Сестрёнка Месть

Я приложил ружьё к плечу. Сразу несколько поклонников закрыли шансонье своими телами. Под их прикрытием Мирон отошёл к двери подсобки и запёрся.

– Меня не остановишь, капитан! – глухо прокричал он из-за закрытой двери.

С тоской я посмотрел в лобовое окно. Там теперь ничего не видно кроме вихря из пепла и огня. Мелкие камешки застучали по корпусу аэронефа. От больших камней вулканической лавы «Сестрёнка» вздрагивала, как от удара плёткой. Вдобавок ко всему отчётливо услышал глухие выстрелы, где-то в трюмовой гондоле. Это ещё что за проблема? Кто стрелял и в кого?

Обведя толпу взглядом, заметил Льва Николаевича:

– Старший бортмеханик, подключайте обратно форсаж. Нам понадобится вся мощь движков.

– Тьфу-ты ну ты, сами устроили кабаре-бордель, сами и расхлёбывайти, сопляки, – сказал Лев Николаевич и покинул рубку. Но я знал, он отправился выполнять приказ.

Я постучал прикладом в дверь подсобки:

– Мирон, убьёшь её и гарантирую – живым из-за этой двери не выйдешь.

После секундного молчания, раздался ответ звезды:

– Меня на понт не возьмёшь, салага.

Тогда я просто выстрелил в замок двери. Она, конечно, не открылась, а мне в пальцы впились осколки пластика, я едва сдержался, чтобы не заорать от боли. А пуля рикошетом вошла в пол между моими ногами. Чуть левее – и попала бы мне в ногу! Вот мне и урок реальности: не надо пытаться открыть дверь выстрелом из ружья, такое срабатывает только в спектаклях про крутых пэвэкашников.

Зато выстрел распугал фанатов. Теперь они поверили, что малолетний капитан способен нажать курок. Выбежав из рубки, столпились в коридоре. Остались только обдолбанные и лежащая вверх ногами синеволоска.

– Ты… ты не посмеешь меня убить, – неуверенно донеслось из-за двери.

Я клацнул затворным механизмом, хотя надобности в этом не было, просто хотел, чтобы шансонье-маньяк услышал этот звук. Пусть добавит его в «звуковую палитру» будущего шлягера.

Громко, с расстановкой я сказал:

– Буду стрелять в любого, кто подвергает опасности жизнь члена судовой команды.

10

Корпус «Сестрёнки» сотрясался сильнее и сильнее. Наконец, я услышал, жужжание стартующих движков. Только бы турбины не засорились пеплом! Тогда нам всем конец…

Дверь подсобки открылась. Мирон Матьё, обсыпанный пылью и пеплом, вышел и кинул Генриетту на пол, будто надоевшую куклу:

– Как говорят австралийцы, «оу-кей». Поворачивай своё корыто в сторону жилых земель, капитанчик.

Мирон Матьё посмотрел на своё отражение в лезвии ножа. Бросил его рядом с Генриеттой и вышел в коридор. Выкрикнул на прощание:

– Мой творческий путь закончился. Больше вы не услышите от меня ни ноты.

Его слова потонули в горестном вопле фанатов. Прохор Фекан поднял Генриетту на руки и вынес из рубки. Я позавидовал, что не такой сильный, и не смог бы эффектно поднять девушку и унести.

Димон снял рули с автопилота и перевёл все ручки в крайнее положение. Сестрёнка дёрнулась. По инерции все повалились на пол. Я успел ухватиться за дверцу подсобки.

Пройдя сотню метров, Сестрёнка снова застыла, привязанная к Неудоби то ли воздушным потоком, то ли гравитационной аномалией. Я включил общую связь:

– Лев Николаевич, дорогой мой, умоляю, дайте всю мощность!

– То оне глушат движки, то оне всю мощность хотят, – просопел он в ответ.

Несколько минут я и Димон напряжённо следили за механическим одометром. Обороты турбин то падали до нуля, то взлетали до нескольких тысяч. Наконец, вышли на стабильные пять тысяч. Военные чудо-движки, за которые папаша уплатил цену второго аэронефа, показали на что способны. Оторвавшись от Неудоби, мы понеслись через Санитарный Домен.

