Зима отчаяния

– Путилин и набросил, – он пошарил по дивану, – наверное, онпривез меня домой…

Отправляясь на Моховую, Сабуров захватил запасное пенсне. Крепкий жестяной футлярнадежно прятался под армяком. Максим Михайлович предполагал, что его бывшие очки покоятся на дне Невы. Золотой брегет благополучно пережил схватку на Николаевском мосту.

– Никакой схватки не было, – Сабуров сверился с часами, – проклятый Призрак едва не столкнул меня в реку и был таков, – брегет показывал половину третьего ночи, однако Иван Дмитриевич не выглядел сонным.

– Тебя осмотрел полицейский доктор, – Путилин подтащил кресло к дивану, – где- то у тебя стоял ломберный столик, – столик, заваленный книгами, нашелся рядом с подлокотником, из которого торчал конский волос. Переместив тома на диван, Иван Дмитриевич расставил на исцарапанном маркетри разномастные потрескавшиеся чашки Сабурова.

– До свадьбы все заживет, – Максим Михайлович нащупал у себя на голове бинты, – крови было много, однако ты только оцарапался о мост, – Путилин раскурил дешевую сигару, – завтра, то есть сегодня, загляни в Литовский замок, тебе поменяют повязку.

Крепкий кофе в чашке неожиданно пахл уютом. Сабуров неловко сказал:

– Вам пришлось разжигать плиту, – Путилин передал ему портсигар, – у меня нет прислуги, – Иван Дмитриевич фыркнул:

– Не в первый раз, – он отхлебнул кофе, – руки я помыл, но у тебя труба в ванной комнате течет, – Сабуров устало откинулся на спинку дивана.

– Я собираюсь заняться ремонтом, – следователь велел себе оставить пустяшную болтовню, – Иван Дмитриевич, что с Призраком, где он.? – Путилин блаженно вытянул ноги.

– На дне Невы, – хмыкнул Путилин, – с жеребцом и ландо. Мы на Адмиралтейской стороневсе видели своими глазами. Хорошо, что ты туда не свалился. Мы вовремя подоспели и вытащили тебя на мост,– Сабуров помолчал:

– А что Завалишин? Надо его арестовать, дело, кажется, ясное…

Почесав растрепавшиеся бакенбарды, Путилин согласился:

– Ясное. Завалишин признался, что он стоял во главе шпионской сети. Катасонов, Добровольский и Грюнау действительно работали на Пруссию, – Сабуров подался вперед.

– Его арестовали? – Путилин пыхнул сигарой.

– Признался в предсмертной записке. Адриан Николаевич повесился на своей квартире сегодня вечером.

На знакомой Сабурову лестничной площадке дежурил вооруженный шашкой городовой. На ступеньках чернели грязные следы.

– Тело выносили, – коротко сказал Путилин, – к полуночи на улице развезло. Ты той порой в нашем экипаже лежал без сознания, а я сюда отправился, – он обернулся к городовому.

– Подожди внизу, – велел Иван Дмитриевич, – и никого на третий этаж не пускай, – Сабуров успел пробормотать вслед парню: «Благодарю вас».

– Англичанин, – покачал головой Путилин, – пакеты твои, – из кармана шинели Сабурова торчали бумажные пакеты, взятые в немецкой булочной, – здесь не пригодятся. – Во- первых, здесь словно стадо прошло за ночь, а во- вторых, и так все ясно.

Тело коллежского асессора покоилось в морге Литовского замка. На Офицерской Сабуров изучил записку покойного Адриана Николаевича. Подняв голову, он через пенсне уставился на Путилина.

– Чугун Николаевского моста не повредил твоей голове, – смешливо сказал начальник, – мы все сверили с имеющимися у нас образцами почерка. Это писал не Призрак, это рука Завалишина.

В папке собрали бумаги авторства коллежского асессора, доставленные из Особой Канцелярии министерства иностранных дел. По словам Путилина, его сиятельству князю Литовцеву сегодня поспать не пришлось.

– Мы подняли его с постели в два часа ночи, – заметил начальник, – то есть подняли из- за стола, он работал в домашнем кабинете, – Сабуров не сомневался, что Дмитрий Аркадьевич пребывает на тайном совещании с канцлером Горчаковым.

