Страница 74 из 99
– Три дня выдержим? – дав отбой, мрачно спросил Стратополох сына.
– Три дня?! – ужаснулся тот.
В кухне что-то грохнуло. Кажется, разбилось.
Пошел, посмотрел. Напольная ваза. Та самая, куда он поставил вчера большую, как кочан, розу. Сама роза лежала в луже среди обломков.
– Какие проблемы? – с вызовом спросила Виктория.
А ведь кодировали-то ее не только от алкоголизма и табакокурения. Впереди еще наркозависимость, склонность к супружеским изменам и – мама родная! – патологическая ревность. Не дай бог вспомнит сейчас про Пуговку – и прощай, кухня со всей утварью…
Стратополох скривился, как от боли.
– Уй-юй-юй-юй… – презрительно сказала Виктория. – Расхныкался! Поди Безуглову пожалуйся…
Перевести, что ли, стрелки на Президента? Всё безопаснее…
– Безуглов как раз нормальный мужик, – процедил Артём. – В отличие от некоторых…
Круто повернулся, вышел в большую комнату. Там он принял таблетку, и отчаянное беспокойство сменилось спокойным отчаянием. Потом достал из шкафа портрет.
– Не смей! – завопила Виктория, когда муж, появившись на кухне, полез прикреплять изображение на прежнее место. – Сними этого урода! Он нас зомбирует!
– И правильно делает! – огрызнулся супруг. – Вот попробуй только сорви!
Ссору прервал телефонный звонок. Так и не успев водрузить портрет, Стратополох подошел к телефону.
– Привет, – сказал Безуглов. – Чем занимаешься?
– Портрет твой на стенку вешаю, – хмуро ответил Артём.
– А серьезно?
– Куда уж серьезней! Вот он, под мышкой.
– Выкинь его на фиг, – посоветовал Президент. – Слушай, что-то я в прошлый раз был не в лучшей форме… А разговор-то у нас вроде интересный завязывался… Короче, выходи давай. У меня тут личное время образовалось. Сейчас за тобой заедут.
Артём замялся. Последняя судорога неловкости.
– Да видишь ли… Есть определенные сложности…
– Что за сложности? Артём объяснил.
– Какая очередь? – пристыдил его доктор Безуглов. – Какие три дня? Сейчас приедут, отвезут, закодируют… Тоже мне, сложности!
– Нет, но… Вдруг закодируют, да опять как-нибудь не так…
– Как скажешь, так и закодируют.
«Да пошло оно все к черту! – обессиленно подумал Стратополох. – «Последнее прибежище», учет-переучет…»
– В общем, давай там… – подбил итог Президент. – Отправляй – и выходи.
Положив трубку, секунды три Артём пребывал в оцепенении.
– Павлик, – позвал он, сделав над собой усилие. – Сейчас из диспансера приедут. Расскажешь им, какой бы ты хотел видеть свою маму. Я бы и сам, но мне, прости, некогда… Все понял?
Судя по выражению физии, ничегошеньки юннат не понял, но на всякий случай покивал.
Ну-с, Артём Григорьевич, пойдемте зарабатывать пенсию.
С этой мыслью Стратополох двинулся к дверям, потом остановился и, хихикнув, пожал плечами.
Что ж получается? Кроме доктора Безуглова и поговорить не с кем по-человечески? А с кем еще? С Пуговкой? С Квазимодо? С коллегой-соратником? Хотя, с другой стороны, все правильно… Встретились в безумном мире два нормальных человека, два настоящих маргинала, чуть ли не единственных на все Сызново… Как он тогда… в санитаров-то… окурком… И камеры слежения жвачкой залепил…
Артём задержался на пороге кухни, взглянул на временно осоловевшую и потому примолкшую супругу, потом – с сомнением – на Павлика. Тоже тот еще жук! Какой бы он хотел видеть свою маму? Ну, наверное, чтобы все позволяла, ни за что не бранила…
Ладно. В крайнем случае потом еще раз перекодируем.
– Моя прекрасная зомби… – молвил он со скорбной улыбкой, столь часто наблюдаемой при депрессии иронической. – Ты, главное, не волнуйся. Вылечим…
ДЖЕЙМС КАМБИАС
СВЕСТИ БАЛАНС
Я увидела человека, когда часть меня выбирала утиль.
Пересадив точку обзора одному из мобильных ремонтных роботов, я отправила его на свалку к Толстяку Альберту – это рядом с космодромом Илайя – Филд на Дионе. Иногда там удается выгодно сторговать комплектующие. Одна беда – я терпеть не могу полагаться на разумение самого Альберта. Он начинает давить. Оттого я и копошилась среди наваленных грудами сегментов труб, ворохов рваной изоляции и жестянок с бракованными чипами в поисках двухметрового отрезка алюминиевого стержня, призванного укрепить подкосы третьей посадочной опоры на главном корпусе.
Естественно, я беседовала со всеми, мимо кого проходила, – исключительно из желания разобраться, нельзя ли дешево урвать здесь и после загнать в другом месте что-нибудь приличное. И остановилась поболтать с какими-то клапанами – титановыми, с силиконовой мембраной, – похвалявшимися, будто им всего полгода и они-де ни разу не были в употреблении. Хотелось понять: вдруг они с изъяном или, может, просто врут? Тогда я и ощутила Присутствие и заметила человека.
Это создание в окружении роя маленьких роботов двигалось по соседнему ряду. Мелкое, не выше двух метров, оно вышагивало на двух ногах странной, медленной, текучей походкой. За ним следовало с полдюжины агрегатов покрупнее, в том числе Толстяк Альберт собственной персоной, размещенной в тяжелой спасаемой части. Моя же персона замерла: человек вторгся в границы диапазона связи и реквизировал у моби зрение и слух. Внимательно изучив самые свежие записи в моей памяти, он внедрил ряд распоряжений и удалился. Я глазела вслед: это была всего-навсего третья моя встреча с человеком, и впервые меня использовали, откровенно и бесцеремонно.
Обескураженная на пару миллисекунд новым опытом, я вернулась к поискам. Обнаружив кусок в меру прочного на вид алюминиевого трубопровода и прихватив горсть вышеупомянутых клапанов, я связалась с Толстяком Альбертом, чтобы столковаться о цене. Альберт был занят – ждал человека, и договариваться пришлось с не шибко смекалистым фрагментом его личности. Я выменяла облюбованное на коробку разнокалиберных кольцевых прокладок из силикона. Сам Альберт вышел на связь, едва мы ударили по рукам.
– Привет, Энни. Твое счастье, что я отвлекся, – сказал он. – Эти клапаны – заводские излишки. Достались мне как отходы производства.