой: завтра утром снова в путь. Только сели за стол, тут же припомнили Тимофеичу его обещание:

– Вы нам теперь про себя расскажите!

– Ну а что, можно и про себя немного, ежели вам так интересно. Родом я отсюда, из этой вот деревни. Родители мои здесь жили, и их родители тоже. Деревня раньше больше была, после войны кто-то не вернулся, кто-то позже в город уехал, так часть домов и запустовала. А вот в последние лет двадцать и совсем жителей поубавилось: молодежь уезжает, делать-то тут нечего. И я тоже уезжал. Учился в городе, так там и остался. А получилось это вот как: все эти легенды про Степана очень меня занимали. Хотелось знать больше, как оно было на самом деле, с чего началось, чем закончилось. Вот и пошел я на исторический. И сразу для себя решил, что буду изучать всё про Разина, – Тимофеич сначала скромничал, но потом разошелся. Да и слушатели ему попались внимательные и любознательные.

– Летом пропадал здесь, на раскопках. А весь учебный год – в библиотеках да в музейных архивах. Я же, ребята, даже книгу написал. Попозже покажу вам ее. Так вот, после университета остался я при кафедре. А попутно работал в краеведческом музее. Ну и семью завел, конечно. С нею, правда, не очень сложилось. Бывает и такое, – дед вздохнул, и продолжил свой рассказ, -

И вот, что характерно, всё время меня сюда тянуло. На родной берег. Родители, когда постарели, хворать начали, я и перебрался обратно в деревню, в помощь им. И не вернулся уже. Мы с батей еще раньше дом затеяли строить большой. Отстроили, значит, всё как надо. И стали пускать на постой то археологов, то еще каких гостей. Так и пошло. Потом я еще что-то достраивал сам, чтоб посолиднее да посовременнее было. Вот этим и живу теперь.

– А семья Ваша как же?

– А никак. С женой у нас не ладилось еще пока в Саратове жили. Потом, когда уезжать собрался, она со мной в деревню ехать не захотела. Да я и рад, честно говоря. Сын ко мне иногда приезжает. Ну как, приезжает. Раза три за всё время, что я здесь живу. Созваниваемся иногда. У него своя жизнь, ему это всё неинтересно.

– Про книгу еще расскажите.

– Эх, засмущали меня совсем. Непривычно мне про себя рассказывать. Но раз такое дело – будет вам. Погодите минутку.

Тимофеич ушел, пошуршал в шкафу и вернулся, да не с одной, а с двумя книгами. Положил на стол одну, а вторую себе на колени.

– Рассказываю по порядку. Вот это моя книга. «Мифы и легенды Нижнего Поволжья». Здесь про Разина большая глава: и легенды, и достоверные факты, которые рассказывают о нижневолжском этапе его биографии. То есть, с того времени как он пришел в Астрахань с Каспия, и до того, как покинул Самару и двинулся к Симбирску. Написал я ее быстро, за год управился. И это в свободное от работы время. А вот материал для нее собирал много лет. Можно сказать, с детства. Тираж был небольшой, кроме узкого круга специалистов никто, наверное, про книжечку мою не знает. Но несмотря на это… – Тимофеич погладил обложку, задумался. – Благодаря ей я познакомился с одним замечательным человеком.

Ребята не торопили Тимофеича, хотя очень хотели продолжения. С каждой его историей становилось понятно, что самое интересное еще впереди. Что на этот раз он им откроет?

– А вот и вторая книга. Подарил мне ее Василий Макарыч, и собственноручно подписал: Николаю Егорову с глубокой благодарностью. Крепко жму руку. Василий Шукшин.

– Ничего себе, – охнул Антон. Как же Вы с ним встретились?

– А вот так. Василий Макарыч собирался кино снимать про Разина. Очень он им интересовался, всерьез. Собирал информацию в течение долгого времени, потом, когда многое уже было готово для фильма, проехался по его местам. Чтоб живьем всё увидеть, вдохновиться. И еще дособрать нужный материал. В Астрахани он много был, в Саратов потом приехал. Я был на тот момент молодым ученым-краеведом, и книга моя только-только вышла. Вот не помню, как Макарыч про нее узнал, через музей вроде как-то. В результате отрекомендовали меня ему в лучшем виде, встретились мы с ним, пообщались, а потом и сюда поехали вместе. Хорошо мы тогда посидели, поговорили. И о Степане, и так, за жизнь. Я-то молод был, Макарыч бате моему ровесник. Они отлично общий язык нашли, – дед выглядел счастливым и даже помолодевшим, он словно вернулся на 40 лет назад.

– А вот дальше вышло всё не по плану. Фильм снимать Шукшину не дали: зажали бюджет. А сценарий-то был уже готов. И он тогда его переписал, и сделал книгу. Ее все знают: «Я пришел дать вам волю». И когда она вышла, он мне прислал такой подарок, с автографом. Звал я его на рыбалку к нам, и он хотел, обещал приехать. Только вскоре его не стало.

– Вот это история… – вздохнула Даша.

– Мировой мужик был Макарыч. А какой актер! А рассказы какие писал! Повезло мне, ох повезло, что довелось с ним встретиться. Книга эта для меня самая большая ценность теперь.

На плите закипал чайник, а Тимофеич словно не слышал этого. Задумался, погрузился в воспоминания. Ребята не стали его тревожить, торопить. Даша сама разлила чай.