Простая смертная – 2

Мне придётся выучиться держать в узде все свои чувства. Придётся смириться с тем, что при дворе (и в спальне Атайрона) находятся другие женщины. Я должна справиться. В конце концов, все эти годы я спокойно выносила собственное одиночество. Правда, никто из окружающих меня мужчин, как бы не были привлекательны, не способен был занять в моём сердце место Эвила. И Атайрона.

Проводить меня и сына на площадь собралось множество народу. Казалось, половина столицы, не меньше, пришли проститься со мной, чтобы помахать с земли на прощание. Воздух гудел от приветственных криков, приятно согревающих сердце – простонародье меня любило. В отличие от придворных вертопрахов.

Наверное, я бы взгрустнула, если бы не все мои страхи и переживания. Агдэй аж приплясывал от нетерпения, так ему хотелось наконец-то сесть на дракона. А мне предстояло думать, как это сделать.

Молния была умницей. Она покорно опустила перепончатое крыло на землю, создавая нечто вроде лестницы, по которой мы легко поднялись вверх.

Усадив сына перед собой, я тщательно оплела его тело сначала верёвками, а потом – звенящими цепями. Ангэй, вскоре теряя терпения, начал проявлять признаки недовольства.

– Зачем эти дурацкие верёвки, мама? Они тяжёлые! Мне в них неудобно.

– Довольно капризов! – прикрикнула я на него. – Ещё одно слово, и ты отправишься в Цитадель вместе со всеми, на кораблях.

Он в ответ надул губы и отвернулся. Меня это более, чем устраивало. Тишина – это хорошо.

Промолчал сын, правда, недолго. Когда я накинула поверх шапки ему ещё и капюшон, он снова возмущённо возопил:

– Ну, мама! Мне же жарко! Я выгляжу по-дурацки!

– Наверху дует сильный ветер и очень холодно.

– Но спина у дракона горячая, как печка. И очень жарко!

Он был прав. Но страх, что твоё чадо может замёрзнуть вопреки очевидному заставлял меня как можно тщательнее укутывать сына. Вопреки его возражениям.

Понимая, что чем дольше мы остаёмся на земле, тем больше шансов на то, что очередной приступ непослушания и детских истерик случится прямо здесь и сейчас, я, схватившись за уздечку, перекинутую через узкую змеиную голову Молнии, отдала приказ:

– Лети!

Огласив округу радостным рёвом-клёкотом, дракониха, опираясь на перепончатые крылья, словно на передние лапы, двинулась вперёд.

– Держись крепче! – крикнула я сыну, словно впервые чувствуя, как волной пошло подо мной горячее чешуйчатое тело, будто кто-то невидимый включил рычаг аттракциона.

Ангэй завизжал. От восторга.

– Круто! – завопил он, заставляя меня напрягаясь, вспоминать, когда я применила при нём это выражение из другого мира. Здесь так никто не выражался.

Сильный толчок, восторженный рёв поднимающихся в небо драконов и радостно вопящего сына ударили в уши с очередным порывом ветра.

– Мы летим! – орал сын.

– Тише! Ты себе горло сорвёшь! – пыталась увещевать я, опасливо притягивая сына к себе.

Но он, не слушая меня, продолжал голосить дальше:

– Мы летим, мама! Мы летим! Да-а-а! Мы ле-е-етим!!!

Вверх и вниз, волной, набирая высоту, мы взрезали лазурь небес мощными сильными крыльями. Справа и слева, над нами, проплыли Пингвин и Ведьма, а потом, чуть отставая от сестры и брата, мелькнуло крыло Алого Пламени.

Чёрные тени падали на стены отдаляющего, остающегося внизу, города.

Молния пропустила своих деток вперёд, замыкая собой ряд, словно нарочно, чтобы иметь возможность следить за ними.

Сказать, что я боялась – ничего не сказать. Мы впервые летели вот так, вшестером. И ни меня, ни мою Молнию нельзя было назвать спокойными матерями. Подобный долгий перелёт молодые драконы не могли осуществить без перерыва, и я решила, что мы сделаем передышку на одном из островов, каменистой грядой выступающих в море.

Путь есть путь: дорога есть дорога. Помоги нам бог, чтобы всё прошло так же хорошо, как начиналось. В солнечных лучах и яркой синеве. С восторженными криками.

