Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 141

В части Гдляна поместили в солдатской казарме, накормили сытным обедом. Вскоре туда же доставили Проселкова с Камчатовым, даже не подумав разделить их поодиночке.

Депутата Уражцева – и до Медвежьих озер не удосужились довезти. Отправили в знаменитую тюрьму с поэтическим названием «Матросская тишина», но там от него… отказались. Пришлось везти Уражцева в штаб ВДВ, где его допрашивали, а точнее дискутировали два с половиной часа, накормили обедом в офицерской столовой. После чего… отпустили восвояси.

Ну, натуральные звери! Вот уж хунта – так хунта! А Уражцев еще и наглеет на глазах. «Дайте, – говорит, – автотранспорт, иначе останусь в заключении. На машине привезли, значит, на машине и везите обратно».

Это я – без всяких шуток. Вот, пожалуйста, дословный рассказ политзаключенного Уражцева.

«На требование предоставить транспорт… стали извиняться, что не могут дать “Волгу”… Машину я получил вместе с шофером в десантной форме, поэтому решил воспользоваться случаем и посмотреть обстановку в городе. Ехали мы специально с нарушением всех правил дорожного движения, за что у милиции, вероятно, пользовались уважением. Нам даже честь отдавали».

Еще безжалостней обошлись с депутатом Якуниным – известным попом-расстригой. Утром 19 августа он увидел на лестничной клетке трех человек, по выражению Якунина, «чекистского вида» (наверное, с рогами и копытами). Тут же позвонил в ближайшее отделение милиции. Меня, мол, арестовывать пришли.

Что бы вы думали? Минут через семь действительно приехал наряд и довел Якунина до метро. А застенчивых чекистов это, видимо, так напугало, что они тут же бросились врассыпную и бежали, не останавливаясь, аж до самой Лубянки…

Полагаю, этих весьма красноречивых свидетельств вполне достаточно, чтобы понять: все, происходившее 19 августа, имеет такое же отношение к путчу, как Борис Николаевич Ельцин к демократии, в принципе.

У руководителей ГКЧП не было ни плана действий, ни конкретных задач. Ввести войска в Москву, например, они решили лишь накануне, во время вечернего кремлевского бдения, без какой-либо предварительной проработки.

Командирам частей – Таманской и Кантемировской дивизий, 27-й мотострелковой бригады – никто ничего не объяснял. Скомандовали подняться по тревоге – и только.

Да что там комдивам! Даже руководители военного ведомства толком не понимали, что происходит.

Когда утром 19 августа в Минобороны СССР созвали экстренное заседание коллегии, министр Язов в подробности вдаваться не стал.

«Вышел, объявил, что Горбачев болен, завтра подписание Союзного договора, но в этой ситуации подписывать его нельзя. А чтобы успокоить людей, вводится чрезвычайное положение, – воспроизводил ход коллегии главком ВВС Шапошников. – Войска – в повышенную боевую готовность. Действуйте! Задавать вопросы он не позволил, да никто, в общем, и не стремился».

Более 4500 солдат, свыше 300 танков, около 270 БМП, 150 БТР: все они, войдя в город, не знали, что делать. Со стороны выглядело это довольно трагикомично. Колонны бронетехники покорно останавливались на красный свет, пропуская потоки обычного городского транспорта.

«Для нас решение о вводе оказалось полной неожиданностью, – свидетельствовал начальник штаба Московского военного округа Леонид Золотов. – Мы взяли справочник Москвы, туристические карты и стали определять, куда разместить боевую технику. Все делалось условно и приблизительно».

В итоге основную часть солдат задействовали по… парадным расчетам: расставили на Ленинских горах, дабы не пугать москвичей понапрасну.

А другую часть – десантников из Тульской дивизии – послали зачем-то охранять пять разношерстных объектов: Белый дом, Моссовет, останкинский телецентр, ТАСС, телеграф.

Ну, Белый дом или Моссовет – это я еще могу понять. Но какой смысл блокировать центральный телеграф, проку от которого не было ни на грош? Путчисты что же, боялись, что какие-нибудь злодеи-демократы кинутся отбивать шпионские телеграммы? И почему именно телеграф, а не главпочтамт или почтамт международный?

