Одержим тобой

8. Артём

Меня редко влекло к кому-то конкретному, был определённый типаж и не более. Лишь смазливость и раскрепощённость играли важную роль в выборе девушек. Чаще всего я хотел просто секса, физики, которую необязательно иметь с постоянной партнершей, тем более с затратами денежных средств и моральных сил. Вниманием я никогда не был обделен, а уж кто мне отдаётся, вообще лишняя информация. Секс хороший — можно повторить, нет — всем спасибо, все свободны.

Но с этой девчонкой, словно что-то щелкнуло в голове, перестроилось, перекроилось и перестало вмещаться в обычную систему.

Нагло отвоеванный поцелуй показался слаще тех, что мне отдавали добровольно, а дрожь пальчиков, которыми она цеплялась за мои плечи, заводила сильнее самых развратных касаний других частей тела.

Я лениво отстранился от губ, отступил на шаг назад, приготовившись подавить ожидаемый бунт. Но даже в васильковых глазах не было ни следа смуты, лишь мутная томная поволока.

— Рад, что смог доставить удовольствие!

Прозвучало несколько самоуверенно, но довольно-таки правдиво. Девушка растерянно скользила по моему лицу взглядом. Слишком долго задерживалась на оправе очков, чтобы потом зрительно зацепиться за штангу в брови. Её явно мучила несостыковка в картинке, но больше всего она изнывала от смущения, которое вдруг примешалось к возбуждению.

Она то и дело облизывала губы, словно слизывая острым язычком оставленный мной вкус. Вкус чего-то запретного, взятого силой, а после с удовольствием разделенного на двоих.

Наконец, осознав ситуацию, сложила руки на груди, поступив очень опрометчиво. В вырезе незастегнутой на верхнюю пуговицу рубашки аппетитно появилась грудь. Я без зазрения совести уставился на выставленные напоказ упругие полушария, облизываясь, сглатывая голодные слюни.

Едва заметная капелька пота в ложбинке издевательски медленно скатилась по коже, прячась под тканью белоснежного белья, которое, также выглядывало из-под рубашки. Мозолило мне глаза и накидывало дров в топку фантазии.

— Сколько списано с долга за поцелуй? — обескуражила вопросом, прерывая поток моих похабных мыслей.

— Нисколько, — подавил ехидный смешок. — Ты халтурила. Поцелуй был даже без языка.

Не вышло себя остановить, я коснулся подушечкой пальца кожи. Влажной, нежной и разгоряченной от наглого прикосновения. Провел вниз, стирая ту самую капельку пота, почувствовав между девичьей груди вереницу мурашек, а у себя в паху разгорающуюся похоть.

Облизнул палец, жалея, что нет возможности прикоснуться в том месте языком. Убрать зажатость и показать, как можно помочь друг другу.

— Это по́шло, — сухо отозвалась она, принимаясь застегивать пуговки, которые я умудрился расстегнуть, пока нагло шарил в её вырезе.

— Это чертовски возбуждающе.

— Мы договорились без домогательств.

— Нет, — нагло положил руку на тонкую талию, скользнул в сторону и назад. Уютно расположил ладонь на упругой ягодице, а сжав её, уловил, как девчонка рвано выдохнула. Как её тело мгновенно отозвалось под моими горячими ладонями. — Смысл заключался в другом. Если ты сможешь не давать отклик на ласки, тогда и без интима обойдёмся. Погуляем, как пионеры. Но… тело не врет, — я сам за малым не сходил с ума от того, что творилось между нами. Как искрил воздух и плавилась выдержка. — Ты давно на сексуальной диете, а я готов предложить разнообразие в меню. Тебе понравится, — пообещал я, таща вниз бегунок на молнии её юбки, наслаждаясь лёгким скрипом зубчиков.

— Даже имени моего не спросишь, — наклонившись ко мне, шепнула на ухо, а после губами коснулась мочки. — Сразу в трусы полезешь?

Укусила и не побрезговала, с силой клацнув зубами по чувствительной коже. Боль запульсировала на месте укуса даже интенсивнее, чем накрывающее возбуждение приливало к паху.

— Дерзкая, да? Я таких люблю.