Набрав высоту, драконы перестают раскачиваться подобной лодке на высоких волнах. Расправив крылья, они парили в воздухе, ровно и красиво, как птицы. Ощущения свободного парения, летящего в лицо ветра, окружающей со всех сторон синевы – оно ни с чем не сравнимо.

Людям не дано летать. Но, оседлав дракона, ты словно сама становишься птицей – свободной, сильной и неуязвимой ни для чего из того, что остаётся внизу.

Однако жизнь есть жизнь. Суть её такова, что, преодолев одну ступень, ты вынужден подниматься на другую; отперев одну дверь, останавливаешься перед следующей; избежав препятствий на земле, сталкиваешься с ней в небе.

Воздушные потоки иногда бывают слабыми, а иногда становятся подобной плети или плотной стене; через них приходится пробиваться. А драконы не машины, они живые. Они устают, раздражаются, тревожатся.

Хорошо ещё, что от неуёмных восторгов Ангэй перешёл к восторженному просмотру окрестностей – он никогда не видел столько воды и неба. А потом однообразие пейзажа и мерное покачивание при полёте утянули сынишку в сон. Пока он спал, я за него не волновалась. Зато невозможность лишний раз пошевелиться из-за опасений разбудить сына, либо, утратив равновесие, свернуться сверху вниз в синюю бездну не вызывало комфортных ощущений. Тело у меня затекло, меня накрывало паническими атаками.

Наши полёты с Молнией над столицей не шли ни в какое сравнение с этим длительным переходом. Я волновалась за сына. И за неокрепших дракончиков. И то, что Молния, как всякая мать, тоже может начать паниковать и вести себя неадекватно.

Почему, спрашивается, я не плыла в таком случае на корабле? Потому что не могла оставить моих драконов. А почему не позволила плыть на корабле сыну? А как я доверю его другим людям? В общем, клиника, я понимаю. Но всё есть так, как есть. Мы болтаемся одни посреди океана. И полёт этот уже начинается казаться бесконечным, изнурительным.

Так мы и летели. Меня накрывало волной паники, я беспомощно барахталась в ней, пока последняя не отступала. Чтобы вернуться с новой силой.

А Молния, вопреки моим настроениям продолжала лететь вперёд.

С очередной волной пришёл очередной вопрос: а откуда, собственно, Молния знает, куда лететь. В попе у неё навигатора нет. Вдруг мы сбились с пути и теперь обречены на погибель среди ветров и вод?

В этот момент, словно в ответ на мои мысли я увидела на горизонте чёрную точку, стремительно приближающуюся к нам.

Будто ток пошёл по мне – или то бы ветер, который я ощутила каждой клеточкой моего напряжённого тела? Каждым своим нервом чувствовала я возбуждение и ожидание, напряжение в предвкушении, то ли чего-то ужасного, то ли прекрасного, но грандиозно-значительного, в последнем сомневаться не приходилось. Всё соединилось в одно целое: магия, полёт, влюблённость. В крови будто пенились, пузырились и взрывались пузырьки шампанского.

Пронзительно заголосили-засвистели Пингвин, Алое Пламя и Ведьма, возвращаясь к Молнии под крыло. Она ответила тонким рычанием, и я уже даже начала волноваться, а не сцепятся ли драконы с незнакомцем прямо в воздухе.

В следующий момент я испытала разочарование, не увидев приближающейся точки на горизонте. Но не успела я толком прочувствовать этот эмоциональный «нюанс», как сверху на нас упала огромная летящая тень от дракона такой величины, что все четыре моих в эту тень легко помещались, да ещё и с запасом. Оно и понятно, чем дальше источник тени, тем больше сама тень.

Воздух вокруг заколебался, напоминание колыхание волн, потревоженным большим предметом. И высоко надо мной, гордо раскинув крылья, чёрно-алым вихрем пронёсся Чёрное Пламя Атайрона. Я сразу же ощутила прилив сил. Посреди двух океанов, морского и воздушного, мы с сыном больше не были одиноки. Теперь, когда Атайрон с нами… нет, не то, чтобы мы были в полной безопасности – мир таков, что, пока ты дышишь, опасность витает над тобой каждую минуту, – но нам есть на кого рассчитывать; есть, на кого возлагать свои надежды.

В последний раз я видела его около шести лет назад. Если подумать, мы знали друг друга меньше времени, чем находились в разлуке и сейчас передо мной мог встать незнакомец. Мы поддерживали знакомство лишь в тайной переписке, да и та была политического содержания.