Страница 12 из 40
И раз уж я остался без перекуса, то выпить мне никто не запрещал: вытаскиваю из холодильника бутылочку любимого пива и усаживаюсь на диван. Тот наполовину оккупирован вечно писклявым младенцем в розовом костюмчике (беее!), но я все-таки отвоевываю свое место под солнцем и вытягиваю ноги, щелкая пультом от телевизора.
Пять минут... Ровно столько длится блаженное состояние покоя, отмеренное мне злым роком, а потом мерзкая псина - ретривер, сожравший весь мой обед - подхватывается с пола и пулей проносится мимо меня в сторону ванной комнаты.
Это еще что такое?
Впрочем, мне плевать, и я возвращаюсь к просмотру спортивных новостей, стараясь заглушить неинтересными мне фактами тревожные мысли о собственной слабости (зачем я, спрашивается вернулся?) и тихом собачьем поскуливании, раздающемся из уже известной нам комнаты.
- В конце-то концов, - кричу я, не сдержавшись, - хватит уже скулить, глупая ты скотина!
Мой окрик, однако, дает противоположный эффект: псина издает еще одну серию все более усиливающихся по высоте звука поскуливаний (фрау Трёстер, верно, в диком восторге от подобного концерта), а потом выскакивает из ванной с... целым ворохом туалетной бумаги в зубах. Длинные белые ленты вьются за ней, словно фата невесты, и Лэсси начинает скакать по комнате, раскидывая те во все стороны, должно быть, решив приукрасить наше до невозможности унылое существование этой своеобразной туалетобумажной мишурой.
- Прекрати немедленно! - вскакиваю с дивана на ее, примерно, семидесятом кругу, когда даже ноги оказываются опутанными бумажной паутиной. - Хватит! Сидеть. Успокоиться! Не мельтешить.
Лэсси на удивление внимает моим словам и замирает посреди устроенного ею погрома... Морда - сама невинность. И не скажешь, что «снежная вьюга», стихийным бедствием прошедшая по моей бедной квартирке, устроена ее наглой физиономией. Я, наконец, выдыхаю, и в тот самый момент голос подает маленькая пискля - должно быть, мои крики растревожили ее нежную детскую психику - и мне хочется хорошенько так выругаться.
До хрипоты прокричаться!
- Тебе-то что надо?! - стискиваю кулаки. - Тоже мечтаешь подрать рулончик туалетной бумаги своими маленькими клыками?
Нечто в розовом глядит на меня внимательным взглядом (словно вообще способно что-то понимать) и вдруг расцветает широкой улыбкой... Наблюдаю ее беззубые десны, неестественно розовые... довольно неприятные, и почему-то припоминаю ее мамашу, в чью грудь это маленькое существо впивается с уверенностью клеща-паразита.
Меня даже в жар бросает... То ли от ужаса, то ли еще от чего другого. Разобраться не успеваю: кто-то звонит в дверь.
- Эмили. - Имя вылетает само собой, легкое, почти невесомое на языке. Я даже поражаюсь нежности его звучания - оно совсем не подходит дерзкой оккупантше, насильно заселившейся в мою квартиру. Облегчение накрывает волной, почти сбивает с ног... Хочется упасть на диван и закрыть голову руками, отрешаясь от всего происходящего, однако звонок продолжает трезвонить, и я начинаю догадываться, что за дверью явно не моя Катастрофа. Та обычно так не бесчинствует... Да и ушла она относительно недавно.
Вдыхаю и иду к двери с уверенностью каторжника на этапе.
За ней фрау Трёстер, кто же еще?!
- Чего желаете, уважаемая соседушка? - осведомляюсь с наигранным добродушием. Так бы и придушил старую кашолку!
- Желаю, чтобы вы прекратили водить в дом кого ни попадя, герр Рупперт, - отвечает та, уперев руки в бока. - Сначала эти ваши полуобнаженные профурсетки, а теперь... длинношерстные псины неизвестной породы.
- Почему же неизвестной, - парирую я не без удовольствия. - Это золотистый ретривер по кличке Лэсси. Выглядит так себе, да и характером вся в вас: склочное, зловредное животное.
У старушенции дыхание в горле застревает, что уже по-своему достижение.
