Варяг

Шанхайские записки капитана второго ранга Н.А. Кроуна.

Несмотря на мои неоднократные просьбы разрешить попробовать прорваться ночью или в плохую погоду, Петербург и Наместник были неумолимы. Разоружиться во избежание ненужных жертв, ибо устаревшая канлодка не может повлиять на баланс сил на море. Уныние охватило офицерский состав и команду, война, к которой мы долго готовились, должна была пройти мимо нас. Команда уже было начала готовить лодку к длительному хранению, но тридцатого января случилось нечто, заставившее меня первый раз нарушить прямой приказ вышестоящего начальника. В Шанхай пришел катер с выжившими моряками "Варяга" под командованием доктора коллежского секретаря Банщикова. Он и машинный квартирмейстер, управлявший катерной паровой машиной, были единственными здоровыми на борту, хотя синяки и ссадины на лице доктора явственно свидетельствовали, что и ему тоже досталось. Двое кочегаров были легко ранены, остальные две дюжины пассажиров были ранены тяжело и по большей части находились без сознания… От доктора я узнал наконец подробности неравного боя, из которого "Варяг" с "Корейцем" вышли победителями по все статьям. Даже "Таймс" не могла не восхититься невероятным исходом неравного боя. Хотя британцы и не смогли удержаться и не пнуть походя русских моряков за "не спровоцированное минирование рейда нейтрального порта".

Прочитав это, доктор с горькой усмешкой рассказал о залпе шестидюймовок "Асамы" и о детонации и разлете мин, сгруженных перед боем с "Варяга" и "Корейца" на "Сунгари". В той недоговоренности и явной неохоте, с которыми доктор описывал последующую гибель "Варяга" от полученных в бою повреждений, я тогда увидел страх показаться трусом, ибо он остался единственным выжившим членом кают-компании. После двухчасового рассказа о бое Банщиков показал нам с прибывшим на борт "Манчжура" консулом П.А. Дмитриевским часть записок Руднева, содержащих выводы по характеристикам японских и русских снарядов и рекомендации по дальнейшему ведению боевых действий. Читая эти записки, которые мне тогда представлялись записками с того света, я не мог поверить, что такой объем полезной информации может быть вынесен из одного короткого боя. Я был абсолютно согласен с тем, что эти записки должны были любой ценой попасть в Петербург с максимальной срочностью. Проводив доктора и консула на телеграф, приставив к ним вооруженный караул, во избежание, как витиевато выразился Банщиков, "провокаций со стороны японских спецслужб", я вернулся на борт вверенной мне лодки. Где выяснил, что оставлять без присмотра машиниста и кочегаров с "Варяга" было большой ошибкой. За те несколько часов, что меня не было на борту, они успели рассказать свою версию боя всей команде. Из их рассказа следовало, что "Кореец" чуть ли не в одиночку утопил "Асаму" и заодно избил "Чиоду" до полусмерти. В результате на борту меня поджидал бунт. Впрочем, бунт весьма оригинальный. Вся команда, одевшись в чистое, выстроилась во фрунт на верхней палубе и требовала немедленно идти в бой, "дабы не посрамить памяти однотипного с "Манчжуром" "Корейца", в одиночку утопившего "Асаму". Последним сюрпризом дня было то, что офицерское собрание, прошедшее, беспрецедентное нарушение устава, кстати, без меня, единодушно высказалось за скорейший выход в море.

В общем, дальнейшее вам наверняка известно - собрав все находившиеся в порту джонки, мы с консулом ближе к вечеру выплатили каждому капитану, пожелавшему принять участие в спасении экипажа "Варяга", по десять рублей, и посулили еще по сотне за каждого спасенного моряка, на столь астрономической сумме вознаграждения настоял Банщиков. В результате, начиная с семи вечера и до утра из Шанхая и окрестных деревень всю ночь вниз по реке шел караван джонок и мелких пароходов. Мы подняли на "Манчжуре" фальшивые паруса китайского образца, дабы походить на джонку при беглом взгляде, и влились в процессию около полуночи. В порту при этом пустили слух, что "Манчжур" переходит вверх по реке в Нанкин, дабы обезопасить себя, если капитан глубокосидящей "Мацусимы", караулившей его в устье реки, решит атаковать лодку в порту, как было при Чемульпо. В море мы проскользнули около трех часов ночи, в самую темень. "Мацусима" металась всего в тридцати кабельтовых от нас, пытаясь осветить прожекторами все проходящие мимо нее джонки одновременно. Для этого ей приходилось постепенно склоняться на запад от устья реки, следуя за основным потоком судов. Мы же по выходу в море сразу же по небольшим глубинам пошли на восток. К утру следующего дня мы благополучно прибыли в Порт-Артур, где по настоянию Банщикова запросили по радио лоцмана для прохода минных полей. Банщиков, кстати, категорически отказался следовать в Порт-Артур более безопасным путем через Циндао, мотивировав это тем, что сейчас на счету каждая минута. Именно это он сказал и на общем сборе команды перед выходом в море, и несколько раз повторил комендорам, что огонь можно открывать, только если "Мацусима" нас обнаружит. Как он тогда сказал, "Мацусиму" мы с вами все одно потопим, не сейчас, так потом, а вот довезти до Артура записи Руднева надо сейчас, и во что бы то ни стало".