Страница 4 из 23
– Любим. Давай все обсудим, – в рокочущем голосе Харитона появились несвойственные ему нотки раздражения и торопливости. – Мы не можем так просто разбазаривать такие сведения. Мы все должны продумать…
– Лексий его сын, – молвил Любим со странным чувством внутренней правоты. – Кому, как не ему…
– Лексий – предатель! Он ослушался командира, – прогремел Полушка. – Разве можем мы доверить ему одну из легендарных вещей?!
Бурушка всхрапнул и закивал, перебирая копытами. Он явно соглашался со словами писаря.
– Ты же слышал о боли, которую он носит в себе! – закричал Любим в ответ. Самым обидным показалось то, что чёрствого и всегда правильного Харитона поддержал богатырский конь. – Я уверен в Лексие! Он никогда не встанет на сторону зла!
Конь вновь всхрапнул и запрядал ушами.
– Бурушка, почему ты на его стороне? Микола никогда бы не осудил так строго человека! Он всегда давал шанс…
– Любим, ты слишком юн и наивен, – пророкотал Харитон губами Полушки. – А враг хитёр и подл. Настолько подл, что ты даже не можешь себе вообразить. Не говори ему, где сабля. Он предал тебя из-за булавы. Предаст опять!
Лексий от каждого слова вздрагивал, как от пощёчины. "Он предал!", "Предаст опять!" Парень сгорбился и медленно побрёл к лесу. Казалось, у него отняли пару десятков лет жизни.
– Нет! – воскликнул Любим. – Лексий – богатырь земли русской. Я верю в него!
Писарь порывался ещё что-то сказать, но отрок уже отвернулся.
– Уральские горы. Видение было как-бы сверху. Длинный хребет. Это вроде бы Тайга, но там с севера есть проход. Если ты смел и все ещё хочешь иметь легендарный артефакт…
Он замолчал. Полушка застыл, округлив рот на середине слова. Зрачки его бешено пульсировали. Потом писарь кивнул и прикрыл глаза. Когда он открыл их вновь, зрачки были обычного размера.
– Любим, что ты наделал! – проговорил писарь усталым голосом. – Теперь я должен задержать Лексия. Он не из нашего княжества, отпускать его опасно.
Полушка отпустил стремя коня и соскочил на землю. Сын богатыря оскалился и затравленно оглянулся. От писаря волнами пошло ощущение мощи, словно приоткрылись невидимые врата.
– Не пытайся бежать, – сказал Полушка. Глаза его сверкнули зелёным. Тягатель застыл, словно его члены вмёрзли в невидимый лёд. – Вот так. Молодец! Позволь мне тебя принять…
Любим прикусил губу. Отчего Харитон не слушает его?! Не должно так быть! Одновременно понимал, что время слов закончилось. Писарь не станет его слушать.
– Бурушка! Помоги… – взмолился Любим. – Микола дал бы парню шанс! Он встал бы на мою сторону.
Конь всхрапнул и дёрнул головой с явным неодобрением.
– Ты сам знаешь, что дедка не такой, как дядька Харитон. Он верил в людей…
Сказал так и осёкся. Прозвучало, будто Миколы уже нет. Тут же почувствовал, как мышцы коня деревенеют под ним, потом из глубины конской туши донёсся всхлип.
Бурушка вскинул голову и заржал. Лес содрогнулся от этого ржания. Любим ощутил в нем согласие и непонятную горечь…
– Да. Ты понимаешь, что Микола…
Конь топнул и дёрнул крупом в сторону, Любимка охнуть не успел, как соскользнул наземь.
– Дядька писа-а-арь! – заорал он и бултыхнулся в землю, как в воду. Палица Ильи осталась лежать как ни в чем не бывало притороченная к луке седла.
Полушка дёрнулся и разорвал контакт взглядов. Лексий моргнул и тряхнул головой, словно пробудился ото сна. Писарь оглянулся, лицо его досадливо сморщилось. Пуф. Он пропал и тут же очутился рядом с барахтающимся отроком. Конь всхрапнул и поглядел одним глазом на Лексия. Тот мог поклясться, что в голове родилось короткое слово: "Беги!"
Лексий кивнул коню, словно человеку и – шух – пропал в лесу. Полушка в это время барахтался во свежевзрытой земле, пытаясь вытащить на поверхность тонущего отрока.