- Ну, знаете, - старуха выпучивает огромные глазищи, - это вам так просто с рук не сойдет. Я никому не позволю себя оскорблять, особенно бессовестным юнцам, вроде вас, молодой человек. - Отступает от двери и тычет пальцем в мою сторону: - Я все-таки позвоню, куда следует, так и знайте: сообщу о бесчинствах, творящихся в этой квартире. -В руке у нее какая-то бумага, кажется договор на аренду, и она машет им перед моим носом: - Тут черным по белому прописано, что животных в этом доме держать нельзя, а у вас тут это...
Лэсси, как назло, усаживается рядом со мной, догрызая картонную сердцевину от рулончика с туалетной бумагой, - вот же глупое животное.
- Это, - гляжу на зловредную старушенцию, - скоро съедет. Можете спать спокойно! - и захлопываю дверь перед ее носом.
В тот же момент патлатое бедствие начинает скрести в нее своими когтями.
- Чего ты-то от меня хочешь? - взвинченный до предела, взрыкиваю я. - Катастрофа только-только тебя выгуливала, ты не можешь снова хотеть по-маленькому.
Лэсси подает голос. Вроде как понимает мое недоумение и хочет все объяснить...
- Хочешь по-маленькому? - снова спрашиваю я.
Молчит, глядя на меня своими карими собачьими глазами.
- По-большому? - интересуюсь, ощущая себя полным придурком, беседующим с безгласным животным.
Лэсси гавкает, выделывая телом какие-то безумные пируэты.
- Хочешь по-большому? - повторяю для уверенности, и эта псина снова повторяет свое собачье «да».
Час от часу не легче: собаке приспичило в туалет, а у меня на попечении попискивающий младенец, и я ума не приложу, как выгулять сразу обоих. Начинаю метаться по квартире в поисках телефона, однако вдруг понимаю, что у меня нет номера Катастрофы... Она просто мне его не давала. И пока я разыскиваю поводок готового вот-вот обделаться пса, попутно пихаю в поскуливающий детский рот розовую соску... Поводок находится далеко не сразу, но все же. Хватаю его с Лэсси на конце в одну руку, автокресло для новорожденных с писклявой девчонкой в нем - в другую и выскакиваю из квартиры, несясь вниз по лестнице со скоростью реактивного самолета.
Оказавшись на улице, Лэсси моментом выдергивает поводок из моих рук и уносится в близрастущие кусты. Итак, одной проблемой меньше! Осталось успокоить крикунью... Прохожу до ближайшей скамейки, улыбаясь довольно-таки симпатичной мамочке с двумя детьми: один самозабвенно возится в песочнице с лопаткой и ведерком, второй - спит в детской коляске. Никогда не считал дамочек с довеском в виде детей сексуальными, но эта действительно ничего себе: чуть за тридцать, слегка раздавшаяся в талии, но вся такая мягкая... податливая.
- Ваша собака убежала, - первой обращается она ко мне. - Похоже, ее сегодня не выгуливали.
- Знаете, выгуливали, - присаживаюсь на скамейку подле собеседницы, примостив детское креслице между нами. - Просто ее, кажется, снова приспичило...
Мы друг другу улыбаемся, и я ощущаю дикую потребность утишить стресс этого дня вот хотя бы соблазнением этой красотки... Легкая жертва, я бы сказал, но на безрыбье, как известно, и рак - рыба.
- У вас паучок в волосах, - протягиваю руку и касаюсь ее блондинистых волос. Женщина мгновенно покрывается ярким румянцем, тяжело сглатывает и отводит взгляд в сторону...
- Это ваш ребенок? - спрашивает она дрогнувшим голосом, и я понимаю, что положительный ответ лишь добавит мне дополнительных пунктов.
- Мой. - И спрашиваю: - Не знаете, как заставить его замолчать?
Женщина улыбается смущенной полуулыбкой - считает, что это такая шутка, хотя я предельно искренен - и протягивает малышке детскую погремушку. Ее недовольство сходит на нет, и я удивляюсь такому простому решению проблемы...
- Вы просто волшебница, - говорю собеседнице, и та в очередной раз вспыхивает.
- Думаю, ей просто скучно. Как ее зовут?
Сам-то я никак, кроме как «писклей», ее не называю, но в данном случае изменяю и этому правилу.
- Ангелика. Глупое имя, как по мне, но делать нечего, уже не исправить. Лучше назовите свое имя... Я - Юлиан, а вы? - Протягиваю руку и стискиваю чуть потную (никак от волнения)ладонь.