Страница 10 из 11
– Глуши его! – орал Негодяич.
– Громи! – кричал Нахалыч. – Окучивай!
Негодяич так огрел Петю дубиной, что голова его сплющилась и отлетела на пол.
И как раз в это время завыла сирена.
– Что это? – спросил Негодяич.
– Тревога, – догадался Нахалыч.
– Неси тротил, – гаркнул Негодяич.
Нахалыч кинулся из пекарни, сунул тесак за пояс, схватил на улице сумку с тротилом и поджег бикфордов шнур.
– Давай сюда. – Негодяич схватил одной рукой у подбежавшего Нахалыча сумку с дымящимся шнуром и бросил через разбитое стекло в пекарню.
Сумка упала в груду разбитого стекло на полу, зашипела и задымилась.
– Ноги! – крикнул Негодяич.
– Ноги! – подхватил Нахалыч.
– Что вы тут делаете? – грозно закричал прибежавший на звук сирены Палыч.
– Атас! ОМОН! – заорал Нахалыч. – Валим!
– Гоним! – крикнул Негодяич.
Они сбили вбежавшего в пекарню Палыча с ног и кинулись наутек.
Палыч поднялся, схватил дымящуюся сумку, выбежал из пекарни и кинул вслед убегавшим.
И тут же неведомая сила подхватила сумку и понесла ее со свистом за Нахалычем и Негодяичем.
Оба зигзагами бежали под уклон к мотоциклу. Сумка со страшным шипением летела за ними и, настигая, била то одного по голове, то другого. То одного, то другого. И бандитам под ударами приходилось бежать еще живее.
В какой-то момент сумка ударила по голове Нахалыча. Тот схватил ее в руки и закричал:
– Сумка!.. Наша!..
– Кидай! – закричал Негодяич, бежавший впереди к мотоциклу.
Нахалыч понял, что дружок хочет получить сумку, и бросил тому.
– Держи!
Сумка полетела к Негодяичу.
– Куда?! Бомба!– заорал Негодяич, пригнулся и упал на землю.
Сумка просвистела над его головой и полетела дальше к мотоциклу. Раздался взрыв и все стихло. Негодяич поднялся с земли и посмотрел на дымок, поднимающийся над местом, где стоял мотоцикл.
– А где?.. Где мотик?.. – спросил Нахалыч, тоже поднявшийся сзади с земли. Негодяич, бросился к месту, где поднимался дым, и закричал:
– Ты что сделал, гад?
– Мы гады, гады, гады… – запел растерянный Нахалыч и задвигал кулаком правой руки, согнутой в локте вверх и вниз.
– Смени пластинку, придурок. Мы без транспорта. Смотри… – показал Негодяич на мотоцикл.
– Это не я! Не я!..
– А кто же? Кто сумку в меня бросил?
– Это она, волшебница. Сумка меня чуть с ног не сбила, потом сама вырвалась у меня из рук и полетела к тебе. Я говорил, что она нам что-нибудь сделает.
– Так это она нам фейерверк устроила? Ну, мы еще с ней встретимся, – погрозил Негодяич кулаком в сторону пекарни.
Бандиты подняли маски на шлемы и уставились на мотоцикл. Нахалыч зло ударил ногой по заднему колесу и сказал:
– Вот дела.
Он взялся руками за руль, поднял мотоцикл на заднее колесо, сел на сиденье и подвигал рычагами сцепления и тормоза. Передняя стойка выглядела сильно погнутой. Передний тормоз работал, но само колесо выглядело смятым и погнутым. Педаль заднего тормоза отлетела. Ручка газа вращалась. Трос сцепления перебит. Нахалыч потянул на обрывок троса. Сцепление работало.
– Сейчас поедем… – сказал он.
– Куда поедем? Без тормозов и без колеса? – спросил Негодяич.
– На одном колесе доедем. Здесь до Голова десять минут езды, а там и Гадюкино близко. Лови седло! Хватай за плечи! Сейчас рванем…
– Тормозить как? – с опаской спросил Негодяич.
– У дома в стог сена – раз. И все дела…
Негодяич поймал ногами заднее сиденье. Одной рукой он держал биту, другой обхватил за плечи Нахалыча. Нахалыч завел мотоцикл, дал газу и потянул трос сцепления. Мотоцикл рванул с места, задрал переднюю погнутую стойку вверх, и на одном колесе помчался по траве.
Через десять минут показались дома. И за ними Гадюкино.
– Тормози! – заорал Негодяич.
– Щас сделаем! – крикнул Нахалыч и отпустил трос сцепления.
– Тормози-и-и! – Негодяич схватил Нахалыча за шею и потянул на себя.
– Пусти!.. Я ничего не вижу!.. – орал Нахалыч.
