Сестрёнка Месть

– Всё, – не вытерпел я. – Моя очередь.

– Обожди! Я придумал! Полетели к тёлочкам. Вдруг они шпехаются?

Димон вывел изображение с бес-пилота на один из сверхтонких экранов.

Камера бес-пилота перешла в режим максимальной светочувствительности. Борт «Сестрёнки Месть» ясно проступил на экране. Стали видны даже заклёпки на обшивке гондолы. Небо вокруг аэронефа превратилось в синий мерцающий фон из плывущих узоров и светлых точек – это звёзды, которые человеческий глаз не улавливал из-за постоянной пелены облаков над жилыми землями.

– Круто, – восхитился я. – Если гражданские бес-пилоты так видят в темноте, представь, как видят военные?

– Ща и мы кое-что увидим.

Бес-пилот обошёл правый борт аэронефа, качнувшись в струе из газотурбины, и приблизился к иллюминатору каюты. Камера снова адаптировалась и показала внутренности помещения.

Худощавый морщинистый мужчина стянул с себя ханаатскую рубашку без воротника. Повесив её на дверцу шкафа, встал на колени и начал бить поклоны, оттопыривая зад, прикрытый маленькими чёрными трусами.

– Фу, не то окно. Кстати, этот тот самый пассажир с железяками. Вероотступник проклятый. Поклоняется ханаатским чертям, вместо Иисуса-девы-марии.

Димон крутанул рукой, перемещая бес-пилот к иллюминатору каюты Алёны Бастьен. Я перестал делать вид, что мне неинтересно. Каюта была пуста, но за полупрозрачной дверью шкафа двигалась женская фигура.

– Вовремя, – довольно прокомментировал Димон. – Сейчас выйдет. Оценишь её сисяндры.

Дверь закрылась. Алёна была одета не в пижаму или бельё, как можно было ожидать, но в странное обмундирование: куртку, застёгнутую до самого подбородка и брюки военного покроя. Сев на кровать, она принялась зашнуровывать высокие ботинки на толстой чёрной подошве.

– Чего это она так вырядилась? – недоумевал я.

– Пухлые тёлки любят тёмное. Стройнит.

Любительница тёмного, достала из сумки шапочку, натянула на голову и опустила на лицо – на шапке были вырезы для глаз и рта. Из той же сумки она достала небольшой ломик и фонарик. Ломик сунула за пояс, а фонарик надела поверх шапочки. Осторожно подошла к двери. Отодвинула и выглянула в коридор.

Я метнулся к экрану и вывел на него изображение коридорной камеры.

Убедившись, что в коридоре никого не было, девушка выскользнула из каюты и двинулась к лазу в трюмовую гондолу.

Димон снял шлем и тоже смотрел на экран:

– Воровать пошла?

– Следи за управлением, – приказал я.

Выхватил из шкафчика ружьё и выбежал в коридор.

8

«Опять баба в трюме. Если такое повторится в третий раз, я стану женоненавистником. Одни проблемы от них. Особенно от молоденьких… Впрочем, Марин была старушкой. Иисус-дева-мария, способность баб создавать проблемы не зависит от их возраста» – так думал я, шагая по трюму и корябая пальцем рифлёную поверхность приклада ружья.

На этот раз в трюме полнейшая темнота. Впереди мелькнул свет фонарика. Петляя меж ящиков и стеллажей, я подобрался к источнику света. Стоя на коленях, Алёна взламывала дверь десятиметрового контейнера, принадлежащего ханаатцу.

– Попалась, – крикнул я и вышел из укрытия. – Руки вверх!

Алёна замерла. Потом резко развернулась и метнула ломик – со свистом он ударил в ружьё, выбивая из рук. В следующую секунду Алёна уже выкручивала мои руки за спину и била меня головой об ящик:

– Имбециль, не смей так подкрадываться. Могла бы и убить тебя!

Да что же это такое? Вместо того чтобы объяснить, чем бабы занимаются в трюме моего аэронефа, они начинают меня обвинять. При этом бабы всегда мастера рукопашного боя.

Алёна ударила меня последний раз и отпустила. Стянув с головы шапочку-маску, сказала:

– Пардон, капитан. Дело такое, что я не могла иначе. Я всё объясню.

– Ага, – я чуть не плакал. – Вы все говорите, что объясните, но все ваши объяснения – ложь.

– Борис, меня зовут Алёна Бастьен, я агентка Имперской Канцелярии.

