Страница 7 из 15

Смерть и вечность. Обобщение новейших знаний

Репин Вячеслав Борисович

Некоторые пациенты Р. Муди, в похожих случаях, рассказывали, что слышали голос, предупреждавший их о том, что они еще не умерли, что им нужно вернуться обратно. Вот фрагмент рассказа одного из них:

«Я слышал голос, но это не был человеческий голос, и его восприятие находилось за границей физических ощущений. Этот голос говорил мне, что я должен вернуться обратно, и я не чувствовал страха перед возвратом в свое физическое тело».[17]

Встречаются, конечно, и еще более странные и многочисленные описания того, как человек себя воспринимает, когда осознает, что его душа отделилась от тела. Человек видит себя как некое прозрачное «духовное тело». Кроме того, он способен видеть вокруг себя «духовные тела» других людей, умерших незадолго до этого.

К встрече с «существом» мы еще вернемся, это чрезвычайно важно для объективной оценки всех описываемых явлений и для понимания самих границ реальности, и той, и этой, доступной нам и посильной, – но вернемся уже в свете настоящих учений, в том числе и православного.

А пока отметим еще одну важную и очень характерную особенность всех свидетельств, приводимых Муди и другими. Невыразимость пережитого, увиденного и услышанного, полная невозможность описать это словами, какая-то парадоксальная, мучительная несовместимость пережитого с нашим обычным пространством, – одним словом неописуемость, ни словами, ни образами нашего мира. Это отмечают практически все без исключения.

Как к этому относиться? Разумеется, прежде всего критически, но всё же с большим вниманием. Потому что речь идет о чем-то явно существующем, но уже на грани нашего сознания, наших возможностей постижения себя и окружающего мира. Здесь мы, видимо, и сталкиваемся лоб в лоб с неким пределом. Но тем важнее становится каждая крупица этих свидетельств.

«Для меня настоящая проблема попытаться вам сейчас это объяснить, потому что все слова, которые я знаю являются трехмерными. В то же время, когда я это переживала, я не переставала думать: "Ну вот, когда я проходила геометрию, меня учили, что существуют только три измерения, и я всегда этому верила. Но это неверно. Их больше. Да, конечно, наш мир, тот, в котором мы сейчас живем, – трехмерный, но мир иной, совершенно определенно, не трехмерен. И именно поэтому так трудно рассказать вам об этом. Я должна описать вам это в словах, которые являются трехмерными. Это наилучший способ объяснить, что я имею ввиду, но и это объяснение не вполне адекватно. Практически я не могу передать вам полную картину"».[18]

А вот еще:

«Я была очень общительна в начальной и средней школе, но я скорее следовала за всеми, чем придумывала что-нибудь новое. Я была последователем, а не лидером. После того, как это случилось, и я пыталась рассказать об этом подругам, они просто начинали считать меня сумасшедшей, – так мне казалось. Я снова рассказывала об этом и меня слушали с интересом, но потом я слышала, как обо мне говорили: "Она действительно немного тронулась". В тех случаях, когда я видела, что это замечание просто шутка, я старалась разъяснить все это. Я не пыталась поразить всех, – "Вот здорово, – смотрите, какая страшная штука произошла со мной!" Я только хотела сказать, что нам необходимо больше знать о жизни, гораздо больше, чем знаю, скажем, я или мои знакомые».[19]

Отметим и еще одну важную деталь, которая всплывает во всех свидетельствах, и на нее не принято обращать внимания. Речь идет о полной, абсолютной уверенности людей, переживших опыт смерти, в том, что с ними произошло, в том, что они видели, слышали, чувствовали. Причем помнят «очевидцы» всё в мельчайших подробностях. Для них всё абсолютно реально, вплоть до какой-то невыразимой словами самоочевидности.

