Он мой, а прочее неважно

Валерий Столыпин

Он мой, а прочее неважно

Он мой, а прочее неважно

Эта пара поражала воображение ещё в школе. Они казались старше нас всех, потому, что дружили без оглядки, ни на кого не обращая внимания.

Ещё в шестом классе Женька мог запросто у всех на виду поцеловать Катю в нос или губы, опуститься перед ней на колени, надеть ботиночки, отряхнуть попу от снега, вытереть нос.

Мы дразнили их хором, подстраивали каверзы, объявляли байкоты, но втайне завидовали. Нас тогда девчонки совсем не замечали.

Катя вела себя иначе, скорее как учительница: она постоянно поучала и контролировала Женьку.

— Завтрак взял? А уроки, уроки выучил? Ну-ка покажи.

— Женечка, это же чистовик. Ты и жизнь собираешься сто раз переделывать? После уроков куплю новую тетрадь, заставлю переписывать. Что про меня люди подумают? Тяну тебя, тяну…

— Катенька, не сердись, тебе это не идёт. Зато я научился танго и вальс танцевать. Обещаю исправиться. Посмотри на меня, видишь, какой у меня честный взгляд? Перепишу.

— Уроки вместе учить будем.

— Ты же говорила, что со мной сосредоточиться не можешь.

— Я постараюсь.

Такие диалоги при всех их нисколько не смущали. Они вели себя как семейная пара.

Ещё тогда.

А как красиво они танцевали в восьмом классе, на выпускном вечере.

Ребята кружились в своих праздничных нарядах, словно порхали: сосредоточенный мальчишка с прямой спиной и гордо задранной головой, и воздушная, почти невесомая девочка с развивающимися лёгкими кружевами.

Казалось, что Кате нет никакого дела до музыки, одноклассников, родителей, учителей: она целиком и полностью была сконцентрирована на партнёре: глядела ему в глаза, подчинялась властным движениям, хотя внешне была расслабленна.

Оба выглядели весьма серьёзными. Создавалось впечатление, что это не просто танец — некий давно начатый нескончаемый диалог, итог которого непредсказуем.

Девочка легко повторяла внезапные повороты, смены направления движения, чутко улавливала темп и ритм. Мальчишка усложнял рисунок и траекторию вращений, стремительно менял размер шагов, резко замедлялся и ускорялся.

Их танец завораживал, гипнотизировал, напрягал внимание зрителей.

Женька нападал, иногда напротив, поддавался. Катя легко парировала, отбивая атаки, даже наступала, не переставая безоговорочно подчиняться. Никто не уступал.

Удивительно, почему обыкновенный танец, правда, слаженный и чёткий, создавал впечатление соперничества.

Глядя на них, танцевальный зал опустел. Зрители, открыв рот, следили за танцорами, не в силах понять смысл столь энергичного, чувственного тура: было это полное слияние или поединок, во всяком случае, выглядело стремительное движение как схватка.

Зал аплодировал, несколько смутив танцоров. Оба тяжело дышали, были как никогда серьёзными.

Почему мне запомнился этот танец? Сам не знаю. Наверно своей необычностью. Все прочие могли лишь топтаться, неловко обнимая партнёрш.

До окончания школы эта пара была неразлучна. Они частенько сидели вечерами у местного пруда в глубине ореховой рощицы, где соорудили скамейку и навес, и целовались по-взрослому.

Хотя мы и были ровесниками, подобные отношения с девочкой были для нас чем-то из области фантастики. Подглядывать за влюблёнными было для нас излюбленной забавой.

Ничего предосудительного не происходило, но пересказывали мальчишки увиденное наравне с обсуждением хоккея и фильмов про индейцев.

Как же она была хороша тогда, особенно на выпускном балу.

Мы с нетерпением ждали, когда они начнут танцевать. Увы, ребята сидели в уголке, отвернувшись друг от друга.

Какая кошка пробежала тогда между ними мы так никогда и не узнали.

Женька провалил экзамены в институт. Его романтическая натура жаждала любви, а рациональный характер искал основательный и практичный путь реализации давно намеченных планов создать семью.

