Страница 10 из 15
Д-р Р. Муди процесс умирания разбивал на пятнадцать этапов. Для краткости, чтобы избежать повторений, сольем всё в одну общую картину. Причем воспользуемся для этого уже проделанной до нас работой о. Серафима (Роуза), православного иеромонаха американского происхождения, жившего в США и очень чтимого в православном мире. Он оставил после себя довольно основательный труд по нашей теме, книгу «Жизнь после смерти»
Норвежский психолог Ранди Нойесом, о котором мы уже упоминали, занимавшийся, помимо всего прочего, феноменом внезапной смерти, выделял следующие стадии умирания, и их довольно интересно отметить. Первая стадия – это когда человек ясно понимает нависшую над ним «угрозу», когда он гоним страхом и пытается бороться за свою жизнь. В этот момент все его усилия сводятся к неприятию смерти. У большинства людей страх постепенно, по мере осознания неизбежности кончины, проходит и уступает место чувству покоя и умиротворения.
Это и характеризует следующую стадию, когда человек понимает бесполезность своих усилий и сознает неминуемость смерти. Для этой стадии (согласно всё тому же Ранди Нойесу), помимо исчезновения страха и появления чувства покоя, даже рассудительности и полной безмятежности, типичным является «панорама воспоминаний». То есть всё тот же «прогон» всей жизни, быстрая смена чередующихся картин, которые отображают прошедшую жизнь, но не в виде какой-то логичной последовательности, не в виде вектора, а как бы голографически, в объеме. Под конец «прогона» жизнь представляется уже как нечто целое и очень понятное.
Ранди Нойес выделял и еще одну стадию, самую конечную – «стадию трансцендентности», при которой человек как бы выходит из себя во вне и испытывает трансцендентное всепроникающее состояние. Это состояние наверное ближе всего к тому, что по-другому называют «космическим сознанием». Но термины не так важны. Они лишь множат путаницу. Важно то, что всё это переживают многие из нас, причем совершенно похожим образом.
Вполне очевидно, что смерть не похожа на то, как мы ее себе представляем. И главным вопросом, который заранее встает перед нами и в дальнейшем направляет все наши мысли и мотивации, является следующий: а что же будет дальше?
Даже если у нас остается сомнение в существовании загробного мира, мы вдруг больше не можем спокойно гадать на кофейной гуще, стараясь выбрать для себя наиболее подходящий вариант. Всего один шанс, само допущение, что продолжение есть, – и это опрокидывает всё. Сама мысль о том, что жизнь может продолжаться после смерти, мысль о том, что за краем нашей жизни есть будущее, порождает в нас тот самый главный вопрос, как тонко подмечает о. Серафим, от которого мы уже не можем отмахнуться. Правильно ли вообще прожита жизнь до ее завершения? Ведь с этим багажом предстоит вступить в другое будущее. Главным этот вопрос оказывается потому, что он диктует нам, хотим мы того или нет, нравственные ориентиры. Он влияет на нашу еще не законченную жизнь. И даже если мы до конца еще ни во что не поверили.
И вот – свершилось. Наступает момент, когда умирающий слышит последний вердикт. Чаще всего он слышит его от врача. Врач объявляет его умершим. Тело начинает как бы раздваиваться. Человек еще не понимает, что второе тело, отделяющееся от больничной койки, это его душа. Он способен видеть свое физическое тело, способен понимать, что это физическое тело уже бездыханно. Да еще и обнаруживает в этот момент, что все обычные важные функции организма – зрение, слух, чувства, мысли – продолжают работать нормально, в какой-то новой оболочке или совсем без оболочки. Затем человек испытывает еще большее потрясение, когда понимает, что по-прежнему всё видит – врачей, больничную палату, родственников, привычный материальный мир. Но при этом никто не видит и не слышит его. Заглянув в зеркало, он констатирует, что не видит себя. Движения остаются свободны, но руки как бы протыкают пространство насквозь. Дать о себе знать человек уже не может. Он полностью отрезан от материального мира. И при этом он продолжает в нем присутствовать. Все боли, связанные с болезнью, с самим процессом ухода из жизни, все язвы жизни, страхи в этот момент отступают. Болеть больше нечему. И беспокойство, потрясение устает место умиротворению, чувству покоя, похожему на то, которое мы испытываем, когда какое-то серьезное испытание оказывается пройденным. Желание вернуться назад в тело умерший обычно уже не испытывает. Однако в этот момент чаще всего и происходит возврат в тело, или продолжается движение к новому неведомому миру.
