Страница 2 из 11
Мы с Симой прожили вместе без малого десять лет и она знала меня как облупленного, впрочем и я ее тоже. Расстались же мы исключительно из-за моей сволочной службы, которая вынуждала меня месяцами пропадать за границей. Наверное, ей просто надоело просыпаться на краю холодной полупустой кровати. Вы не поверите, но ее уход я встретил с облегчением. Человек я суеверный и никак не могу забыть судьбу тех женщин, которых я любил до нее. Таковых было две и обеих убили. Первая моя любовь погибла на Дороге Жизни, ее поглотила ненасытная Ладога. За нее я мстил долгих два года, вколачивая осколочные и фугасы во вражеские окопы под Ленинградом и Нарвой. Вторую мою любимую убили в центре Рима выстрелом в лицо. Ее убийцу я зарезал той же ночью на окраине Великого Города, но удовольствия не получил. Теперь же, после нашего развода, можно было надеяться, что хотя бы Симу минет чаша сия. Вот только дочка…
Но мои размышления прервал еще один звонок. Это как раз и был Натан. Не размениваясь на пожелания доброго утра и вопросы о здоровье, он потребовал моего немедленного присутствия в Тель-Авиве. С командованием все было уже обговорено несмотря на ранний час, а мое согласие Натану не требовалось. Хорошо его зная, я даже не пытался сопротивляться, но попробовал поставить свои условия.
– Я приеду не один – ультимативно заявил я – Со мной будет девушка…
– Какая еще девушка? – заорал Натан – Ты что, совсем свихнулся?
Но тут до него дошло и он продолжил уже тоном ниже:
– А, Шуля что-ли? Ну ладно, пускай приезжает. Только не опаздывайте!
Это, разумеется, была шутка. Он нас до центра Тель-Авива два часа езды, да и то если ехать ночью. Днем это может занять и более трех часов. Ну ничего, за бензин платит армия, а провести пару лишних часов с дочкой я не считал за наказание.
Про кофе пришлось забыть. Я успел лишь наскоро принять душ, почистить зубы модной пастой "Пепсодент" и натянуть свою форму с двумя "фалафелями"4 на шевронах. Мой зеленый "Рено" 57-го года, сильно напоминающий трофейные "опель-кадеты" времен Отечественной, был запаркован ниже по улице, почти у входа в Казино. Основательно облупленное здание с признаками приближающегося запустения все еще служило центром развлечений приморских районов Хайфы, хотя его олимпийский бассейн уже не функционировал. Несмотря на громкое название, ни азартными играми ни развратом там и не пахло, но веселья по вечерам было хоть отбавляй. Утром, однако, Казино вело себя тихо, не мешая спать добропорядочным евреям. Мой "Рено" чихнул два раза, поворчал, завелся и начал набирать скорость. Разогнаться мне однако не дали, потому что шлагбаум на железнодорожном переезде был закрыт по случаю нарочито медленного прохождения утреннего поезда. Пришлось ждать, хотя мы с "Рено" направлялись в не такую уж близкую часть города. Чтобы туда попасть, нам предстояло пересечь запущенную Германскую Колонию, весь Адар и подняться вверх сквозь вади5. Неудивительно, что дорога заняла почти час.
Обе дамы уже ждали меня у подъезда.
– Папка! – завизжала Шуля и бросилась мне на шею.
Сима мне на шею не бросилась, но улыбнулась довольно мило. То ли день был такой солнечный несмотря на февральскую погоду, то ли я хорошо выспался, но на Симу, в пестрой косынке, светло-серой кофте и темной шерстяной юбке колоколом, было приятно смотреть. Поэтому пришлось подбросить ее до Электрокомпании, где она служила, то есть, тьфу, работала. Теперь, чтобы выехать на тель-авивскую трассу нам нужно было снова пересечь город. Все это время Шуля непрерывно трещала рассказывая про школу, подружек, учителей и какого-то Алекса. Будь Шуле не десять, а четырнадцать, этот Алекс заинтересовал бы меня много больше, но пока еще у меня было время. По случаю раннего утра машин было мало и за окном быстро промелькнули портовые краны, элеватор и железнодорожный переезд в мой Бат Галим. Теперь справа от нас было море, а слева убегали назад двух-трехэтажные домики, прилепившиеся к склону горы Кармель. Домики сменились хаосом палаточного городка беженцев из Северной Африки. Палатки и навесы соседствовали с полупостроенными серыми параллелепипедами муниципального жилья, в которые вскоре наконец начнут переселять выходцев из Марокко и Алжира, бежавших от погромов гражданской войны.