Катя легко поступила, выбрав профессию педагога-библиотекаря.

Видимо истоки конфликта исходили из несоответствия взглядов на образование.

Они встречались, но реже. Скамеечка в ореховой роще с тех пор была свободна.

Единственной своей невестой Женька видел Катю, а она показывала характер.

Женька выучился на токаря-фрезировщика, получил разряд, начал неплохо зарабатывать, откладывал деньги. Как я сейчас понимаю — копил деньги на свадьбу.

Я точно знаю, что в этот период их любовь никуда не делась. Они писали друг другу письма, иногда по несколько штук в день, видел их, целую пачку, перевязанную красной резинкой, а ведь они жили в соседних домах.

Два года спустя после выпускного Женьку призвали в армию.

На проводах была Катя. Они вновь танцевали. Совсем не так, как тогда.

Как и все вокруг, они едва шевелились под звуки грампластинки.

Со стороны было непонятно, танцуют они или спят, погрузившись в неведомые грёзы.

Катя плакала, обещала ждать.

Дальше наши пути разошлись на долгие семь лет. Я окончил школу в Заполярье, куда папу послали на новое место службы, получил диплом специалиста, работал на крайнем севере, женился.

Волей судьбы снова оказался в родных широтах, встретил Катю.

У меня удивительная память на лица: могу запросто узнать человека, не видя его лет тридцать, по неуловимым особенностям индивидуальных черт.

Расстроенная чем-то женщина споткнулась на моих глазах, расшибла коленку, содрала до крови ладони. Я не мог пройти мимо, помог.

Увидев её глаза и смущённый взгляд, узнал. Это была совсем другая женщина: задумчивая, рассеянная, грустная.

Она пригласила меня на рюмочку чая. Согласился с удовольствием.

Попросил Катю подождать на скамеечке. Купил торт, шампанское, бутылку вина, колбасу: на большее моей фантазии не хватило.

Мне ужасно хотелось узнать подробности. Сами понимаете, что именно меня интересовало. Вот только вопросы задавать я не научился.

Мы сидели, пили вино и многозначительно молчали.

Было ясно видно, что Катя беременна: одутловатое лицо в коричневых пятнах, характерная деформация фигуры, прыщи на лбу. Мне эти признаки были знакомы, у меня росла дочка.

Ничего общего с танцующей девочкой не было. Только улыбка и глаза указывали на то, что это она.

В тот день Катя мне так ничего и не рассказала. Мы вспоминали школу, товарищей, детские шалости. Ни одного слова о Женьке я не услышал.

Жили мы рядом, поэтому встречались довольно регулярно. В один из дней я увидел Катю плачущей. Её животик имел говорящие размеры: скоро она станет мамой.

Снова пришлось её утешать. На этот раз я сам напросился в гости, мало того, прямо спросил про её отношения с Женькой.

Катя долго молчала. На её лице были видны следы внутренних переживаний.

— У нас с Женей два ребёнка, это будет третий. Дети сейчас у мамы. Она боится, что моё душевное состояние может пагубно сказаться на их психике.

Я многозначительно посмотрел на одноклассницу. По её лицу было видно, что мне она по неведомой причине доверяет.

— Не представляю, когда это началось. Скорее всего, год назад. Это не информация, скорее результат размышлений задним числом. Я долго ничего не замечала. Тогда мы были единым целым, Женя мне обо всё рассказывал, даже о случаях, когда с ним серьёзно флиртовали. У нас ведь были идеальные отношения. Кроме этого квартира, сын, маленькая дочка. Мы были счастливы.

Мы оба молчали. В воздухе повисло напряжение. Я уже пожалел, что вызвал Катю на откровения.

— Наливай! Просто не могу спокойно рассказывать. Ты первый, возможно единственный, кому я говорю правду.

— Катя, тебе нельзя спиртное.

— Мне сейчас всё можно. Не переживай, всё будет хорошо.

Катя выпила бокал шампанского, начала рассказывать. Мне было ужасно неловко, что нечаянно залез в святая святых интимных отношений.

— У них в цехе девчонка появилась в отделе технического контроля, принимала готовую продукцию. Как там и чего — не знаю. Влюбился Женька.