Однажды я спросил об этом у отвечавшего за ввод войск генерала Ачалова, но тот лишь усмехнулся в ответ. «Приказали. Мы взяли под охрану. Вот такие у нас были горе-начальники».

Бред! Вместо того чтобы захватить главный очаг потенциального сопротивления – Белый дом – военные берут его под охрану.





Вместо того чтобы интернировать Ельцина и всю его команду – преспокойно отпускают в Москву.

Уже утром 19 августа было понятно, что российский президент в переговоры с ГКЧП вступать не собирается. Тем не менее он без хлопот покидает свою дачу и вместе с соратниками отправляется в Белый дом (взятый уже под охрану!), где и возглавил «штаб революции».

Кстати, с марш-броском этим – из Архангельского на Пресню – связана целая череда мифов и волшебных сказаний.

Ленинградский мэр Собчак утверждал, например, что группа захвата опоздала на 10 минут и Ельцина арестовать просто не успела.

Сам Борис Николаевич – сказочник не меньший – оживляет эту страшилку дополнительными красочными деталями.

Якобы бойцы «Альфы» должны были проникнуть в Архангельское под видом десантников – Грачев обещал ведь прислать ему разведроту – взять Ельцина как будто под охрану, а на самом деле схватить и интернировать.

Но чекисты – вот олухи-то! – приехали как всегда к шапочному разбору. Когда в обличье десантников ввалились они на дачу, птичка уже упорхнула.

(Ну да, откуда ж им было знать, что объект уехал: с рациями-то в КГБ, видно, была напряженка.) Да к тому же один из ельцинских охранников признал в старшем группы, десантном подполковнике Зайцеве своего бывшего лектора по ВКШ КГБ.

Лжедесантников, однако, впустили в столовую, накормили до отвала, они расслабились, а «сытый солдат – это уже не тот солдат». И пока бойцы кемарили , охрана успела эвакуировать ельцинскую семью и спрятать в частной квартире на окраине Москвы.

Ельцин до сих пор свято верит, что сумел вырваться из архангельской западни, рискуя жизнью.

«Нас могли при выезде расстрелять из засады, могли взять на шоссе, могли забросать гранатами или раздавить бронетранспортером. Позднее я узнал, что группа захвата наблюдала за нашими перемещениями из леса. Начальник группы принял двести грамм для храбрости – он ждал приказа на уничтожение или ареста в любую минуту».

«Мы опасались, что нас здесь “накроют”, – вторит ему российский премьер Силаев. – Решили разъезжаться поодиночке, надеясь, что кому-нибудь да удастся доставить в Москву “Воззвание”. На выезде на Можайское шоссе увидел несколько машин – черных “Волг” – и вокруг них крепких ребят. Но они не остановили меня».

И Ельцина они тоже не остановили, хотя отлично видели выезжающий президентский кортеж: у «Альфы» все еще не было приказа.

Правда, Коржаков утверждает совсем обратное. Начальник охраны пишет, что командир «Альфы» Виктор Карпухин требовал якобы захватить кортеж, в бессильной злобе орал что-то в рацию, но бойцы его не послушали и брать на душу греха не стали.

Верится в это с трудом. Авторитет Героя Союза генерала Карпухина среди подчиненных был непререкаемым. Если бы он действительно приказал задержать кортеж – команда была бы выполнена мгновенно. Персональная «Чайка» с трехцветным штандартом на капоте, в которой пронесся он на дикой скорости по Калужскому шоссе, Ельцина точно не спасла бы. («У нас российский флажок на машине. С ним нас не остановят», – говорил он на прощание жене.)

Но Коржаков по-прежнему стоит на своем:

«За деревьями, как потом выяснилось, прятались сотрудники “Альфы”. Они должны были выполнить приказ руководства ГКЧП – арестовать Ельцина. На случай сопротивления с нашей стороны президент просто бы погиб в перестрелке. Вроде бы случайно».

Все-таки у людей, побывавших во власти, какое-то особое восприятие мира. За каждым кустом мерещатся им коварные убийцы. Сначала был Горбачев, уверявший, что его собирались застрелить при попытке к бегству. Теперь та же паранойя – у Ельцина.