Страница 12 из 20
– Конечно, – воскликнул я. – О! Пожалуйста, скажите мне, как ее зовут и где она живет. Я зайду к ней, я хочу… – И тут благоразумие подсказало мне быть спокойнее, – …задать ей несколько вопросов, – добавил я запинаясь.
– К сожалению, не могу ни назвать ее имени, ни дать адрес, – ответил Чепмен. – Я обещал оставить ее инкогнито. Она уже давно счастлива в браке.
Я настаивал, но он продолжал упрямиться, и, поразмыслив, я понял, что не имею права навязываться замужней женщине, которая не желает возобновлять со мной знакомство. Но я жаждал увидеть ее и услышать из ее собственных уст объяснение причины ее необъяснимой, жестокой перемены в отношениях со мной.
Как мужчина, я, конечно, знаю, что у нее, возможно, была очень веская причина, и одно ее имя до сих пор несет в себе очарование для меня, незабываемое очарование.
Мой отец всегда был готов поощрять во мне уверенность в собственных силах. Он даже пытался заставить меня вести себя как мужчина, когда я был еще ребенком. Рождественские каникулы длились всего четыре недели, поэтому мне было дешевле снять квартиру в каком-нибудь соседнем городе, чем возвращаться в Ирландию. В соответствии с этим отец поручил директору выдать мне около семи фунтов на расходы. Он сделал это, добавив к деньгам множество превосходных советов.
Свои первые школьные каникулы в Англии я провел на морском курорте Рил в Северном Уэльсе. Пригласил меня туда школьный приятель Эван Морган. Он уверял, что мы проведем там замечательное время. По правде говоря, он много сделал для того, чтобы я полюбил и это место, и его обитателей. Он познакомил меня с тремя или четырьмя девушками, среди которых мне очень понравилась Гертруда Ханнифорд. Герти было больше пятнадцати, высокая и очень красивая, с длинными каштановыми косами. Она охотно поцеловала бы меня; но всякий раз, когда я пытался прикоснуться к ее интимным местам, она морщила свой маленький носик со словами «Не надо!» или «Не будь грязным!»
Однажды я сказал ей с упреком:
– Ты заставишь меня соединить слово «грязь» с именем «Герти», если будешь так часто употреблять его.
Мало-помалу она становилась более покладистой, хотя и слишком медленно для моих желаний, но удача охотно помогла мне.
Однажды поздно вечером мы прогуливались по какому-то холму за городом, когда вдруг в небе вспыхнуло ослепительное сияние, продолжавшееся две или три минуты. В следующее мгновение земля у нас под ногами содрогнулась, послышался глухой удар.
– Взрыв! На железной дороге! – крикнул я. – Пойдем посмотрим!
Мы поспешили к железной дороге. Ярдов сто Герти бежала так же быстро, как и я, но через четверть мили я начал отставать. Герти оказалась девушкой быстрой и сильной. Мы пошли по тропинке вдоль железной дороги и прошли чуть больше мили, когда увидели перед собой пламя и толпу суетившихся людей.
Через несколько минут мы уже были возле трех или четырех пылавших вагонов и обломков паровоза.
– Какой ужас! – воскликнула Герти.
– Давай перелезем через забор, – ответил я, – и подойдем ближе!
В следующее мгновение я полез на деревянный забор и уже наполовину преодолел его. Но юбки Герти мешали ей последовать за мной. Пока она стояла в смятении, мне пришла в голову великая мысль.
– Встань на нижние перила, Герти, – крикнул я, – а потом на верхние, и я тебя подниму. Быстро!
Так девушка и сделала. Когда она встала на верхнюю планку, качаясь и ухватившись дрожащей рукой за мою голову, я просунул руку ей между ног и поднял. Итак, моя рука успела побывать в ее промежности и замерла на ее лоне. Оно было больше, чем у Э… и густо поросло волосами, но было таким же мягким. Герти не дала мне времени возбудить ее.
– Не надо! – сердито крикнула она. – Убери руку!
И я медленно, неохотно повиновался, схватил девушку за руку и потащил к пылающим обломкам.