Дальше следует описанное многими движение в туннеле к свету, к новому пространству. Вскоре оно и распахивается перед глазами невиданными картинами красоты и гармонии. Для кого-то туннелю предшествует просмотр своего прошлого, во всех мельчайших подробностях, с нравственными оценками прожитого. Примерно в этот же момент некоторые встречают с умершими ранее родственниками или близкими. Другие же встречаются со светящимся существом и принимают его кто за Христа, кто за ангела, а кто и за некий удивительный, ни с чем несравнимый поток, источник необычного света и какой-то доброй энергии. Этот свет излучает тепло и понимание, добро и сострадание. Но это не общее правило. Как уже отмечалось выше, в этот момент некоторые люди видят отвратительные, жуткие места и страшных краказябр и страшилищ.
Еще одной общей чертой является отсутствие у нашего нематериального тела, если мы его видим, возрастной печати. Мы никогда не видим себя пожилыми, всегда молодыми или среднего возраста, тридцати-сорокалетними. Дети же никогда не видят себя детьми, но людьми взрослыми. И если наше тело при жизни имело какие-либо недостатки или увечья, то тело нематериальное оказывается полноценным. Парализованный ходит. Глухой слышит. Слепой видит. И это, на первый взгляд, загадочное свойство находит себе больше всего подтверждений.
Интересен вопрос: всегда ли люди видели всё именно так? Оказывается, что нет, или не совсем так. О том, что посмертный опыт сильно рознится в зависимости от принадлежности людей к разной культурно-религиозной среде, мы уже говорили. Но он еще и разный, как оказывается, в разные времена. Описания посмертного опыта, известные из старых или древних источников, говорят о том, что умирающие видели в те времена картины рая и ада, нечто схожее с этим, а кроме того видели демонов и ангелов. Складывается впечатление, что в то время люди видели как бы более отдаленный потусторонний мир. Сегодня же умирающий человек видит более приближенный потусторонний мир. Во всяком случае, он может об этом рассказать, если смог вернуться. И гораздо реже сегодня видят мир более отдаленный.
Объясняется это будто бы развитием в наши дни реанимационных технологий, которые позволяют держать человека на поверхности жизни дольше, дают возможность как бы заглянуть в смежное пространство между двумя мирами, до того как умирающий окончательно от материального мира оторвется. Но это всё же не сглаживает противоречия. И это может настроить нас на критический лад. Разве из этого не следует, что нет, опять же, ничего объективного? А весь описываемый сегодня посмертный опыт, не зависит ли он напрямую от нашего посюстороннего опыта, от нашего мировоззрения?
К тому же необходимо признать, что окончательных описаний смерти мы всё же не знаем. Посмертный «опыт», с которым нам удается ознакомиться, всегда обрывается. Что дальше – неизвестно.
Серьезные исследователи, и не только из среды более строгого в этих вопросах богословия, склоняются к заключению, что к описываемой «модели» умирания необходимо относиться с осторожностью. Следует избегать обобщений там, где они не напрашиваются сами собой.
О. Серафим (Роуз), который нам в этой главе служит гидом, предупреждает:
«Переживания умирающих, как они описаны в этой и других изданных книгах, часто столь разнятся друг с другом в деталях, что попытка включить все их в одну модель представляется в лучшем случае преждевременной. Модель д-ра Муди местами кажется искусственной и надуманной, хотя, конечно, не снижает ценности приводимых им фактических свидетельств».[33]
33
О. Серафим (Роуз). Душа после смерти.