Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 9

– Участвовали?

– Да. В двух. Кстати, один мой друг сказал, что у тех, кто вернулся из подобных программ по обмену, есть real mental disease. Психические отклонения, если быть точнее. Но эти отклонения, как мне кажется, немного не похожи на те, что бывают у обычных психованных людей. Хотя… Это судить вам. Знаете, сложно поверить, что уже больше года прошло с тех пор, как мы вернулись из Америки…

– Как долго вы жили в Америке?

– Знаете, не сказать, что жили. Если можно назвать четыре месяца, проведенные в штатах, полные работы, новых открытий себя и других людей, новой культуры, жизнью… Для многих четыре месяца – это ничего, но для меня – это просто полжизни. Эти полжизни изменили меня, мой внутренний мир и отношение ко всему вовне. Также как и другие полгода в Европе.

– Вы сказали мы?

– Ага… – я ухмыльнулась; надо же, так быстро раскусил, что нас двое: я и второе я. – «Заткнись, bitch!» – ух, краткая перепалка. – Да, я была с компанией ребят в Америке. А потом с девочками из моего университета в Европе. Мне так много хочется вам рассказать, что я даже не знаю, с чего начать. Эмоции до сих пор бурлят внутри меня. Когда я о них вспоминаю или натыкаюсь на фотографии или какую-то вещь. Хотя время делает свое дело. Все события понемногу забываются. Даже самые хорошие. Хотя это лучше, чем затирать их в памяти до дыр, прокручивая снова и снова, когда реального от них остается – ничего. А большая часть – фантазии.

Ты пытаешься вернуться назад, снова почувствовать ту радость, но понимание того, что все закончилось, а отношения с большинством «друзей того времени» медленно и верно разваливаются, дают всему новый облик, с новыми красками, превращая их в нечто темное и грязное.

В сознании по-хорошему сумасшедшие, фееричные поступки начинают выглядеть очень глупыми, развратными, как в королевстве кривых зеркал. Ты думаешь, что вел себя как абсолютный идиот и начинаешь сожалеть. В итоге я стараюсь о них не думать. Когда я о них не думаю, я их забываю.

Мне просто кажется, что так пройдет вся моя жизнь. А в итоге – я даже не смогу открыть шкатулку с воспоминаниями своими трясущимися от старости и Альцгеймера руками.

– Давайте начнем с того, с чего все началось.

«Началось…» Моя левая бровь пошла вверх, на лоб. Кажется, более странный вопрос сложно было задать, учитывая, что я сейчас говорила о вечном и о том, что будет в конце.

– Начиналось? Я родилась…

– О чем ваше самое раннее воспоминание? Которое могло бы относиться к вопросу, который мы обсуждаем.

– Думаю, мечта…

– Нам нужно воспоминание, – этот мужчина в модных очках абсолютно не старался понять меня!

– Послушайте, а у вас что, никогда не переплетаются мечта, сон и реальность? И никогда вдруг случайно не всплывают воспоминания, которых быть может и нет?

Абсолютно незаинтересованный, непонимающий, но готовый поставить диагноз взгляд. Отлично!





– Ладно, дослушайте. Воспоминание. У меня были мечты. Мне всегда было о чем помечтать. В основном о чем-то нереальном. Когда мне было шесть, я гуляла у маленького трехэтажного дома, где мы жили с родителями, в маленьком городе, и мечтала. Вокруг меня была зима, чернозем замерз колеями, а лужи покрылись льдом, по которому можно было скользить или даже кататься, представляя, что у тебя есть коньки. С одной стороны был тот трехэтажный дом с детской площадкой, а с другой – пятиэтажное общежитие. Но на самом деле я гуляла по Нью-Йорку, среди огромных небоскребов, как в кино. Я изо всех сил напрягала глаза и мозги, чтобы увидеть все это! Мечтала, что меня все знают и поехать куда угодно не составляет большого труда. И, блуждая по улочкам Нью-Йорка, я старалась не слишком-то разглядывать здания. Ведь это некрасиво, да и все бы поняли, что я очень удивлена и впечатлена. А тем, кто видит такое каждый день, такие глупости не присущи.

Разделите мне воспоминание?

Знаете, это как моя собственная машина времени.

