Страница 10 из 26
И Ким медленно крался дальше, прижавшись к стене.
Вскоре он добрался до балкона, откуда был виден первый этаж. Высовываться он не стал; он лёг на пол и пополз поближе к краю, постоянно ища глазами непрошеного гостя.
Внизу не было видно никого. Всё было тихо, если не считать бурю на улице.
Ким лежал, опасаясь подползать к краю балкона.
Незнакомец мог быть, где угодно.
Но вдруг какой-то шорох привлёк внимание парня. Сердце сжалось, – шорох раздавался где-то совсем близко… сбоку!
Ким резко повернул голову влево.
– Е-е-е-дрёна-матрё-о-о-на!!!
Эта фраза раздалась сзади и заглушила даже раскат грома; она взорвалась, как бомба.
Ким моментально перевернулся на спину. В шагах пяти от него стоял человек. Ким не узнал его, – это был совершенно не тот мужчина с «палкой». Длинный, худой, на голове старая бейсболка с коротким козырьком. В одной руке он держал обрез, а в другой лепёшку… Эту лепёшку жарил отец только сегодня утром!..
– Так вот, кто обитает в этом замке! – насмешливо воскликнул человек, и тут же повысив голос почти до крика, прогорланил: – Эй! Джон Халк! Ты только посмотри, кого я нашёл! Эй! Джонни! Ты где, этсамое? – Затем он перевёл взгляд на Кима и уже нормальным голосом проговорил: – Здорова, начальник! Как же давно я не видел, этсамое, людей! Едрёна-матрёна! Ты кто такой, пацан? Это ты живёшь тут и жаришь такие вкусные лепёшки, а? А я, этсамое, вот захожу сюда, поднимаюсь, и что я вижу? Застеленная кроватка, этсамое, стульчики, столики, микроволновочки, печечка, холодильничек… и лепёшечки на тарелочке в красивой хлебнице! Вот это да, думаю я, этсамое! Едрёна-матрёна! Думаю, а кто это тут живёт? Не красна ли девица часом? А оказывается, тут добрый молодец! А лепёшка-то вкусна, этсамое, ей-богу! Как тебя зовут-то, парниша?
Ким уже успел встать на ноги. Он выставил впереди себя Штайр и слушал, как незнакомец разглагольствует насмешливым тоном. Незнакомец и глазом не повёл, когда на него направилось дуло винтовки; он, казалось, его совсем не замечал, и продолжал жевать лепёшку и лыбиться из-под нависающих на верхней губе усов.
Ким молчал. Мужчина впихнул в рот последний кусок лепёшки, вытер руки о свой плащ и, продолжая жевать, с набитым ртом крикнул в пустоту:
– Халк! Эй, Халк! Чёрт тебя дери, этсамое! Едрёна-матрёна, ты где, а?!
Внизу послышались шаги, которые гулким эхом раздавались по всему помещению. Ким обернулся и увидел того мужчину с «палкой».
– Ты шо разорался, придурок?! – И тут он заметил Кима. – Ах ты, хрень стоеросовая! Вот он! Я же говорил, что он здеся! – Мужчина пошёл по лестнице вверх. В его руке оказалась большая монтировка не менее полутора метра длиной. В его огромной лапище эта железная «палка» смотрелась как соломинка, которую он нёс, даже не напрягаясь. Мужчина был очень мощным и крупным. Ким узнал его голос – это он кричал там, в деревне, что пора уходить. И теперь этот здоровяк шёл по лестнице вверх, отрезая Киму путь к отступлению.
Ким понял, что дальше молчать нет смысла, – надо выяснить, что это за люди, и с чем они пришли сюда, поэтому он прочистил горло и сказал, пытаясь придать своему голосу побольше уверенности:
– Кто вы такие? И что вы здесь делаете?
– О! – тут же отозвался тот, что недавно жевал лепёшку. – Он даже умеет разговаривать, этсамое! Джонни, ты представляешь! Он может разговаривать! Какая находка, правда? Едрёна-матрёна, ей-богу!
– Та заткнися ты наконец, Пухлый! Воняешь на всю округу, как баба! Не заткнёшь!
Мужчина, которого этот Пухлый называл Джоном, уже поднялся на второй этаж и остановился неподалёку от Кима. С его плаща до сих пор стекали капли дождя, шляпа насквозь промокла, и теперь Ким понял, почему она не улетала от ветра, – толстая резинка, прикрепленная к шляпе, крепко сжимала горло здоровяка, вонзаясь в кожу; «это, наверное, больно»,– пронеслось в голове у молодого человека, но мужчина этой резинки, казалось, даже не замечал. Он стоял напротив молодого человека и что-то жевал. Его мощные челюсти ходили вверх-вниз, как жвала страшного чудовища, от чего виски то надувались, то сдувались. Из-под полей шляпы смотрели тёмные глаза; лицо покрывала острая щетина.
