Страница 24 из 29
– Вы ведь понимаете, что будет, если хозяин об этом все-таки узнает?
Вспомнив далеко не самый теплый разговор у бассейна, я сказал:
– Как-нибудь переживет. – И без малейших колебаний отключил связь, чтобы тут же столкнуться с вялыми аплодисментами Затворника:
– Да здравствует самостоятельность! Мои поздравления, герой.
– Заткнись, – беззлобно бросил я, спрятал коммуникатор обратно в карман и покосился на одного из килпассов, беззаботно клацающего челюстями в попытках поймать хоть одну из снующих меж листвы красноперых пичуг. – Полагаю, мы отправимся в путь верхом?
– Точно, – кивнул Затворник. – Только отдельного зверя я тебе не выделю. Полетишь с одним из махди. Не против, надеюсь?
– Ничуть.
Приблизившись к пернатому ящеру, я подумал было наладить с ним ментальный контакт, однако, восседавший верхом на килпассе абориген лишь отрицательно качнул головой и просто протянул мне жилистую руку. Не церемонясь особо, я оперся о его ладонь и, оттолкнувшись от ветки, вскочил в седло позади наездника.
– Держись крепче, Риши, – посоветовал Затворник.
– Знаю, – бросил я в ответ, а в следующую секунду, когда понукаемый махди килпасс резко соскочил с ветки вниз, едва не вывалился из седла. От очередного падения меня уберег инстинкт, заставивший вцепиться в аборигена, точно в родную мать. Тот что-то пробормотал под нос на своем наречии, после чего расхохотался. Причиной такого веселья, надо полагать, оказалась моя неуклюжесть, однако я не стал зацикливаться на этом и, пока мы проносились под очередной раскидистой кроной, выискивал взглядом Затворника.
– Не вертись! – послышался с боку его окрик.
– А что мне еще остается? – спросил я в ответ, стараясь перекричать стоящий в ушах шум. Скорость, которую развивали килпассы оказалась просто запредельной и, если бы не некоторая боязнь высоты, я, быть может, получил бы от полета подлинное удовольствие. А так оставалось лишь крепко держаться за аборигена и по возможности наслаждаться видами ночного леса. Ибо посмотреть здесь действительно было на что.
Если днем Великий боиджийский лес радовал глаз всеми оттенками зеленого, то с наступлением темного времени суток, под сенью листвы раскрывалась его подлинная красота. Люминесцентные цветы и лишайники, покрывшие собой едва ли не всю нижнюю часть паатов и заливавшие округу голубовато-сиреневым светом, придавали этому месту особое полумистическое очарование. И это невзирая на огромное количество ночных хищников, выбиравшихся из своих укрытий на охоту. Пролетая над чудесным лесом на огромной скорости, я все же успевал ухватить краем глаза стебли живых лиан, в немой просьбе тянувшихся к нам с объятьями. К счастью, наездник, управлявший пернатым ящером, оказался достаточно опытен, чтобы миновать их хищные сети. Чего, увы, нельзя было сказать о других несчастных зверях, чьи высушенные останки навечно остались болтаться, запутавшись в ловчих стеблях, будто в паутине.
Вдруг мой наездник проговорил практически на чистом риоммском:
– Если навернешься в такую ловушку, я тебя оттуда доставать не полезу.
Я понял, что это было очередное предупреждение, чтобы я не слишком разевал рот по сторонам. Но, конечно же, не сдержал собственное изумление.
– Он что, вас всех нашему языку обучил? – спросил я, имея в виду Затворника.
На что абориген, громко фыркнув, отозвался чуть ли ни с возмущением:
– Не такие уж мы и дикие. Сами многое знаем.
В этот раз, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость, я решил смолчать. И правильно, честно говоря, сделал. Мне практически ничего не было известно о махди, а играть с судьбой как-то не слишком хотелось. И без того вся эта поездочка напоминала какой-то сюрреал.
Я полагал, что мы полетим над лесной опушкой, чем значительно сократим время полета, однако ошибся. Затворник по каким-то причинам этого не хотел. То ли опасался быть запеленгованным с крейсера Риомма, то ли чего еще, правды от него добиться мне так и не удалось.
