Страница 17 из 59
Впечатляет, — искреннее отзываюсь я. — Я даже не знаю, где все это находится…
Зато ты знаешь, где что находится в нашем организме… это тоже впечатляет!
Я кидаю на нее удивленный взгляд.
Ого, ты сделала мне комплемент! — подтруниваю я над ней, и та заливается краской. Ничего себе, злобные фурии тоже умеют краснеть! Это открытие возвращает мне радостное расположение духа и мы по-дружески болтаем всю дорогу до больницы.
Когда мы поднимаемся на лифте в реанимационное отделение на втором этаже, Мелисса вдруг спрашивает:
Ты не знаешь, когда состоится следующий консилиум, о котором говорил доктор Хоффманн?
Боюсь, мне ничего об этом не известно.
Двери лифта расходятся, и девочка тихо говорит:
Вот бы сейчас войти в палату и увидеть маму улыбающейся…
Я не знаю, что обычно говорят в таких случаях и потому молча иду рядом, в тайне надеясь, что нам не придется встретиться с той же дежурной медсестрой, что была в прошлый раз. И на это раз удача на моей стороне…
Мы с Мелиссой и с сестрой Отт входим в палату и плотно прикрываем дверь, за которой все тот же электрокардиограф продолжает монотонно пикать.
С вашей мамой все в порядке, моя дорогая, — говорит сестра Отт, сверяясь с больничной картой. — У нее замечается небольшое нарушение дыхания, но в этом нет ничего пугающего, могу вас уверить…
Что показало КТ? — интересуюсь я, и сестра Отт недоуменно смотрит на меня.
Извините, — лепечет она все с тем же недоумением в голосе, — но об этом вам лучше поговорить с доктором Хоффманном.
Но какая степень комы присвоена пациентке, вы хотя бы можете нам сказать?
Я… э… я не могу распространяться на такие темы. Поговорите лучше с доктором Хоффманном! — и сестра Отт ретируется к дверям. — Я оставлю вас, извините.
Ты ее здорово перепугал, — поигрывает бровями Мелисса. — А что такое «степень комы»? Никогда о таком не слышала.
Обычно кома классифицируется по четырем различным степеням, в зависимости от ее тяжести…
Жуть какая, — произносит девочка, устремляя на мать долгий, печальный взгляд. — Она кажется такой умиротворенной, тебе так не кажется? — спрашивает она после недолгого молчания. — Словно ей хорошо там, где она сейчас находится… Хотела бы я знать, так ли это?
Мелисса прикасается к руке матери и тихонько ее поглаживает, словно жалея несчастного маленького зверька, забившегося от страха в самый темный угол. Возможно, кома — эта та же глубокая нора, в которой сознание больного прячется до поры до времени… если и вовсе сумеет из нее выбраться.
Я читала, что люди в коме иногда способны нас слышать, — снова говорит Мелисса. — Как ты думаешь, это правда?
Уверен, ей нравится звучание твоего голоса, — отвечаю я девочке. — Поговори с ней.
Даже не знаю, что и сказать, — хмыкает она безрадостно. — Может ты сначала попробуешь?
Я? — удивленно смотрю на Мелиссу, которая уступает мне место рядом с матерью. — И что я, по-твоему, должен ей сказать?
Не знаю, ты старше, придумай что-нибудь.
Отлично! — я на секунду задумываюсь, а потом неуверенно произношу: — Здравствуйте, Ханна. Мы тут с вашей дочерью решили вас навестить…
Мелисса молча показывает мне большой палец, мол, ты отлично справляешься, продолжай.
… и врачи говорят, что у вас все в полном порядке, — это звучит абсолютно глупо и неправдоподобно — разве может быть все в полном порядке у человека в коме, — а доктор Хоффманн обещает в скором времени провести еще один медицинский консилиум в вашу честь…
Ма, они хотят убить твоего малыша, но я им это не позволю. Клянусь! — встревает в мой монолог с ее матерью Мелисса. Похоже, она действительно верит, что мать может ее слышать… — Можешь продолжать, — снова кивает она мне.
Я прочищает горло: не потому что оно у меня вдруг запершило или еще что подобное, просто вся эта ситуация могла бы показаться комической, не будь она такой гнетуще печальной.
Так вот, доктор Хоффманн, — начинаю было я, но вдруг останавливаюсь, — впрочем, — продолжаю я снова, — вы его не знаете и вам, наверное, не интересно слушать про старого ворчливого мужчину в белом халате, от которого сейчас зависит ваша дальнейшая судьба… Давайте я расскажу вам про…
Только не про болезнь Ёнаса, — шепчет поспешно Мелисса. — Не хочу ее расстраивать еще больше!
Я покорно киваю.
…Я расскажу вам про… погоду на улице.
Мелисса закатывает глаза и недовольно качает своей черноволосой головой.
Если ты можешь лучше, то, пожалуйста, сделай это, — развожу я руками. — В противном случае я продолжу наш разговор о погоде, — твердо заявляю я. — Так вот, погода у нас… летняя. Умеренно жаркая. К вечеру обещают небольшой дождик…
Ты прямо как прогноз погоды читаешь! — снова ворчит Мелисса. — Дай мне попробовать. И я без споров уступаю ей место.
Мам, ты не волнуйся, — говорит девочка скороговоркой, — с нами все хорошо. Я вожу Ёнаса в садик и мы постоянно говорим о тебе. Думаю, мне надо будет привезти его к тебе… Он очень скучает. Постоянно спрашивает, куда ты уехала… а я не решаюсь ему признаться, что ты попала в аварию, — она ненадолго замолкает и смотрит матери в лицо, словно подкарауливая внезапное движение ее век, а потом снова продолжает: — Сегодня папа дал мне денег и я пойду за продуктами… обычно этим всегда ты занималась, а теперь вот, видно, мне самой придется об этом заботиться. Это так странно! — в ее голосе слышны близкие слезы. — Возвращайся к нам скорее… не потому что я не хочу ходить в магазин, — улыбается она грустной улыбкой, — а потому что ты очень нужна нам. Мы все тебя очень любим, знай это!
Я смущенно отвожу глаза в сторону, чтобы не смущать Мелиссу, и та, быстро смахнув непрошеные слезы, выходит из палаты.
Я сейчас… Подожди, ладно! — кидает она на ходу, и я снова остаюсья с Ханной Вебер один на один.
Я тоже пристально вглядываюсь в ее лицо, похожее на восковую маску и тихонько произношу:
Ханна, не волнуйтесь за нее: Мелисса сильная девочка, она справится… Но ей вас не хватает. Мне кажется… — я замолкаю, не решаясь озвучить свою мысль, — мне кажется, что у них с отцом не все гладко… Не знаю, всегда ли было так или это следствие вашей аварии, только они не очень дружны… — Тут я сам смущенно посмеиваюсь: — Ага, сказал тот, кто и сам-то со своим отцом не может найти общего языка. Извините, несу какую-то чушь… Нервы пошаливают в последнее время!
Потом осторожно касаюсь ее руки и совсем тихо добавляю:
Я присмотрю за вашими детьми, обещаю.