Согласно записке Завалишина, он руководил только сетью из трех шпионов, но Максим Михайлович ожидал, что Третье Отделение перетряхнет министерство иностранных дел с ног до головы.

Бумаги из Особой Канцелярии оказались невинного характера. Завалишин переводил материалы из пекинского придворного бюллетеня.

– Они бы и не показали нам ничего секретного, – Путилин устроился на углу стола, – а что касается Третьего Отделения, то пусть хоть лоб себе разобьют. Трепов сейчас, – начальник посмотрел на часы, – докладывает его величеству о нашем успехе. До нового года мы получим и чины и ордена, – он со значением помолчал, – тебе хватит денег на новую квартиру.

Казенную плату за апартаменты Сабурову выплачивали ассигнациями. Большая их часть уходила на выплаты по векселям покойного отца.

– Я хотя бы починю трубу в ванной, – Сабуров взялся за лупу, – вы правы, Иван Дмитриевич, это писал не Призрак, – летящий почерк Завалишина нисколько не напоминал и почерк ее сиятельства княжны.

Услышав о Софии Аркадьевне, Путилин закашлялся чаем.

– Она здесь не при чем, – хмыкнул начальник, – думаю, что Призрак посетил Завалишина ради получения инструкций, а потом коллежского асессора охватил страх перед разоблачением, – полиция выломала замок из парадной двери апартаментов.

– Наши ребята постарались, – Путилин по- хозяйски прошел в гостиную, – смотри, где он висел…

Сабуров смотрел в другом направлении. Его беспокоил бесстрастный лик Будды, возвышающегося на китайском лакированном шкафу. Сделав шаг назад,Максим Михайлович взглянул в глазок.

– Идол стоял в другом углу, – понял Сабуров, – шкаф передвинули, – вернувшись в переднюю, он проверил свои подозрения. Просунув руку в щель между шкафом и стеной, Максим Михайлович подергал ручку двери, ведущей на черную лестницу.

В свой визит к Завалишину Сабуров не обратил внимания на расположение дверей.

– Надопроверить, открывали ли замок, – напомнил он себе, – шкаф могли переставить не просто так, а с целью что- то спрятать. Хотя его мог передвинуть и Завалишин, но только зачем?

Опустив глаза, Сабуров замер. Легко наклонившись, подобрав что- то с пола, он откликнулся:

– Иду, Иван Дмитриевич.

Завернув находку в носовой платок, Сабуров спокойно проследовал в гостиную.

Разбитую люстру вынесли из комнаты, но осколки хрусталя, рассыпавшиеся по персидскому ковру покойного Завалишина, ещенеприятно хрустели под ногами. Бесцеремонные сапоги полицейских затоптали лазурь и кармин райских птиц. Диковинные цветы потускнели. Под свисающим с потолка бархатным шнуром валялся перевернутый стул, на котором сидел Сабуров, навещая Адриана Николаевича.

– Шнур он отрезал от гардины, – Максим Михайлович очнулся от голоса начальника, – а нож нашелся на его столе.

Сабуров нарочито аккуратно обошел поваленный стул. К аромату восточных курений в комнате примешался запашок нечистот. Следователь видел много удавленников. Ему не хотелось думать о трупе Завалишина.

– Но придется, – Сабуров скрыл вздох, – не только думать, но и смотреть на тело.

Его беспокоил передвинутый шкаф и находка, обнаруженная в передней. Максим Михайлович решил пока ничего не говорить Путилину. Нож оказался туземным, с кривым смертельным лезвием и разукрашенной каким- то знаками костяной рукоятью.

Максим Михайлович натянулпотрепанные замшеввые перчатки.

– Он полагает печать на руку каждого человека, чтобы все люди знали дело Его, – пробормотал следователь, – хотя вы не верите в мою теорию.

Книга Иова была единственной частью Библии, которую Сабуров знал почти наизусть. Лежа в неизлечимом параличе, почти потеряв зрение, его покойный отец капризно настаивал на ежедневном чтении отрывков о страданиях благочестивого старца.

Сабурову иногда хотелось заметить, что Иов не играл на скачках и не тратил деньги на любовниц. Не веря в заповеди, он все равно не хотел обижать отца.

– Потому что я его любил, – внутри что- то болезненно кольнуло, – и Завалишин любил свою мать, я помню, как он о ней говорил, – Путилин пожал плечами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».