Мы преодолели по воздуху под кронами еще несколько километров, прежде чем Затворник дал сигнал на снижение. И вот что удивительно: за все время полета, продлившегося не многим более получаса, он ни разу не попросил меня как-то задействовать ихор. Необычно, учитывая его слова о том, что ему неизвестно, где спрятан искомый артефакт юхани.
– Ты же сказал, что не знаешь, где искать место, – напомнил я, когда вся группа спикировала на один из старых мертвых паатов, насквозь проросший светящимися растениями-паразитами. Под стволом паата, дико изгибавшегося над почвой, образовалось нечто вроде прогалины, куда по неведомой причине ни одно растение не осмеливалось запустить свои корни и побеги. Даже сам паат, казалось, избегал этого места, что определенно не могло быть простым совпадением.
– Я сказал, что не знаю, что искать, – ухмыльнулся тот по-идиотски, спрыгнув со своего зверя на толстую ветку. – Остальное ты сам додумал.
Я молча закатил глаза, понимая, что спорить бесполезно.
– Итак, что я должен сделать?
– Заставь ихор разлиться по прогалине. Посмотрим, как он среагирует на это место.
– Почему ты вообще решил, что это именно то самое место?
Прежде, чем дать ответ, Затворник долго и пристально вглядывался мне в глаза, затем его лицо осветила очередная улыбка и он проговорил:
– Я же говорил: есть кое-какой опыт.
Что бы это значило? Уточнять я, конечно же, не стал. Да и к чему? Все равно наболтает какой-нибудь невероятной чепухи, от которой голова только распухнет. Я уже давно постановил, что этому своенравному балагуру на слово лучше не верить. Лжи в нем, быть может, и не ощущалось, а вот недомолвок – устанешь считать. Не будь мне самому все это страшно интересно, ноги бы мы моей в этом лесу не оказалось.
– А у тебя неплохо выходит! – воскликнул вдруг Затворник.
Вынырнув из омута собственных мыслей, я обратил внимание на густое багрово-черное облако, сочившееся из моих пор и стремительно убегавшее к широкой и темной поляне внизу.
– О! Похоже, я был прав, а?! – Казалось, еще немного и лицо Затворника лопнет от переполнявшего его самодовольства. В сердцах он даже по-братски шлепнул одного из аборигенов по плечу. Тот, как загипнотизированный наблюдая за поведением ихора, даже не шелохнулся. – Риши, прибавь-ка!
– Я тебе что, дойное животное?
– Ой, не надо! – он тут же скривился. – Чего тебе стоит? Говоришь так, будто собственную кровь сцеживаешь.
– Откуда тебе знать, что это не так?
Вопрос казался из разряда риторических, и сам Затворник это прекрасно понимал, хотя не отказался от очередной загадочной ухмылочки, намекавшей, что я опять чего-то не понимаю.
– Нет, Риши, даже не будь ты Истоком, знакомство с тобой все равно стоило бы ценить. Ты умудряешься сочетать в себе несочетаемое, отчего выходит ну просто адская смесь!
Если это был комплимент, то чересчур завуалированный. Настолько, что я не разобрался, стоило ли мне на него обижаться. Решив, в конце концов, не тратить время, я также соскочил с килпасса и продолжил концентрироваться на ихоре, который странными концентрическими кругами сгущался над прогалиной.
Спустя несколько мгновений до моих ушей донесся едва-заметный шум, похожий на чей-то зловещий шепот. На всякий случай глянув на своих спутников, я понял, что не один его слышу. Пернатые ящеры выглядели взволнованными, их цветастые хохолки то и дело тревожно поднимались и опадали. Махди переглядывались и пытались успокоить животных. Сам лес вокруг, казалось, недовольно зароптал.
– Весьма зловеще, не находишь? – осведомился Затворник, подмигнув мне.
«Клоун», – мысленно постановил я и вновь сосредоточился на поведении ихора, который так и тянуло к земле.
– Что дальше?
– Наблюдай.
Проще некуда. Я обратно вперился в темные круги, заполнившие прогалину, и спустя какое-то время начал замечать, что концентрический рисунок слегка изменился. В самих изображениях окружности стали появляться пробелы, а там, где ихор плотнее всего собирался, в самой почве проявлялись едва-заметные глазу углубления. Махди, наблюдавшие за этим действом с почтительного расстояния, заволновались и повскакивали обратно в седла.