Отнял руку от аппетитных форм и потёр явно прокушенную мочку уха. Что-то липкое размазалось на пальцах, а внезапный испуг отпечатался в виноватых глазах. — А выкинешь что-то подобное ещё раз, накину сумму долга.

— Ручка есть?

Я пожал плечами, то ли не ожидая такого вопроса, то ли не зная на него ответа. Помедлил, будто остывая и не желая надолго терять девушку из поля зрения. Но вовремя вспомнил и повернулся к давно забытой мной Ляльке.

— Ручка есть?

Девчонка деланно равнодушно полезла в рюкзак, продолжая сверлить сестру ревностным взглядом. Посылала ту если не в преисподнюю за развязное поведение, то методично выкручивала тумблер её совести на максимум.

— Не благодари.

Я вопросительно изогнул бровь, наткнувшись на довольно показательную истерику Мальвины. Кинув ручку, которую я умудрился схватить на лету, она выскочила из комнаты. Что-то шепнула неразборчивое и дверь зачем-то оставила приоткрытой, словно собиралась и дальше следить за нами.

— Как ты попала в Линч?

— А это важно?

— Нет, я спросил для общего развития. Любую информацию я могу узнать у охраны.

— Тогда опустим любезности, их итак было много, — она поспешила застегнуть молнию на юбке, пуговицы на рубашке, заправив ту обратно за пояс.

А я только сейчас заметил не только грудь, но и красующийся на ней бейджик.

— Значит Лика, — протянул её имя, продолжая вчитываться в яркую надпись. — Ты работаешь в Парадиз?! Для гоу-гоу ты слишком зажата, для официантки…

— Это мой телефон, — поспешила она перебить ход моих размышлений, показав ровную строчку цифр, выведенную на моем предплечье. — Но на многое не надейся. Я найду деньги.

Виляя слишком зачетной задницей, чтобы я вот так запросто перестал на что-то надеяться, Лика вышла из VIP, но не из моей головы.

9. Лика

Я выскочила из комнаты, как ошпаренная, поправляя на ходу растрёпанные волосы и сумбурные мысли. В голове, кроме грохота музыки, искушающего голоса и образа его хозяина ничего больше не было.

Наглый, дикий, самоуверенный тип буквально заполнил меня изнутри, вытеснив здравомыслие и все существующие приличия.

Солоноватый вкус его кожи, привкус крови до сих пор играл у меня на языке, подразнивая и превращая меня в бесноватую.

Кожа горела и помнила каждое наглое прикосновение. Жар пальцев, которые спускались в ложбинке, задевая грудь. Широкие ладони, что жадно гладили, стискивали, изучали моё тело, которое сейчас ныло, будто рвалось обратно к тем самым рукам.

Мужские губы, оставшиеся на моих навязчивым напоминанием, никак не стирались из памяти. Вопреки всей неправильности сложившейся ситуации я не отрицала, что желала повторения.

Наваждение не прошло даже с выходом на улицу, лишь ветер донёс с пустынного переулка горький сигаретный дым.

Лялька и не думала прятаться, просто в тёмном закуточке не дуло, да и накрапывающий дождик там ей был не страшен. Прислонившись к стене, она нервно стучала по ней пяткой. Но услышав шаги, даже не повернулась в мою сторону, выказав полный игнор.

— Выбрось, — процедила я сквозь зубы, но пока не перешла от приказов к воспитательным мерам. Всё наивно надеясь достучаться до разума сестры не оплеухами, а словами. — В твоей голове что… единороги бунт подняли? Какого черта ты творишь, дура?

Лялька проигнорировала и пока ещё тихую просьбу выбросить сигарету, и мои вопросы. Оставила без внимания даже не совсем шуточное обзывательство дурой, продолжая пускать колечки сизого дыма в пустоту.

Взвинченная непослушанием и диковатостью происходящего, я не выдержала и выбила из пальцев сигарету. Наполнила повисшую тишину звонким шлепком. Тлеющий окурок отлетел на асфальт, рассыпавшись яркими искрами, чтобы тут же погаснуть в лужице.

— Очумела, — она наконец-таки удостоила меня своим вниманием, грозно шипя как змея. — Больная!

Чуть поморщившись, Ляля потёрла место удара, словно я не рассчитала силу и сделала настолько больно, что она вдруг начала очень реалистично кривиться от боли.