Постояв так немного, здоровяк, смачно сплюнул на пол и сказал:
– Так, ладно, парень. Вот мы тебя и нашли. Здорово же ты закопался! Живёшь один или ещё кто-нибудь есть?
Ким понял, что эти люди выследили его, когда он уезжал из деревни. Но как? Ведь он никого не видел! Он тщательно осмотрел всё поле, прежде чем выехать на дорогу! Тогда он не видел ни людей, ни их машины!.. Где, в поле, можно было спрятать машину? Но, как понял Ким, им это как-то удалось. Они следили за ним и знали, куда он поехал. Может, они следили уже целый день, продолжал размышлять Ким. Но нет. Этот спрашивал, нет ли тут ещё людей, значит, об отце им неизвестно. Ким решил пока не говорить им про отца.
– Я тут один, – ответил Ким.
– Это самое… – начал было долговязый, но его остановил здоровяк.
– Тихо! – прикрикнул он, и продолжил, обращаясь к Киму: – Ну, ну… Рассказуй. Мы тебя вниматочно слухаем.
– А что рассказывать? – спросил Ким, сжимая в руках Штайр, который ни долговязый, ни здоровяк, казалось, даже не замечали.
– Ну, шо рассказывать! – прогремел тот, кого звали Джоном. – О своём житье-бытье рассказуй!
Его бас гремел на всё помещение, хотя мужчина и не пытался кричать; это наверняка был его обычный голос.
Ким еле проглотил вязкую слюну, слегка кашлянул и сказал:
– Я тут один. Зовут меня Ким…
– Кто тебя так назвал? – вдруг спросил долговязый.
Ким не ожидал такого вопроса, поэтому несколько мгновений не знал, что ответить.
– Я… я не знаю… Я просто знаю, что меня зовут Ким. И всё.
По залу прокатился громогласный хохот здоровяка.
– Я просто знаю, что я Ким, и всё! – передразнил здоровяк.
– И всё, ага, этсамое! – поддакнул долговязый.
– А кто ещё знает, что ты Ким, а? – подмигивая, и с хитрецой спросил здоровяк.
– Да! – опять вклинился долговязый. – Кто ещё знает?
–Та заткнися же ты, ей-богу, а! Ты шо, попугай долбаный?!
Долговязый замолчал; он продолжал улыбаться из-под усов и таращился на Кима.
– Послушайте, – сказал Ким. – Давайте обсудим всё спокойно. Вы залезли…
– А мы и так спокойные, этсамое! Как танки, этсамое, едрёна-матрёна! Это ты почему-то дрожишь, как цуцик. Ты что замёрз? Или тебе страшно, этсамое?
– Я хочу узнать, кто вы такие и что вы здесь делаете. – Ким постарался сказать это как можно твёрже, хотя его голос так и норовил сорваться в самый неподходящий момент.
– Так, ладно, парень, – сказал здоровяк. – Пошли у низ и там побалакаем. Там я заметил стол со стулами. Присядем, пошушукаемся. Кстати, парень! Как там тебя… Ким! Говорят, у тебя есть лепёшки вкусные?
– Да! Да! Там лепёхи в хлебнице, этсамое! Вкуснюшшие, страсть! Больше, пока я ничего не нашёл.
Здоровяк Джонни посмотрел на Кима:
– Ну? Не хочешь угостить гостей гостинцем, а?
– Там, по-моему, ещё чай есть, этсамое!
– Заткни-ися! – с каким-то обречённым видом посмотрел на своего подельника Джон.
Ким вздохнул. Что ему оставалось делать? Не дать лепёшек? «Человек – самое опасное животное… Непредсказуемое…»
– Я принесу лепёшки, – сказал Ким. – А вы подождите меня здесь. Не ходите никуда больше.
– А что, нельзя, этсамое?
– Хорошо, хорошо, Ким, – ласково сказал здоровяк раскатистым басом. – Мы подождём тебя здесь, и ни-ку-да не уйдём! Неужели ты нас выгонишь на улицу, а?
– В такую-то погоду, этсамое! – добавил долговязый.
Ким не ответил; он медленно пошёл в кухню, не сводя глаз с непрошеных гостей. Подойдя к кухонной двери, он остановился. Взглянул ещё раз на них и пошёл к хлебнице.
На кухне был беспорядок. Хлебница была открыта, пара лепёшек валялась на полу, дверцы настенных шкафчиков тоже были распахнуты настежь; по столу, что стоял посреди кухни, были разбросаны спички, зажигалки, разлита вода; в мойке стояла раскрытая кастрюля. Ким заглянул в неё и увидел недоеденный суп и большую ложку, которая утонула в нём. «Этот Пухлый успел сожрать полкастрюли супа!» – отметил про себя молодой человек. Он посмотрел на улицу через окно: ливень лил, не переставая, дул ветер, по стеклу струились целые реки. Ничего не было видно. И где-то там – отец, который не знает, что в дом забрались… люди.