Страница 11 из 50
– Так или иначе, но благодаря этой случайности я теперь тебе обязан жизнью, и поэтому мне плевать, что ты пират.
– Тогда, мне плевать, что ты римлянин, – ответил Кратис, и они оба засмеялись.
– Как там твоя, не родила еще? – спросил Нирей.
Кратис почему-то вдруг помрачнел, но потом, как будто смахнул с себя эту хмарь и, улыбнувшись, ответил, как ни в чем не бывало:
– Как же, не родила!? Родила. Мальчика.
Однако от зоркого глаза Нирея не ускользнуло странное поведение друга, и он осторожно задал следующий вопрос, внимательно наблюдая за капитаном.
– Как назвали?
– Азар.
– О! Какое имя! Означает огонь ведь, да? Почему так назвали? Есть кто-то в роду с этим именем?
– Нет. Это жена придумала. – Кратис оглянулся вокруг, снизил голос и приложил ладонь к губам так, будто хочет сказать какую-то тайну. – Он ведь, считай, умер при родах. Чудом остался жив.
– Да!? А почему? – Нирей не спускал внимательных глаз с подвыпившего атамана.
– Неудачный рейд, – махнул рукой атаман, явно наигранно. – Нас атаковало другое судно, пришлось улепетывать. В самый последний момент в окно влетела стрела и угодила ей в руку. Вот тут-то и начались роды. Видимо, поэтому.
– Понятно… Хотя, подожди, непонятно. Имя-то ему почему такое дали? – продолжал расспрашивать Нирей.
– Да потому что у него такое родимое пятно на руке рядом с большим пальцем… похожее на пламя? – вдруг выпалил Кратис и тут же оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не слышит.
– А-а, вот теперь понятно, – ответил Нирей, удовлетворенно кивнув.
Подвыпивший капитан Касатки не заметил, что римлянин смотрит не на него, а на прибитый к стене позади Кратиса свиток, на котором было написано под большим заголовком «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!»:
…При ночном нападении неизвестными грабителями на Зимний Дворец был похищен царский сын – младенец Азарий. Особая примета, у младенца на правой руке рядом с большим пальцем характерное родимое пятно похожее на пламя…
После нападения царь больше месяца провалялся в постели. Неделю он был в бреду, и у него был жестокий жар. Все уже думали, что он не выживет, однако через неделю жар спал, и Ятон пришел в себя. Первые два дня он был очень слаб, ел крайне мало, ничем не интересовался, и ни у кого ничего не спрашивал. Но на третий день он с самого утра приказал позвать своего верного управляющего и попросил его рассказать ему, что с ними со всеми приключилось.
Мелькарт, так звали управляющего, очень боялся, что царь не вынесет новости о смерти жены и похищении сына. Видимо, почувствовав это, Ятон, когда слуга вошел в спальню, встретил его словами:
– Мелькарт, скажи мне, моя жена и сын, они… выжили?
Царь говорил тихо и с трудом, и даже с какой-то мольбой в голосе.
Управляющий понуро опустил голову, и Ятон, тяжело вздохнув, опередил его ответ вопросом:
– Их уже похоронили? Сколько я пролежал в горячке?
Мелькарт спохватился, что царь его неправильно понял, и тут же уточнил:
– Нет, господин, точнее, да, ваша супруга, к сожалению, была убита. Но сын, …мы точно не знаем. Его тела нигде не нашли, поэтому, мы думаем, что он, возможно, похищен. Сегодня уже десятый день после того злополучного события.
Сказав это, слуга опустил голову, и лишь изредка поглядывал на царя.
Какое-то время Ятон переваривал информацию, по его лицу было видно, какая в нем происходит борьба, но управляющий с трепетом терпеливо ожидал, каким будет итог. С одной стороны, он боялся за своего господина, поскольку очень уважал его и ценил, считая его очень благородным правителем. Поскольку царь только недавно пришел в себя и еще до конца не оправился от болезни, слуга не был уверен, что столь ужасная новость не скажется еще более пагубно на его здоровье. С другой стороны, Мелькарт боялся за себя, поскольку Ятон, как и любой другой человек, мог иногда быть просто ужасным в гневе, и тогда под его руку мог попасть кто угодно, включая и самого управляющего.
