В неверном свете

— Да, ну а с другой стороны? — Тойера вдруг потянуло на рабочее место, захотелось хотя бы к вечеру заглянуть в свой кабинет, и еще он испытывал охотничий азарт, боевой задор. Он также вспомнил, что на работе, кажется, что-то случилось. Он одернул мятую рубашку и не заметил, что Хорнунг молча просила ее обнять.

— Так вот, с другой стороны, это эскиз — а эскизы он делал не в мастерской, а на натуре, — неуверенно сказала она. — Думаю, это должен решить специалист, однако, ракурс мог бы служить критерием… Хотя это не окончательный вариант или… — Хорнунг снова глядела на него погрустневшими глазами, и он понял, как ей хочется стать для него нужной, необходимой.

— Если понадобится, мы сможем с тобой встретиться? — спросил он и попытался придать своему голосу нежность. — Я имею в виду, если нам потребуется консультация специалиста или еще что? У нас есть бланки, обязывающие не разглашать служебную тайну, и я могу выдать тебе такой… — Он имел смутное представление, так ли это на самом деле.

Хорнунг кивнула.

— Если нужно, я приеду. Я знаю одного историка искусства, он учился здесь, но до этого в Марбурге, как и я. Теперь он хранитель в Государственной галерее Штутгарта. Он мог бы вам помочь… нам помочь. — Она улыбнулась. — Но это не решит все наши проблемы, Тойер.

Комиссар уже надел пиджак и стоял в маленькой прихожей, зажатый между набитым дамским гардеробом и домофоном. Он кивнул и неловко погладил плечо своей подружки:

— Я хочу, чтобы мы оставались вместе. Ты, я и наши проблемы.

— Ты позвонишь мне?

— Ну да! — Тойер застегнул ширинку. — Ах, вызови мне, пожалуйста, такси. Я никогда не помню номер.

Хорнунг вытащила из старого комода, из-под каких-то каталогов, телефонную книгу.

— Ты тратишь столько денег на такси, что давно мог бы купить машину.

— У меня есть машина, — гордо сообщил Тойер. — Она стоит во дворе дома, где я живу.

— Верно, — вспомнила Хорнунг и взялась за телефон. — Пожалуй, нам надо чаще видеться, курить и ездить на машине.

9

Непрактичный старший гаупткомиссар, его группа и молодая сотрудница прокуратуры со своей подопечной сидели вместе, как беженцы с театра военных действий, которые вновь и вновь меланхолически мысленно подсчитывают разоренное имущество тратят все силы на то, чтобы переносить холод мироздания.

В действительности же им пришлось переносить не космический холод, а всего лишь примерно двадцать пятое начало зимы в эту весну. Сильный ветер обрушился на долину Неккара и к вечеру стих. Серое небо и предупреждения о гололеде на местных радиостанциях. В действительности, же никто из собравшихся не потерял особых богатств. Лишь Хафнер упрямо держался за постоянно падающие акции какой-то сомнительной компании. В действительности они сидели отнюдь не на железнодорожном вокзале и не в портовом кабачке или другом месте, где обычно сидят бездомные, а в индийском ресторане на Кеттенгассе. Бабетте неожиданно захотелось поесть именно там, а у Ильдирим была нечиста совесть из-за забытого утреннего завтрака и из-за того, что через два часа ей придется оставить девочку одну. Странный выбор места усугублялся еще тем, что прямо рядом с домом Ильдирим и Бабетты был большой индийский ресторан, но девчушку он не устраивал. Она захотела пойти именно в ее «мечту», и та находилась именно на Кеттенгассе.

Но этого мало: они все-таки были беженцами. В каком-то смысле даже дезертирами. Прошлой ночью был убит молодой парень, посреди Старого города. И на этот раз в ограниченном мозгу Зельтманна проскочила искра активности: все руководители отделов были с самого утра приглашены на заседание, отсутствовал без уважительной причины лишь господин Тойер. Стали его разыскивать и обнаружили, что никто из его сотрудников на работу не явился.

— Скажи еще раз, чтобы я поверил, — пробурчал Хафнер. В ресторане, декорированном по-восточному пышно, он заказал жареный картофель «помм фри», отговорившись тем, что это для девочки. Правда, Бабетта с довольным чавканьем съела неострое карри из курицы, и кельнер, который напомнил Тойеру мексиканца из «Счастливчика Люка» и поэтому лишь забавлял его, снова начал зло поглядывать в их сторону.