Наконец город кончился и мы понеслись по не слишком хорошему асфальту. Как-то, еще во время Войны за Независимость, я впервые услышал от Натана его фирменную фразу:
– Немного мужества надо, чтобы сражаться за туманную мечту. Поживи-ка ты лучше в этой стране подольше, да так, чтобы начали раздражать плохие дороги и необязательные люди. Вот если и тогда ты возьмешь винтовку, чтобы ее защищать, то это воистину твоя страна.
Мне помнится, он говорил это чуть ли не каждому новобранцу перед его первым боем, вот только не припоминаю, чтобы это кого-либо разубедило. Люди в массе своей оптимисты и народ был уверен, что Натан так шутит. Да я и сам так думал. Теперь же, через много лет, когда мой "Рено" подпрыгивает на плохо заделанных выбоинах, я вспоминаю его слова и улыбаюсь. Нет слов, французские машины со своими могучими рессорами особенно хороши на наших дорогах. Сюда бы "Победу", которую я правда видел лишь на выставке в Париже.
Склоны Кармели слева приблизились вплотную к шоссе. Ночью здесь опасно сильно разгоняться из-за кабанов, которые шастают из заповедных дубрав слева на склоне в поля справа от дороги поживиться кибуцными корнеплодами. Своим характером израильские кабаны вовсе не похожи на свирепых европейских вепрей и отличаются миролюбивым нравом. Но их миролюбие мало успокаивает когда ты врезаешься на полном ходу в застывшую в ступоре пару центнеров жестких мускулов. Однако сейчас было уже достаточно светло чтобы не бояться хрюшек и все еще слишком рано для пробок. Поэтомы мы быстро домчались до Хадеры.
– Папа, меня тошнит! – немедленно заявила Шуля, когда мы начали пробираться через город.
Моя дочка – редкостная хитрюшка. Действительно, еще пару лет назад ее подташнивало в поездках и мы с Симой часто останавливались и ждали, пока ей станет лучше. Ждали мы, как правило, в придорожном кафе и дочка получала что-нибудь вкусненькое в качестве компенсации. Шуля подросла и ее больше не укачивает в машине, но "меня тошнит" осталось нашим семейным кличем, вместо "папа, я хочу…" Шуля не капризный ребенок, а я не слишком строгий отец. Поэтому я без возражений остановил машину около придорожного кафе. Такие заведения в Хадере мало похожи на своих тель-авивских собратьев и представляют из себя всего лишь рубероидный навес на перекошенных столбах со стенами из пластиковых панелей, плохо защищающих от ветра. Но мы с дочкой не привередливы и не снобы. Шуля получила стакан "Темпо-Колы" из крана на стойке и шоколадку "Сладкие Негритята", особо популярную среду детворы в последнее время. Вообще-то ей полагался горячий шоколад, но девица выросла такой же морозоустойчивой как и я и не собиралась мерзнуть в мягкое февральское утро. Себе я налил было стакан примитивного черного кофе, называемого в народе "грязью". Но тут выяснилось, что за загородкой у хозяина есть тщательно оберегаемая кофейная машина, делающая приличный "эспрессо". Этот напиток, если и уступал тому что мы с покойным Томером Хейфецем пили в римском дворце на "четырех фонтанах", то ненамного. А может быть я просто стал менее требовательным за полтора десятка лет жизни в этой стране?
Таким образом утро начиналось совсем неплохо. Похоже, что на сегодня я был избавлен от бумажной волокиты и собирался посвятить весь день дочке. Вот только разговор с Натаном немного беспокоил меня. Я знаком с ним с мая 45-го, но до сего дня не могу поклястся, что знаю этого человека хорошо. Несмотря на менторские замашки, его стаж в стране ненамного превышал мой и познакомились мы с ним еще тогда, когда я был старшим лейтенантом Красной Армии, а он – лейтенантом британской. Знакомство наше произошло в таком месте, о котором мы оба не слишком любили вспоминать, ведь это был Майданек. Потом жизнь сводила нас еще пару раз, то здесь то там, пока мы оба не оказались в Израиле в самый разгар Войны за Независимость. В свое время Натан жил в кибуце, научился водить трактор и поэтому в начале военных действий попал водителем в экипаж танка небезызвестного Фрэнки-Шермана. Нам пришлось повоевать рядом, ведь я некоторое время был командиром второго "Шермана" этого маленького отряда. Но танкист из меня получился не бог весть какой и вскоре Фрэнки заменил меня на Ежи Гинзбурга, поручика-танкиста из армии Андерса. Натан тоже долго не продержался в танкистах, хотя и провоевал до конца войны. Потом он сделал карьеру в разведке, но я так до сих пор и не знаю, в какой именно структуре он служит, да мне и не интересно. А я в ту войну так и возился со своими пушками, пока меня не ранили под Беэр Шевой.
4
Звание “сган-алуф” примерно соответствует подполковнику.
5
Германская Колония и Адар – районы Хайфы. "Вади" – овраг по арабски.