Отголоски судьбы

Уже не первый вечер, когда Элени забывала сделать это. Маленькая, безответственная девчонка! Она никогда не считала свои возможности шакта чем-то особенным. Скорее обузой, чем даром. Только когда ее заставляли или приходилось подчиняться строгим приказам отца.

Шли мены, а Димостэнис все стоял во дворе дома, не двигаясь, не зная, что ему сейчас делать. Отчаяние переплеталось со страхом, тугим обручем стягивая сердце, парализуя. Усилием воли отогнал мгновенную слабость. Игры кончены, пришло время действовать.

Глава 10

Энтони Ингард перешел мост, отделяющий среднюю часть города от нижней. Огневики, закрепленные на перилах, освещали путь, и больше не надо было идти во тьме, как это было еще не так давно. Он любил свет, его живую игру с тенями, замысловатые фигуры, рождающие причудливые силуэты.

Энтони был талантливым архитектором, художником, чьи работы пользовались большим спросом и вниманием, как богатых людей без дара, так и одаренных. Несколько раз он даже работал в Верхнем районе, обустраивая дома знатным сэям.

Родившийся обычным человеком, он не имел права на такой вид труда, поэтому работал по лицензии в конторе кира Кэннета, без права называть свое имя и подписывать им свои творения. Известность его работ росла, принося прибыль и популярность другому человеку, а он был вынужден оставаться в тени, довольствуясь крохами. С каждым аром росло отчаяние, а с ним и безысходность от того, что уже ничего не изменить.

Энтони привычно преодолел ступени и ступил на просохшую землю, без риска вляпаться в грязь по самые щиколотки, а может и выше, как это бывало в миноры дождей, когда вода с моста стекала вниз, образуя лужи и хлябь.

Откуда-то из-под моста послышался то ли сдавленный писк, то ли всхлип, то ли приглушенные рыдания. Энтони остановился. Тишина ночи вновь разразилась безмолвием. Судьба не сделала из него воителя, но и малодушием тоже забыла обделить. Мужчина обошел ступени и прислушался.

— Эй, — тихо позвал он, — есть здесь кто?

Всхлипов больше не было. Зато через несколько мен послышалось шуршание и шелест, как будто кто-то пытался отползти по траве еще глубже под мост.

Так и в реку недолго упасть.

— Я могу отойти, — спокойно произнес он, — а если нужна помощь — вылезай.

Безмолвие.

Потом шелест повторился, но уже слышно было, что он приближается. Из укрытия появилась девица. Одетая в белое то ли домашнее, то ли спальное платье, искусно расшитое ярко алыми розами, по всему подолу, воротнику, рукавам, как языки огня. Одеяние, может и домашнее, но явно не из дешевых. Даже в неярком свете огневиков глаз художника оценил изящную работу неизвестного мастера.

Девушка вдруг оступилась и чуть не упала. Энтони успел подхватить ее за локоть, помогая встать на ноги. Она испугано подняла на него глаза. С ярким ободком горящего пламени. Мужчина едва удержался, чтобы не отдернуть руку. Ни разу за все свои тридцать три ара он не стоял так близко к одаренному, а уж тем более не прикасался к нему. И сейчас испытал даже что-то вроде разочарования. Ее кожа была такая же теплая, как у любого человека, и такая же мягкая и нежная, как у любой молоденькой девушки. Правда, глаз таких он еще никогда не видел.

Хрупкая роза в горящем пламени.

Энтони зло одернул себя. Он — художник, поэзию оставим для стихоплетов.

— Вы, правда, можете помочь? — едва слышно спросила девушка.

Вот еще! Подавленная, испуганная, растерянная одаренная — для каждого обычного человека зрелище редкое, но несомненно приятное. И для него в том числе.

Энтони едва не застонал от досады. Как же они живут там в своих сказочных домиках, в своем закрытом высокой стеной мире (он попытался понять, сколько может быть лет незнакомке — аров двадцать не меньше), если в таком возрасте она была всего лишь маленькой перепуганной девочкой.

— Ты забрела в чужой двор и потерялась, малышка?

