Страница 7 из 78
— Да какой там молотом махать! Он тебя, думаю, и к горну близко не подпустит.
Мастерская расположилась в подвальчике возле одной из бесчисленных сувенирных лавок, куда кузнец дядя Миша поставлял часть своей продукции. Впрочем, в основном он работал на заказ, создавая эксклюзивные клинки для богатых клиентов или снабжая реквизитом ролевиков и реконструкторов. Вот и сейчас на наковальне, проходя последнюю доводку, лежал добрый каролинг с характерной формой рукояти и необычным узором на лезвии. Уж насколько мало я разбиралась в холодном оружии, а меч с самого начала впечатлил меня совершенством формы и ощущением исходившей от него силы.
— Ну что, Марья-Царевна, решила взглянуть на меч-кладенец? — словно старую знакомую приветствовал меня кузнец, насмешливо глядя из-под кустистых бровей. — Не время еще. Твой богатырь хоть родился, а на бой не сгодился. А кудеснику меч и вовсе не нужен, когда у него дудочка волшебная есть.
И кузнец почему-то указал на Левушкину свирель, которая торчала из моей сумки. В рожечники и жалеечники я не записывалась. На этих инструментах играли в основном ребята. Но несложным наигрышам на свирели Левушка меня научил, и в дипломном спектакле я аккомпанировала одной из сокурсниц, готовившей на гос программу из трех сложнейших белгородских хороводных песен.
— Чей это заказ, дядя Миша? — потянулся к клинку Никита.
Мастер бесцеремонно его отстранил.
— Чей-чей, — проговорил он ворчливо. — Кому по руке придется нечисть костлявую бить, того и будет.
— Опять ты, дядя Миша, со своими сказками про мечи-кладенцы и хранителей забытых гробниц, — недовольно хмыкнул Никита. — Бабьи россказни это все. А мечи из курганов добывали, поскольку болотное кричное железо никогда не взяло бы привозной индийский булат.
— Сказка ложь, да в ней намек, — покачал кудлатой седой головой кузнец, в свете пылающего горна и вправду походивший то ли на древнего хранильника, создателя заговоренного оружия, то ли и вовсе на вершителя людских судеб. — А ты, Марья-Царевна, за то, что уважила старика, не погнушалась платье красное сажей испортить, держи мал подарок.
И он протянул мне толстую стальную спицу с витым навершием, в центре которого угадывалась фигурка лягушки.
Вечером дома меня ждал озадаченный Иван, застывший в коленопреклоненной позе возле аквариума малагасийской радужной, точно буддийский монах перед ступой. Я даже испугалась, что с Василисой, то есть с лягушкой, случилась беда, но брат меня успокоил.
— Да понимаешь, какая ерунда, — нахмурился он. — Сегодня после зачета позвонил я своему другу из юннатского кружка. Спросил, когда и куда привезти дискуса, которого я ему обещал взамен лягушки. А он ничего не понимает. Какая, мол, лягушка. Я тебе ничего не передавал.
— Ну, знаешь, сейчас сессия, — пожала я плечами, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Люди самих себя забывают. А тут лягушка. Тем более, ты ж говорил, ему ее тоже подарили. Не переживай. Вспомнит. А нет — невелика беда. Ну не выбрасывать же ее. Тем более, обратно он все равно ее не примет.
Перед сном я решила поставить на зарядку свой планшет, который вконец заюзал установивший туда игры Петька. Пролистав уведомления, я обнаружила, что вчера ночью, пока я расшифровывала песни, кто-то заходил с лежавшего в комнате братьев устройства в аккаунт Василисы. Хотя переписку подруги в соцсетях после ее исчезновения просматривали в поисках зацепок следователи, учетную запись блокировать не стали и страницы не удалили в надежде, что, если она жива, то как-нибудь выйдет на связь. Поэтому я решила ей написать.
«Вася, ты как? Как ты к нам попала? Чем я могу тебе помочь?»
Собственно, эта запись почти дублировала сотни других, которые оставляли мы с подругами, пока еще надеялись ее найти. И все же этой ночью я боялась лечь, чтобы не пропустить ответ, но, прикорнув на минутку, так и проспала до утра. Разбудил меня восхитительный запах оладушек с кухни. Я даже спросонья подумала, что вернулась мама. Ваня еще спал, прижимая к щеке специально оставленный мной в его комнате халат. Лягушка сидела в аквариуме. На окне зачем-то стояла банка соли для ванны, а подаренная кузнецом спица оказалась воткнута в косяк над дверью.