– Пф! В этом трюме я встречал принцессу. Агентка канцеляритов – слабая выдумка.

Алёна достала из кармана удостоверение и ткнула мне в лицо, продолжая:

– Под видом торговки я захожу на аэронефы и досматриваю груз. Да, я знаю, что проще провести досмотр вместе с капитаном. Но моя задача не просто обнаружить груз или арестовать того, кто его провозит, а отследить конечную точку назначения. Для этого я тайно осматриваю крупногабаритные контейнеры. Уже восьмой аэронеф…

– Контрабанда?

– Гостайна.

– Чёрная пудра?

– Борис, – вздохнула Алёна. – Канцелярия не занимается ерундой. Пудровозов ловят жандармы.

Меня оглушил треск ломаемых досок и звон разорванного металла. Посыпались щепки и пыль. Мою щёку оцарапала просвистевшая мимо железяка.

Невидимая сила выбила изнутри одну из стенок контейнера, который ранее пыталась взломать Алёна. Внутри контейнера вспыхнул сноп электрического света, словно кто-то водил мощным прожектором. Сам гигантский контейнер закачался и запрыгал, касаясь верхушкой потолка. Вместе с ним раскачивались и трюмовая гондола с аэронефом.

– Иисус-дева-мария, – взвыл я. – Что это?

– То, что я искала, – закричала Алёна. – Но почему ЭТО живое?

Контейнер окончательно распался. В центре трюма на нескольких полусогнутых лапах стояло огромное механическое чудовище. Вместо глаз у него было два прожектора. Один, правда, тускло мигал, будто садилась батарейка. Остальное тело терялось в темноте.

Я достаточно разбирался в технике, чтобы узнать чудище – это австралийский механикл. Боевые самоуправляемые машины часто показывали в военной хронике, иллюстрируя зверства австралийцев. Во время войны, они убили немало наших бойцов. Но для нас, пацанов, механиклы были чудом техники. Мог ли я предположить, что это чудо окажется в трюме моего аэронефа?

Алёна выхватила из-за пояса пистолет и подобрала моё ружьё:

– Я его отвлеку, а ты беги в рубку и отцепляй трюмовую гондолу.

– Весь груз потеряем… – заныл я. Хотя понимал, что лучше потерять груз, чем жизнь.

Перебирая лапами, механикл принялся крушить контейнеры. В воздухе разлился запах духов, цистерну с которыми он перерубил лапой. В мечущемся свете прожекторов я видел, что на концах его двух передних лап крутились пулемётные дула. Слава Иисусу-деве-марие, у него не было боеприпасов!

– Беги!

Я не стал ждать повторного приглашения и полез вверх по лестнице. Из рассечённой щеки лилась кровь, из-за неё мои руки скользили по перекладинам лестницы. Добравшись до верха, бросил последний взгляд на Алёну.

Она вышла из-за укрытия и сделала несколько прицельных выстрелов, высекая искры из корпуса механикла. Он направился в её сторону, раскидывая ящики с посудой, которые хозяин заботливо обернул в несколько слоёв поролона. Алёна перебежала в дальний угол гондолы.

Я бросился по коридору к рубке. За дверями кают слышались голоса:

– Тьфу-ты ну-ты! Хто дверь заблочил? Бориска, сопляк, опять за старое принялся?

Ему вторила Генриетта из своей каюты:

– Что происходит? Почему аэронеф качается? Почему мы заперты?

Только Прохор молча долбил в двери своей каюты чем-то тяжёлым. Дверь уже вздулась пузырём и почти вылетела из проёма.

Но я и сам задавался подобными вопросами. Что происходит? Почему двери заперты? Какое это отношение имеет к механиклу в трюме? Заблокировать замки кают можно было только из капитанской рубки.

Я вбежал в рубку:

– Димон, почему каюты…

Димон забился в угол. Выставив перед собой ружьё, повторял:

– Не подходи, пристрелю, не подходи, пристрелю!

На него надвигался пассажир номер два, владелец контейнера с механиклом. Морщинистый ханаатец был в тех самых неприлично маленьких трусиках, в которых молился своим богам. В руке он держал кривой ханаатский кинжал, чья форма напоминала кривизну его ног.

– Не подходи, пристрелю! – повторил дрожащим голосом Димон.

Дурак, как он стрелять собрался? Он же не переключил предохранитель. Не размышляя далее, я прыгнул на спину ханаатца, выкрикивая: