Мозаика сердца

— Да нет же, — деланно рассмеялась я, удивляясь тому, каким он оказался проницательным.

Неожиданно Кир схватил меня за предплечья и поднял над полом, выровняв наши лица. Широко раскрытыми глазами я уставилась в его сердитые глаза, которые оказались перед моими.

— Ты должна понимать, что я всегда буду рядом и смогу защитить тебя! Я Смогу Защитить Тебя! Ничего подобного больше не повторится! Ты мне веришь?!

Спазм сжал горло.

— Да, Кир, — прошептала я. — Я верю тебе.

Неожиданно он крепко прижал меня к себе, уткнувшись лицом в волосы, зарывшись носом где- то над ухом. Я ахнула от неожиданности и испуга, Кир продолжат крепко обнимать меня. Мои ноги болтались над полом, а руки были зажаты между нашими телами.

— Я так виноват перед тобой, Лори, — с болью прошептал Кир, назвав меня как раньше. — Никогда не прощу себе, что отпустил тебя в Тангрию. Мне нет прощения.

— Кир, — только и могла я растерянно произнести. — О чем ты?

— Всю жизнь я буду помнить твое искалеченное тело на больничной койке, — сломанным хриплым голосом прошептал друг. — Враждебные глаза, когда ты не узнавала меня. Шрамы по всему телу и седые волосы. Демоны! Тебе всего двадцать три, ты совсем девчонка еще и, если бы не «королевская слеза»… Никогда себе этого не прощу.

Он осторожно опустил меня на пол, убедился, что я прочно стою на ногах, и быстрыми широкими шагами вышел из кабинета.

Я с сожалением и тоской смотрела вслед. Бедный Кир, почему ты винишь себя? Во всем виновата Богиня, ее игры с нами, с нашими судьбами, и те, кто захотел больше власти, а не ты. Совсем не ты.

В ту ночь мне снова приснился кошмар. Я сидела на кровати с закрытыми глазами, из-под которых лились слезы, и кричала. Истошно и пронзительно. Испуганный Кир ворвался в мою спальню, подхватил на руки, заключил в объятия и долго носил меня по комнате на руках, словно маленького ребенка, шепча ласковые успокоительные слова, пока я не успокоилась и не затихла. Кир целовал волосы и шепотом рассказывал добрые детские сказки, под которые я и заснула потом в кровати, а он сидел рядом и нежно гладил по голове.

Утром, когда я проснулась, он так и сидел, положив голову на руки, и крепко спал, а я вспомнила, как он успокаивал меня ночью. Будто почувствовав, что я проснулась, Кир тоже проснулся, словно от толчка. Глазами, не отошедшими от сна, он растерянно посмотрел на меня, и тут же проснулся окончательно.

— Я больше никогда не буду на тебя кричать, — тут же хрипло прошептал Кир.

— Ох, Кир, это же не из-за тебя меня мучают кошмары, — грустно улыбнулась я, ласково взъерошив ему волосы.

— Из-за меня, — серьезно ответил друг и поднялся.

В порыве я схватила его за руку и потянула к себе. Он сел на кровать, а я взяла в ладони его лицо и заглянула в глаза.

— Кир, пожалуйста, перестань винить себя в том, в чем ты совершенно не виноват, — строго произнесла я и с удивлением заметила, как желваки заходили на его скулах, а глаза прищурились от закипающей ярости.

— Анна, я знаю, что говорю, а ты просто ничего не понимаешь, — жестким голосом процедил сквозь зубы Кир, дернувшись из захвата моих ладоней, но я удержала.

— Тогда, может быть, все объяснишь мне? — тихо попросила я, очень серьезно смотря на него.

Синие глаза потемнели, сам он напрягся под моим внимательным взглядом. Хмурый взгляд соскользнул на шрамы лица, затем на мои искусанные во сне губы, распущенные волосы, и боль отразилась в глазах. А затем невыносимое страдание.

Кир поднял руки и осторожно положил ладони мне на предплечья, слегка их сжав, замер, о чем-то мучительно размышляя.

— Ну, же, Кир, скажи мне, — прошептала я, заинтригованная мучениями друга.

Он вздрогнул от звука моего голоса и отстранился, опустив руки.