Я подобрал ружьё и пошёл в трюмовую гондолу. Все наши «скотские» пассажиры были там. В центре толпы стоял по пояс голый Мирон Матьё. Расплёскивая алкоситро из банки, он топтался по обломкам своей гитары и восторженно кричал:

– Свобода! Свобода от концертов. От обязанности выдавливать из себя очередные пластинки! К дьяволу вашу музыку, к дьяволу шлягер «Скрип», который меня заставляют играть на каждом концерте. К дьяволу вас, поклонников. Вы идиоты, если считаете эту дерьмовую песню хорошей. Ха-ха, с каким наслаждением я посылаю всех вас в жопу!

Мда, теперь «Сестрёнка Месть» войдёт в историю музыки, как место, где умер шансон.

Я притворил люк в трюмовую гондолу. и вздрогнул, увидев что он изнутри изрешечен пулями.

– Тьфу-ты, – раздалось за спиной. – Это охранники Мирона палили. Я их запер в трюме, шоб не мешали тебе, капитан, наводить порядок на судне.

– Спасибо, Лев Николаевич.

Дед направился в моторный отсек, а я в рубку. По дороге заглянул в каюту Генриетты. Прохор Фекан стоял на коленях перед её койкой и держал тазик. Генриетта блевала. Увидев меня, она попыталась встать.

– Лежите, – сурово сказал я. – Выздоравливайте. Дотянем до авиодрома Колле. Будем пересобрать турбины, поэтому Льву Николаевичу пригодится помощник. Поэтому я вас беру обратно на службу.

Не слушая виноватых благодарностей Генриетты, я ушёл в рубку. Скинул с рулей ноги Димона:

– Я вот что понял, старпом, настоящий капитан любит каждого члена команды. Я люблю Генриетту, хотя она, кажись, дура. Люблю Льва Николаевича, хотя он старый дурак. Люблю Прохора Фекана, хотя он всегда молчит (за это и люблю). Люблю тебя, Димон, но если ещё раз увижу твои ноги на руле, то не обижайся, достану «Охотника По-по».

– Так точно, мосье капитан, – ответил Димон.

Вроде бы, без иронии.

Эпизод 5. Железный мужик и Небесные капитаны

1

Обведя взглядом судовую команду, я сказал, подняв палец вверх:

– «Небесные капитаны» – это не просто игра, а культурный маркер, определяющий поколение тех, кто сейчас стремительно входит в жизнь.

Все мы сидели на полу гостиничного номера перед коробкой с игрой. Димон хлебал алкоситро «Пятая волна» и понимающе кивал. Генриетта внимательно слушала. После своего конфуза с Мироном Матьё, она была преувеличенно внимательная к моим словам. Мне это ужасно нравилось.

Лев Николаевич просто тряс головой в ожидании паузы, чтобы обозвать меня сопляком.

Я постучал пальцем по коробке:

– Стратегия игры разработана с участием специалистов по аэронавтике, навигации, техноархеологии, географии и истории…

– Да ладно. Такие сопляки, как ты, её сварганили. Навигацию мне в жо… в ребро.

– Баланс игровых компонентов воспитывает в игроке командный дух, стратегическое мышление и умение планировать свои действия на несколько шагов вперёд, – упорно продолжил я, не обращая внимания на подколки Льва Николаевича.

– У тебя, штоль, стратегическое мышление? После твоего капитанства «Сестрёнку» уже третий раз капитально ремонтируют.

– Не прерывайте капитана, дедушка, – строго сказала Генриетта.

Я благодарно на неё посмотрел:

– Вы, Генриетта, играли в настолки?

– Конечно.

– Тьфу-ты, капитан Невежа. Этим играм сто лет в обед. Вы, сопляки, считаете, что до вас не было жизни. Все играли. И выигрывали.

Димон открыл крышку. Расстелил карту мира и достал колоду карточек с персонажами:

– Чур, я за Ханаат. Буду вести их к победе через развитие вычислительной техники.

Генриетта вынула карточку для себя:

– А я за Нагорную Монтань. Мой персонаж… – Она прочитала на обороте карточки описание: – «Очирбат Сулье, главнокомандующий освободительной армией Нагорной Монтани в период Второй Ханы, вероломного нападения Конурского Ханаата на Империю. Использовал дар полководца, чтобы противостоять законной власти руссийского народа над всем миром».

Лев Николаевич вытянул свою карточку персонажа:

– Буду топить за Святую Троицу. Драли они задницу князьям в своё время… – повертел персонажа: – Тьфу-ты, и кто так нарисовал монаха Иллариона? Он был благородный воин ордена Проксимы, военный гений, гонявший армию князей ссаными тряпками, пока те не запросили пощады. А тут нарисован плешивый криминал в спортивных брюках.