Не удивительно, что в большинстве своем люди прекрасно отдают себе отчет, что поделиться пережитым будет трудно даже с самыми близкими. Автор этих строк, также соприкоснувшийся с аналогичным опытом в раннем детстве, в возрасте пяти лет, не смог поделиться пережитым даже со своей матерью…

«Я слышал, как врачи сказали, что я умер, и тогда я почувствовал, как я начал падать или как бы плыть через какую-то черноту, некое замкнутое пространство. Словами это невозможно описать. Всё было очень черным и только вдалеке я мог видеть этот свет. Очень, очень яркий свет, но сначала небольшой. Он становился больше по мере того, как я приближался к нему. Я старался приблизиться к этому свету, потому что чувствовал, что это был Христос. Я стремился попасть туда. Это не было страшно. Было более менее приятно. Как христианин, я тотчас же связал этот свет с Христом, который сказал: "Я свет миру". Я сказал себе: "Если это так, если я должен умереть, я знаю, что ждет меня в конце, там, в этом свете"».[20]

Или вот еще:

«Я встал и пошел в другую комнату налить чего-нибудь выпить и именно в этот момент, как мне потом сказали, у меня было прободение аппендикса, я почувствовал сильную слабость и упал. Потом все как бы поплыло, и я почувствовал вибрацию моего существа, рвущегося из тела, и услышал прекрасную музыку. Я парил по комнате и, затем, перенесся на веранду. И там казалось, что вокруг меня стало собираться какое-то облачко, скорее розовый туман, и тогда я проплыл прямо через перегородку, как будто ее там не было вовсе, по направлению к прозрачному, ясному свету. Он был прекрасен, такой блестящий, такой лучезарный, но он совсем не ослеплял меня. Это был неземной свет. По-настоящему я не видел никого в этом свете, и все же в нем была заключена особая индивидуальность. Это совершенно несомненно. Это был свет абсолютного понимания и совершенной любви. Мысленно я услышал: "Любишь ли ты меня?" Это не было сказано в форме определенного вопроса, но думаю, что смысл сказанного можно выразить так: "Если ты действительно любишь меня, возвращайся и закончи в своей жизни то, что начал". И все это время я чувствовал себя окруженным всепоглощающей любовью и состраданием».[21]

В некоторых из приведенных выше свидетельств упоминаются особые звуки, которые сопровождают умирающих на этапе перехода, отрыва от материального телесного мира. Многие слышат звуки, сравнимые с каким-то особым жужжанием. Иногда это звон, что-то свистящее, а иногда щелканье или нечто похлестывающее. Эти звуки обычно описываются как неприятные, досаждающие.

«Очень неприятный жужжащий звук, шедший изнутри моей головы. Он очень раздражал меня… Я никогда не забуду этого шума».[22]

Лишь в редких случаях звуки бывают приятными, например напоминают отдаленный успокаивающий перезвон или даже таинственную необычную музыку.

Мужчина, признанный умершим, но в конце концов успешно реанимированный, описывает следующее:

«Я слышал нечто похожее на колокольный звон где-то вдалеке, словно доносимый ветром. Это звучало как японские ветряные колокола… Это был единственный звук, который я слышал в этот момент».[23]

Как выше отмечалось, в первые минуты – если о времени вообще уместно говорить в привычном понимании этого слова – до умирающего не сразу доходит, что именно с ним произошло. Но это доходит обязательно до всех. И можно попытаться встать на место человека, который вдруг сознает, что с ним свершилось главное, что он умер. Чувство потрясения, сам этот первый внетелесный опыт, связанный с возможностью проникновения сквозь материю, обнаруживающиеся возможности ясновидения и первые «встречи», самые первые картины нового мира поглощают человека всецело, и он не сразу начинает ориентироваться в новом пространстве. Когда же «сознание» – но говорить мы можем теперь только условно – начинает с ясностью воспринимать новый окружающий мир, практически у всех возникает желание вернуться назад, к жизни.

Raymond A. Moody, Life after Life, 1975.