На огромной скорости мотоцикл проехал мимо большого стога сена, врезался в маленький стожок, пробил его, вылетел с другой стороны и врезался в курятник. Куры в панике выскочили наружу и разлетелись по округе. Через минуту из курятника все в перьях вылезли Негодяич и Нахалыч.
– Затормозили, – сказал Негодяич и сплюнул с губ куриные перья. – Говорил, в стог сена. Тьфу…
– Не рассчитал маленько… – сказал Нахалыч.
– Чей это курятник мы разбомбили? – спросил Негодяич.
– Так это твой курятник, Негодяич.
– Тебе что мой курятник тормоз что ли, Нахалыч?
– Хотели взорвать пекарню, – сказал зло Нахалыч, – а взорвали свой мотоцикл.
– Что мы скажем Душегубу? – спросил Негодяич.
– Наврем с три короба… – сказал Нахалыч.
– Тихо ты, у него на каждом заборе свои уши имеются.
Обормот Нахалыч почесал затылок и сказал:
– Это она Добранушка нас околдовала.
– Не помогло свиное копытце, – сказал Негодяич, достал из кармана свиное копытце и с негодованием выбросил его за спину.
– Куда бросил, – послышалось сзади. – У кого взял, тому и верни.
Негодяич вздрогнул, обернулся, никого нет, поднял из травы копытце и нарочито показательно сдул с него пылинки. – Я же говорил, у него уши на каждом заборе есть, – тихо сказал он Нахалычу. – И еще громкоговоритель.
Первые неприятности
Утро выдалось, как обычно, дивное. Пели ключи. Звучала речка Симфония. Соловей Тимоша пел свои трели.
Чаровница Добранушка спала у открытого окна. Паучок Никита сплел над ней из паутины полог, чтобы ей не мешали мухи и комары. Ничего не предвещало плохого.
– Как хорошо, – сказала Добранушка, просыпаясь под соловьиные трели.
Она села, отодвинула в сторону полог и поднялась с кровати. Взяла расческу и начала расчесывать волосы. Почему-то бабочки и птицы вокруг нее в это утро не летали. Это удивляло и вызывало беспокойство.
– Странно! Куда все делись? – удивилась Добранушка.
Она одела платье, вышла в сад и умылась цветочной росой. Стряхивая росу с лепестков роз, она протирала ей глаза и щеки. Волнение ее не покидало. «Сердце – вещун», – подумала Добранушка.
– Беда, Добри! Беда! – послышалось со стороны сада.
К ней лихорадочно, торопливо взмахивая крыльями, мчались бабочки.
– Что такое? – спросила их Добранушка.
Первой подлетела бабочка Павлиний Глаз. Второй бабочка Лимонница. Третьей бабочка Капустница. Бабочки принялись летать вокруг Добранушки и повторять:
– Беда, Добри! Беда!
– Так что случилось? – снова спросила она.
– Целительный сад в опасности!
Добранушка посмотрела в сторону целительного сада и побежала туда. То, что она увидела, ее сильно огорчило. Многие цветы оказались сломаны, многие помяты. На траве и на земле валялись выпавшие из цветков человеческие души. Сердце ее задрожало, заволновалось сильнее. Добранушка начала осторожно подбирать души и укладывать их в цветы, которые оставались целыми. Она так оберегала цветы, так за ними ухаживала. Во всех цветах целительного сада находились души исцеляющихся людей. Стоило представить, что может произойти потом, и ей становилось плохо.
Добранушка украдкой стирала накатывающие на глаза слезы и раскладывала упавшие души по новым цветам.
– Ничего, – говорила она себе. – Поправим, превозможем, переживем…
Она подняла душу стареющего Крошика и со сломанной белой розы перенесла в розовый распускающийся бутон лилейника. «Теперь ему должен помочь этот лилейник», – подумала она.
Добранушка очень любила эти цветы. Лилейники не просто сбить и затоптать. Они обладали крепким упругим стеблем. Рано утром эти цветы спали, свернув лепестки в узкие вялые трубочки. Ночью они выглядели невзрачными и грустными. Но как только солнце поднималось над горизонтом и вступало в свои права, они раскрывали свои бутоны и всем своим видом начинали смеяться заливистым смехом. Лилейники смеялись с утра до вечера. Юбки зеленых узких листьев от основания фонтаном поднимались вверх и через стороны опускались к земле. Из середины листьев тонкими крепкими стрелами, словно изогнутые лебединые шеи, тянулись высокие стебли, на конце которых располагались оранжевые цветы с полностью раскрывшимися бутонами. С острыми выгнутыми лепестками цветы напоминали смеющиеся мордочки, из которых торчали дразнящие загнутые язычки тычинок. Но сейчас лилейники только просыпались, а некоторые еще спали.