Только с недавних пор она работает и в обратном направлении.

***

Мне уже так надоело путешествовать в прошлое. Путешествия в будущее гораздо приятнее, потому что я точно знаю, что это еще не произошло, это еще может произойти. И если это не будет приносить мне достаточно удовольствия, я могу приложить все силы, чтобы изменить это будущее. Но вот с прошлым все гораздо сложнее. Его не изменишь. Это как какое-то дежавю, день сурка, повторяющийся снова и снова в твоей голове. Иногда по твоей собственной воле, иногда без нее. Просто это как волна. Волна прошлого накатывает и ты «закидываешься» в него с головой, со всеми мыслями и эмоциями. И это не всегда приятно. Скорее сказать, чаще неприятно. Чем дальше от этого прошлого.

Моя машина времени редко отправляет меня дальше, чем начало той весны, когда я работала официанткой в кафе здесь, в России, чтобы заработать на программу студенческого обмена. Исключительность этого факта, наверное, заключается именно в том, что в те минуты я переступала через свою гордость, достоинство и все хорошее, что во мне было, чтобы улыбаться. Ради денег. Улыбаться людям, как щенок, просящий кусочек косточки. Все же не мяса. Но жалостно просящий. И в большинстве случаев, надо сказать, моя улыбка нравилась людям. Мне хотелось, чтобы она была искренней. И она была. Но не всегда.

У всех людей бывает плохое настроение. Это нормально. Испытывать негативные эмоции – это нормально для обычного человека. Испытывать весь спектр эмоций – это нормально. И я его испытывала на работе. Это место было новым для меня во всех смыслах. Новый вид отношений с людьми. Когда ты их обслуживаешь.

Отчего-то многие люди считают, что если человек их обслуживает, он практически их собственность. У нас, в России. Как будто за их деньги я должна была делать что-то экстраординарное и выполнять все их желания.

Пойти работать официанткой было необходимым шагом моей подготовки к путешествию в Америку. Как в материальном смысле, так и в моральном. Можно сказать, что до моего первого рабочего дня в кафе продолжалось мое детство. Беззаботное и полное детского максимализма. Но этот максимализм разбился.

Он разбился не только о тех, кто мне хамил в мой первый рабочий день, не только тех, кто толкал или подшучивал. И даже не то, что я пролила на себя кувшин с соком, было моим разочарованием. Перед самым закрытием кафе, мне нужно было обслужить столик. Когда я к нему подошла, то увидела свою бывшую одноклассницу, сидящую вместе с уже довольно зрелым мужчиной. Они сделали заказ и довольно мило улыбались. А я в это время испытывала шок. От того, что они сидят, а я обслуживаю их. Словно я слуга. Я служу…

Я еле дошла до кухни. И разрыдалась. Мне было стыдно за саму себя. За то, что я чувствовала себя ниже статусом, чем моя одноклассница. Когда-то мы сидели за одной партой, участвовали в одних и тех же конкурсах. Мы равно хорошо учились в школе. Но теперь она была за столом, а я – у стола.

Я чувствовала себя очень унизительно. И я знала, что единственный человек, который мне это все устроил – это я. Я сама выбрала себе такой унизительный труд. Труд за деньги.

Я стояла на кухне, грязная и самоуниженная, и плакала от… жалости к себе. Иногда мы плачем от жалости к себе. И это ужасно. Я ненавижу людей, которые испытывают жалость к себе, и тем более плачут от этих чувств. Я считаю их самыми что ни на есть слабаками. Самыми слабыми из всех ослабевших. Потому что они слабы даже не телом, а душой. С таким человеком ничего не сделаешь. Он сдается раньше, чем все начинается. Потому что он жалок. Такие люди редко добиваются того, чего желают. Им приятнее жалеть себя и свои упущенные возможности.

Но иногда, думаю, нам всем хочется побыть слабаками. Чтобы понять, что это такое. И не быть ими по жизни.

Слабаком быть просто. Потому что можно винить всех вокруг в своих неудачах. У меня не получается. Я твердо знаю, что в своих неудачах виновата лишь я сама. Кроме того, обида на окружающих разрушает. Не надо обижаться, надо отдавать по заслугам. Это я шучу, конечно.