– Иго-го! – конь весело ржанул, вытянул морду и цапнул зубами торчащую из-под земли ногу Любима. Вжух, он выдернул его, как умелый рыбак выдёргивает рыбу из реки. Отрок проделал дугу и с размаху шлёпнулся в седло. Удар был столь силен, что ему почудилось, будто все кости разлетаются в мелкое крошево. Любим не успел и пикнуть, как провалился во тьму.
– Э-э, сговорились…
Писарь пихнул коня в бок, но лишь сам отскочил от него, как мячик.
– Тебе не отвечать за судьбы Руси. Можешь себе позволить принимать решения на эмоциях!
Конь поглядел на него умным глазом и тяжко вздохнул.
***
Потом была мучительная дорога в Москву. Хотя седло было огромное, Любимка не мог вытянуться в нем в полный рост. Приходилось полусидеть, полулежать, отчего его потяжелевшее тело доставляло страшные мучения. Любимка прилаживался и так и эдак, ни на миг не чувствуя себя удобно. Даже менять сами положения было больно. Его давило к земле со страшной силой. Кости хрустели, и казалось, что они вот-вот переломятся. Связки вытягивались, мускулы ныли от неподъёмного напряжения.
О Лексие больше не говорили. Писарь будто забыл о нем, решив, что ничего изменить уже нельзя. Его волновала теперь лишь скорость передвижения. Несколько раз пытался пустить коня вскачь. В первый раз Любим сразу же потерял сознание, очнулся чуть погодя от страшной боли. Земная тяга не успевала латать порванные мышцы. Конь брил не спеша, хмурый писарь сидел над ним и следил, чтобы бессознательный Любим не выпал из седла.
– Не выйдет, знать, скоро тебя доставить…
Едва Любим оклемался, Полушка сделал ещё одну попытку. На сей раз скорость наращивал постепенно. Любимке и так было тяжело, но тут с каждым новым скачком его кости похрустывали все сильнее, перед глазами словно тёмную пелену продёргивали. Кончилось все так же, как в первый раз. Только теперь Любим сам не понял, как сомлел. Писарь долго о чем-то совещался с Харитоном, подрагивая зрачками и беззвучно шевеля губами. После этого Бурушка шёл ровной рысью, нести вскачь больше не пытался.
Зато экономия была введена во всем остальном. Остановок не делали, перекусывали прямо на ходу. Передвигались по крупным трактам, срезая по лесным тропам. Богатырскому коню завалы снега были нипочём. Стоило ему фыркнуть, как путь расчищало на несколько вёрст вперёд.
Так прошло десять дней. Под конец езда превратилась для Любима в одну сплошную ноющую боль. Когда впереди показались белокаменные стены Москвы, Любим едва не расплакался. Он опасно пошатывался в седле, придерживаемый сзади Полушкой.
Взор застилала кровавая пелена, разум ничего не соображал от боли и недосыпа. С трудом мог бы пошевелить рукой или ногой. Палица лежала на коленях, сам не знал в какой момент забрал её из седла. Но что либо поменять не было ни сил, ни воли.
На мосту перед Троицкими воротами окончательно сомлел. Конь предупреждающе всхрапнул, писарь соскочил и навалился всем телом. Его сапоги раздвинули булыжную мостовую, жалобно захрустело основание моста.
Бам! Бам! Бам! Сверху рухнули три черных столба из стального дерева. Одно отодвинуло Полушку, второе подцепило Любима и удержало в седле.
– Добро пожаловать домой, – произнёс сильный голос. Во вратах стоял невысокий, плотный богатырь, седые волосы падали густой гривой. Он был в простом кафтане и сапогах из темной кожи.
– Дядька Буслай, – пикнул Любимка. Бревно задвинуло Любима в седло, булава дёрнула руку. Пальцы разжались. Полушка в ужасе застыл посреди моста.
Пуф! Первый богатырь исчез со своего места, даже снег не взметнулся. Он возник рядом с Бурушкой. Рука подхватила булаву у самой поверхности моста.
– Уф, – писарь смахнул выступивший на лбу пот. – Ещё бы чуть, и пришлось бы строить мост сызнова.
– Не дрейфь, библиотекарь! – гулко отозвался Буслай. – Все под присмотром.
Он поднял перед собой палицу. Мышцы плеча заметно напряглись и перекатывались. Булава выглядела в его широкой ладони несерьёзно и даже хрупко. Казалось, что она должна переломиться от такой хватки, пальцы богатыря побелели от усилия.
– Занятная вещица, – он перевёл взгляд на отрока. – А ты, стало быть, наш новый сильномогучий богатырь…