«Ничего не говори ивану никому ничего немговори», — гласило краткое сообщение от подруги.
Судя по опечаткам, отсутствию заглавных букв и знаков препинания, Василиса торопилась, явно опасаясь слежки. Размышляя, что все это значит и для чего подруге могли понадобиться спица и соль, я прошла на кухню. Оладушки мне не пригрезились. На блюде ровной пухлой стопочкой лежали фирменные Василисины японские панкейки. Оставалось заварить чай и достать из холодильника варенье, сметану и мед. Вот только, хотя мой рот наполнился голодной слюной, я точно знала, что есть мне это ни в коем случае нельзя.
В привороте я, конечно, смыслила мало, никогда им не занималась. Никита и без того пользовался любым моментом, чтобы запустить руки мне под блузку или куда ниже и прозрачно намекал, что, кабы до окончания его магистратуры мы родили двоих детей, ему бы не пришлось думать, как от армии откосить. При этом я точно знала, что эти оладушки, а вернее, панкейки, Василиса приготовила специально для моего Вани. Привораживать нашего Царевича, конечно, не требовалось. Он после Василисиного исчезновения на других девушек просто смотреть не желал, но кто знает, а вдруг это приворотное печево должно было помочь моей бедной подруге сбросить лягушачью шкуру? В сказке царевна-лягушка тоже что-то пекла. И почему именно для царя, а не для его сына?
— У нас что, опять оладушки? Совсем ты меня, Маш, разбаловала! — заглянул на кухню мой Иван, сонно потягиваясь и зевая не хуже Тигриса и игуаны.
— Ты кушай, Ванечка, кушай! — засуетилась я вокруг брата, наливая в его любимую кружку чай, подкладывая варенье и воровато пряча бутерброд, который не успела еще заглотить. — И никакие это не оладушки, а японские панкейки. Помнишь, я тебе рассказывала.
— Ну да, их Василиса умела готовить, — снова посерьезнев, подтвердил Ваня, который во время поездки на конференцию, видимо, тоже пробовал коронное блюдо моей подруги. — У тебя получилось очень похоже, — добавил он, о чем-то задумавшись и вспоминая то, что казалось ему сном.
Когда я собиралась на работу, позвонил суетливо-радостный руководитель ансамбля.
— Захвати поневный комплекс, Левину свирель и ноты белгородской программы. Встречаемся у метро Тушинская.
— А что за срочность такая? — не поняла я.
— Благодетель наш вернулся, — захлебнулся радостью руководитель ансамбля. — Константин Щаславович.
Я едва не выронила сумку под грустное протяжное кваканье малагасийской радужной.
— Что случилось? — всполошился Иван, от которого не укрылось мое смятение.
Еще бы. У меня от страха даже губы побелели. Пришлось ему рассказать про важного заказчика.
— Я поеду с вами, — решительно засобирался мой брат.
— В качестве кого? Ты же двух нот связать не можешь! Я бы тебе даже бубен не доверила!
Оправившись от шока, я попыталась отшутиться.
— При чем тут бубен? — слегка обиделся Иван, которого обычно задевали мои замечания относительно его музыкальных способностей. Тем более, он же не дразнил меня за то, что я из всего курса химии вынесла только реакцию нейтрализации. — Еще не хватало, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Да кому я нужна? — резонно заметила я, укладывая в чехол белгородскую рубаху с машинной имитацией браного черно-белого узора. — Наш отец, к счастью, никаким аффинажным королям еще дорогу не переходил. Да и с урановыми хвостами, ты сам мне говорил, что-то там застопорилось. Если хочешь, я с собой Никиту позову, а ты лучше к экзамену готовься. Не представляю, как можно всю твою биологию на память выучить.
На самом деле я хотела, чтобы брат присмотрел за Василисой. Трудно сказать, каким путем, волей какой стрелы попала в наш дом лягушка-путешественница, но Константин Щаславович приехал в столицу именно сейчас не случайно.