Через некоторое время мы узнали, что произошло. Товарный поезд, груженный бочками с нефтью, стоял на верхней площадке запасного пути. Амортизация не сработала, под собственным весом товарняк заскользил вниз и столкнулся с Ирландским экспрессом, следовавшим из Лондона в Холихед. При столкновении бочки с нефтью бросило на паровоз экспресса, мгновенно вспыхнули три первых вагона. Пассажиры погибли все. В четвертом и пятом вагонах было несколько обожженных людей, но большинство отделались испугом. Мы наблюдали, как бригада рабочих вытаскивала обугленные трупы, похожие скорее на обгоревшие бревна, чем на мужчин и женщин, и благоговейно укладывала их рядами вдоль рельсов. Всего было около сорока тел.
Вдруг Герти вспомнила, что уже поздно, и мы быстро, взявшись за руки, пошли домой.
– Родители будут сердиться, – промямлила Герти, – ведь уже за полночь.
– Когда ты расскажешь им, что видела, – ответил я, – они не станут сердиться. Герти, дорогая, я хочу поблагодарить тебя… Знаешь, – добавил я лукаво, – это было так мило с твоей стороны…
Она скорчила мне гримаску и взбежала по ступенькам в дом.
Я вернулся к себе, а утром, рассказывая эту историю, обнаружил, что стал героем общества.
Совместный сексуальный опыт сделал нас с Герти большими друзьями. Она целовала меня и говорила, что я милый. Однажды даже позволила мне посмотреть на ее грудь. В тот раз я сказал, что одна девушка (не называя имен) однажды показала мне свою – ее грудь была почти такой же большой, как у моей сестры, и очень красивой. Герти даже позволила мне дотронуться до ее колен, но как только я попытался пойти дальше, она, нахмурившись, одернула платье. И подобное было не один раз, и при каждом новом случае я поднимался выше, выше… Конечно, настойчивость приближает к цели, но, увы, закончились рождественские каникулы. Позже я однажды приехал в Рил на Пасху, но Герти там не застал. Мы больше никогда так и не встретились.
Когда мне было чуть больше тринадцати лет, я пытался, главным образом из жалости, поднять восстание против старших и поначалу имел некоторый успех. Но кое-кто из младших сдал меня старшим, и я получил сильную взбучку. Парни швырнули меня ничком на парту, один шестиклассник уселся мне на голову, другой держал ноги, а третий, это был Джонс, отстегал меня хлыстом. Я перенес истязание без стона, но никогда не смогу описать бурю ярости и ненависти, которая кипела во мне. Неужели английские отцы действительно верят, что такое измывательство является обязательной частью образования? Именно эта порка сделала меня потенциальным убийцей. Когда меня отпустили, я взглянул на Джонса, и если бы взглядом можно было убить, он бы не выжил. Мерзавец попытался ударить меня, но я увернулся и сбежал с затаенной жаждой отомстить, и как можно быстрее.
Джонс возглавлял крикетный клуб «Первые одиннадцать». Меня тоже взяли в команду обычным боулером[36]. Вернон из шестого класса был котелком[37], но я считался его подменой, хотя и был в команде единственным из младших. Вскоре после злопамятной порки у нас состоялся матч с командой из какой-то другой школы. Накануне игры встретились капитаны команд. Одним из условий состязания являлось примерное поведение его участников в обыденной жизни. Вернон по какой-то причине отсеялся по этому пункту. Место котелка досталось мне.
Джонс проиграл первый же бросок и очень вежливо сказал капитану соперника:
– Сэр! Продолжим?..
Тот с улыбкой поклонился.
И тут пришёл мой звездный миг!
– Я не буду играть с тобой, скотина! – крикнул я и швырнул мяч в лицо Джонсу.
Он успел уклониться от прямого удара, однако шов от нового мяча поцарапал ему щеку, и потекла кровь. Все стояли в изумлении. Только люди, знающие силу английских условностей, могут понять это состояние шока. Сам Джонс не знал, что делать. Он достал носовой платок и прижал к кровоточащей ранке. А я ушел с сознанием, что нарушил высший закон школьной чести: никогда не выдавать учителям наших внутренних склок, тем более на глазах мальчиков и учителей из другой школы. Я это сделал публично. Все осуждали меня…
36
Боулер (крикет) – полевой игрок
37
Котелок (крикет) – центровой; он обычно подает мяч, от скорости и точности его броска во многом зависит игра.