— Я не хочу загружать тебя этим, Лори. Это моя боль и моя вина, и мне с этим жить, — сухо произнес он, осторожно освободился от моего уже слабого захвата и ушел.

Он даже не заметил, что снова назвал меня старым именем, настолько был потерян.

Я внимательно изучала копии документов, вглядываясь в их проекцию, возникшую при помощи кристалла прямо передо мной в прозрачном воздухе. Сначала я, как ребенок, проводила рукой сквозь проекцию документа туда и обратно, поражаясь увиденному.

Теперь же, уже привыкнув к этому чуду, вглядываясь в каждую строчку, в каждую букву, я опять переживала весь тот кошмар, который случился с Крисом.

Ненавижу! Ненавижу!

Как я ненавидела всех тех, кто мучал его и допрашивал, кто взламывал его ментальный блок.

Сволочи! Нелюди!

Прошло уже несколько дней, как я приступила к изучению документов, и я очень устала, глаза стали покрасневшими от вечного напряжения, спина болела, но я упрямо продолжала изучать документы, не желая оставлять на завтра то, что могла сделать сейчас. А вдруг… вдруг вот прямо сейчас я что-то увижу, что-то замечу.

Кир пока не уехал из поместья, хотя ему уже нужно было возвращаться в город Дар, и тихо сидел в кресле, задумчиво смотря вдаль в открытое окно и покуривая длинную сигарету.

Иногда я косилась на него, с облегчением понимая, что гнев друга сошел на нет, и он за прошедшие три дня успокоился, хотя стал по отношению ко мне более сдержан и странно насторожен, как будто ждал чего-то. А с мастером Дулье стал подчеркнуто холодно вежлив, выказывая тем самым свое неудовольствие по отношению к нему.

Я потёрла пальцами виски, пытаясь унять начинающуюся головную боль, и поморгала, чтобы снять с глаз усталость. Вновь глянула на задумчивого Кира. За три прошедших года он, пользуясь служебным положением, собрал всю возможную информацию также и о Джейсоне.

Последнее, что было известно о тангрийском аристократе лере Джейсоне Тубертоне, которого также требовал выдать в качестве пленника генерал Мирадович, это то, что в день сдачи города-крепости Зардана он умер от тяжелейших ранений и наступившей из-за них сильной продолжительной лихорадки. Но я то знала, что Джейс тогда точно остался жив, потому что Элеонора сделала все, как я ей подсказала, и марилийцы получили тогда не его прах, хотя и отождествили тот с личностью лера Джейсона Тубертона.

Позже в документах архива военного министерства Марилии Кирстан нашёл несколько докладных от некромантов, служивших в армии генерала Мирадовича, и отвечающих за отождествление праха личности лера Тубертона. Один докладывал, что нет сомнений в принадлежности предоставленного тангрийцами из города-крепости Зардан праха леру Джейсону Тубертону, другой некромант настаивал на том, что в прахе была только незначительная часть праха лера Тубертона, а остальная принадлежала другому неизвестному человеку. К докладам некромантов присоединили доклады менталистов о том, что в памяти пленных «зелёных лучей» они «прочитали» о несомненной смерти лера Джейсона Тубертона, и в итоге вынесли заключительное свидетельство о смерти тангрийского аристократа лера Джейсона Тубертона от горячки в стенах города-крепости Зардан и сожжении его тела в крематории города. Урна с прахом Джейсона Тубертона стояла в одной из ячеек того же колумбария при крематории военного госпиталя в Тангрии, где находилась моя урна.

Больше никакой информации о Джейсоне Тубертоне за три прошедших года Кир не смог найти. Жив ли он до сих пор или погиб, было неизвестно. Но я всем сердцем надеялась, что он жив и где-то скрывается. Моя надежда подпитывалась тем обстоятельством, что с достоверностью сто процентов в колониях, тюрьмах и на рудниках Марилии тангрийца с таким именем не было.

За прошедшие годы Кир изучил все списки пленных во всех возможных органах и организациях, надзирающих за военнопленными. Думать о том, что Джейсон попросту мог умереть от лихорадки, я не могла и не хотела. Потому я верила, что он жив. Я была уверена, что иначе почувствовала бы эту утрату.