— Меня похитили, — губы незнакомки дрогнули, она беспомощно закрыла лицо ладонями. — Я даже не знаю, где я.

— О! Это просто — ты в Эфраноре!

— Я здесь недавно. Я не знаю этой части города и не смогу найти дорогу.

Энтони с трудом подавил тяжелый вздох.

— Я провожу, — обречено выдавил он из себя.

— Нет! — девушка испугано отпрянула, будто он сейчас схватит ее за руку и потащит в Верхний район.

Очень надо.

Она начала всхлипывать.

— Они убили… убили Малани. Они ищут меня. У меня получилось применить одну формулу и убежать. Если они увидят нас вместе и тебя убьют.

Лучшее, что он сейчас мог сделать — уйти. Пусть сидит под мостом и трясется от страха. Либо законники найдут, либо похитители. Так или иначе, у него своих проблем полно.

— Как же я могу помочь?

— Найди моего брата.

— Мне нужно поговорить с сэем Димостэнисом Иланди, — как только Энтони произнес это имя вслух, он со всей уже безнадежной силой понял, во что вляпался. Оставалось надеяться, что девчонка не сошла с ума, у нее не разыгралась воображение или, что совсем худо — не обострилось мания величия, и она отправила его по верному адресу.

Однако уже в средней части города можно было увидеть необычное количество народа для этого времени суток. К тому же весь город горел, огневиков было столько, как на празднование нового ара или заключительной части Бала Цветов. Повсюду суетились законники, люди в форме гвардейцев, даже каратели. И чем ближе он подходил к разделительной стене, тем сильнее это было заметно.

От стражников отделилась фигура и подошла к нему. У мужчины были темные длинные волосы, как принято было у благородных, смуглая кожа, черные глаза.

— Мое имя Лиарен Иланди. Ты можешь говорить со мной.

Энтони склонился в почтительном поклоне.

— Простите, сэй, — твердо произнес он, — но мне нужен ваш брат.

Благородный скривился, но ответить не успел, так как в освещаемый огневиками круг вышел молодой мужчина, приметно одних аров с ним самим, как успел заметить художник, вновь преклонив голову.

— Я тебя слушаю.

Сборище знатных сэев нервировало все более. Однако, несмотря на некую скованность, и чего уж греха таить, невольную оторопь, любопытство брало вверх.

О Димостэнисе Иланди ходило больше домыслов и слухов чем о самом императоре. Кто-то считал его всего лишь молодым выскочкой, волею судеб поднявшимся слишком высоко; кто-то забавой императора, не желающего расставаться с игрушкой детства; кто-то и вовсе всего лишь одним из многих, «из этих» из главных нелюдей. Таких было меньшинство. Селяне, любившие посплетничать «о высоком» за чарочкой крепкого сбитня.

Мнение большинства сходилось на том, что не зря Дом Иланди в свое время очень дальновидно приютил осиротевшего императора. Приручили, подмяли под себя. Глава Дома — главный военачальник, как принято было считать — сила трона. Старший сын — командует элитным, самым сильным подразделением императорских войск, в которое входят каратели и «летуны». А младший и вовсе руководит самим императором. Для подданных его величества не остался незамеченным резкий контраст между правлением последнего до появления главного советника и после. Не мудрено, если вскоре молодой Эллетери станет просто помехой на пути честолюбивым планам друга детства.

Что до самого Энтони ему было все равно, кто правит или в скором времени будет править Астрэйеллем. Он был сторонником новой идеи, которая все больше находила отклик в сердцах людей, родившихся без дара. «Смертным» нужна своя империя, где не будет шактов и их всевластия.

Энтони поднял глаза, дерзко рассматривая стоящего перед ним человека. Русоволосый, с породистыми чертами лица, строгими, четкими, словно вылепленными руками умелого скульптора, высокий лоб, прямой нос. Выше среднего роста, не самого могучего телосложения, скорее худощавый и гибкий, как и большинство шактов.

Явно чувствовалась сила, исходящая от него. Не дар. Внутренняя сила человека, уверенного в себе, в своих поступках, в своих возможностях. Единственное, что сейчас не вписывалось в общую картину и мешало закончить образ — глаза. Черная бездна отчаяния и страха.