В напряженном ожидании время тянулось, и мгновения казались часами.
Слуга смиренно ждал.
Видимо, найдя в себе мужество не предаваться отчаянию, царь в конце концов тяжело вздохнул и спросил более-менее спокойным тоном:
– Кто на нас напал? Кто-нибудь из уцелевших сумел это понять?
– Судя по одежде и вооружению, это Кипряне, – ответил слуга, незаметно вздохнув с облегчением. – Скорее всего с Китиона.
– Я в последний момент видел одного. Я бы сказал, что да, на финикийца он действительно похож. Вполне возможно, что и с Кипра. Еще какие-нибудь сведения есть?
– Кайя, ваша свояченица, сумела выжить. Она спряталась с сыном и его слугой под кроватью в дальней спальне, и поэтому никого не видела, но слышала, как кто-то из нападавших уходя сказал: «Теперь мы квиты»!
– Тогда, скорее всего, ты прав, что они с Китиона. Мало того, что они особенно ненавидят римлян, так еще, я помню, как после нашего последнего похода они кричали мне вслед, что обязательно отомстят.
– Кайе показалось, что это было сказано женским голосом.
– Вряд ли. Скорее всего, просто высокий мужской тембр. Кто еще уцелел?
– Из прислуги семнадцать человек, трое мужчин, пять женщин, четыре отрока. Двое мужчин были ранены, но не смертельно. Из знати кроме вас еще трое, ваш дядя Хирам, его супруга Зимрида, и дворцовый врач Филокл, хотя его жену с младенцем убили. Из военных кроме тех, кто отправился тушить пожар, не выжил никто.
– Хм, нет худа без добра, значит? Благодаря пожару кто-то уцелел? – задумчиво спросил царь.
Управляющий с сомнением пожал плечами.
– Возможно, но думаю, не в этом случае, господин. Судя по следам, напавшие на дворец, скорее всего, сами и устроили пожар, наверное, специально для того, чтобы отвлечь внимание или с расчетом, что туда будут направлены солдаты, и охрана ослабеет.
– В самом деле!? Да они коварны! Если бы я был уверен, что это те самые кипряне, я бы уже в ближайшее время послал туда войско. – Воскликнул Ятон, и глаза его сверкнули тем самым гневом, которого так боялся Мелькарт. Однако, царь тут же успокоился и спросил? – А есть те, кто был ранен, как я, но остался жив?
– Да, господин. Таких четверо. Ваш дядя, он тоже был в горячке и только сегодня пришел в себя. И трое из прислуги.
– Странно, что они, уходя, не подожгли дворец. Я бы тогда точно не выжил. Да, и эти четверо тоже, – задумчиво проговорил Ятон.
Какое-то время он молчал, о чем-то думая, а затем твердо приказал:
– Отправь в Китион под видом обычных торговцев Маттана и тех, кого он посчитает нужным взять с собой. Обеспечь всем необходимым. Пусть разведают все, что можно. Если мой сын все еще жив, и он там, пусть найдут его во что бы то ни стало. И если они его найдут, пусть простят меня боги, но кипрянам несдобровать.
В таверне было людно. Вдоль стен просторного помещения ровными рядами стояли низкие столики, вокруг которых на продолговатых ковриках, некоторые сидя, некоторые полулежа, располагались разные по виду люди, наслаждаясь обеденной трапезой. Здесь играла живая музыка, и вкусно пахло жаренным мясом.
Как успел по пути сюда объяснить Эмиль, здесь могли готовить на любой вкус, и предоставляемое меню было более разнообразным, чем в других местах.
Удобно расположившись за столиком в дальнем углу помещения, три недавно встретившихся человека, заказав себе обед, каждый свое, теперь спокойно ожидали, когда им принесут еду.
– Меня зовут Эмиль, – начал беседу римлянин. – Я родом из Фракии. Мой отец погиб на войне, когда римляне наводили порядки в нашем городе, а мать спас от позора один римский сотник. Он заступился за нее, когда её хотел изнасиловать рядовой легионер. Она тогда была еще совсем юной. Всего шестнадцать лет. А мне было чуть больше года отроду. В общем-то, она стала его рабыней, но, как она рассказывала, он был хорошим господином, и никогда ее не обижал и не использовал как женщину.