— Моя мамочка выкинула новый фокус, — простонал Лейдиг. — В Салоне красоты, пока ей делали педикюр, она воспользовалась моим служебным телефоном. Я как раз отлучился в туалет. Поскольку я до этого листал журнал «Бунте», маме понравилась мысль — сообщить господину Зельтманну, что я читаю порножурналы, чтобы он надрал мне уши. Доволен? — обратился он к Хафнеру.

— Очень, — отозвался Хафнер. — Картофель прима.

— Нет никакого смысла нам мучиться. — Тойер уставился в свой бокал с красным вином. — Ничего не имеет смысла, в том числе и наши мучения.

— Теперь вы что-нибудь будете заказывать? — Сверкая глазами, кельнер подошел к столику.

— «Помм фри», — тихо сказал Тойер и погладил маленького деревянного слоника в стенной нише. — Я тоже хочу «помм фри».

— Мы все-таки ресторан с индийской спецификой, — язвительно возразил официант.

— Тогда принесите мне еще миску риса, — буркнул Тойер с тайным удовольствием. — Я оплачу его и выброшу потом на Марктплац в лицо первым двум несчастным, которые заключают со своими адвокатами союз на всю жизнь.

— Мы из полиции, — смущенно сообщил Лейдиг и показал свой жетон.

Официант удалился, качая головой.

Бабетта хихикнула.

— Что ты нашла смешного? — раздраженно спросил Штерн.

— По-моему, вы веселые, — просияла Бабетта. — Если бы я была преступником, я бы вас не боялась.

— Тесс, тише, — шепнула Ильдирим, стараясь не встретиться взглядом с мужчинами.

— Девочка слышит вещи, которые вовсе не для ее ушей, — возмутился Хафнер.

— Вы же сами попросили меня пойти с вами, — прошипела Ильдирим.

— Ничего страшного, — поддержал ее Тойер, знаком попросив еще красного вина. — Полиции при демократии скрывать нечего. У нас ведь демократия, или опять все перевернулось?

Около полудня Штерн прибыл в контору и с гордостью представил арестованного по делу об убийствах собак. После недолгой проверки тот был отпущен на все четыре стороны. Это был глухонемой владелец собаки, человек с безупречной репутацией.

— Просто он побежал прочь, когда я хотел его опросить, а собака лаяла как сумасшедшая, — сокрушался Штерн. Как всегда, он пил лишь «Радлер», чтобы сохранить способность производить потомство.

Тойер благожелательно кивнул.

— Зачем глухому собака? — возмутился Хафнер. — Ведь глухой — это не слепой, в конце концов.

Опозорившийся Штерн сбежал в свой кабинет, где его дожидалась Ильдирим, разгадав до конца начатый Тойером кроссворд. В это время позвонила Хорнунг. Около трех часов пополудни Хафнер был задержан в «Старом кузнеце» четырьмя крепкими подсобными рабочими из Восточной Европы за неуплату по счету — до прибытия вызванного наряда. Он забыл дома деньги. Это было бы еще ничего, но счет содержал четыре больших «пилза», два «оузо» и лежал теперь у Зельтманна.

— «Оузо» правильный напиток, — защищался Хафнер.

— Неважно! — рявкнул Лейдиг. — Ты хоть что-нибудь принес по делу Вилли?

На что Хафнер мог лишь молча покачать головой.

— Я хотя бы выяснил в винной лавке на Мерцгассе, что Вилли всегда покупал там «Монтепульчано» за семь марок. — В голосе Лейдига зазвучала горечь. — Лишь в январе этого года, как вспоминает владелец, он побаловал себя, разок бутылкой шампусика. Но что это за открытие! — Он устало уронил голову на руки.

Когда Тойер, полный идей и злого веселья, прибыл на службу, на столах лежали четыре письменных предупреждения о несоответствии. Ильдирим ушла, чтобы забрать из школы Бабетту, но оставила номер своего мобильного телефона, После нескольких звонков все договорились о встрече у индусов, и вот теперь они здесь.

Наконец, заговорил Тойер. Он долго и терпеливо рассказывал о том, что узнал у теологов, а также пояснил смысл потрясающей находки в каталоге Тернера. Он также едва не рассказал про свои забавы на ковре, но вовремя сумел свернуть на другое.