Страница 3 из 4
Через много лет, слушая по радио передачу об экспедициях студентов исторического факультета, я почувствовала едва уловимую боль прямо в сердце. И боль эта не проходит и сейчас…
Про настоящих педагогов, ошибки на экзаменах и детскую любовь
В нашей «замечательной» школе каждый год (каждый, ребята, год) с третьего класса были переводные экзамены. Причем не формальные такие – выучил полтора билета, а остальные полбилета списал, а серьезные такие экзамены с совершенно реальными атрибутами: районной комиссией, слезами детей и валерьянкой для родителей.
Первый такой переводной экзамен случился у нас по окончании третьего класса, и, надо сказать, не сдали его человек 15, благополучно покинувшие после этого школу. Экзамены были по математике, русскому языку, развитию речи. Свой первый экзамен по развитию речи я помню до сих пор, как и одно из заданий в билете, – описать осенний парк. Помню, я все что-то «вещала» про печальные разноцветные деревья, про желтые и красные листья, комиссия довольно кивала, а я понимала, что лимит моей фантазии уже подходит к критической отметке. В это время в классе громко забулькала раковина, и я рассказ продолжила фразой: «На лесном пруду…», ну и т. д. Как сдавали этот экзамен другие дети, без «булькающих прудов», – ума не приложу.
А еще была Лина Сергеевна, наша первая учительница. Она тогда была совсем-совсем молоденькая и почему-то любила всякие кружевные полупрозрачные накидки и шали, что придавало ей в наших глазах какой-то томности и, в хорошем смысле, – взрослости. Помню, был у нее такой коричневый кружевной ручной работы а-ля халатик, который она надевала прямо поверх другого платья. А еще у нее были всякие ажурные кофточки и золотой крестик на шее, который она всегда теребила, когда на нас сердилась.
Но мы ее любили. Прям очень. Когда она на нас редко, конечно, но поднимала голос, не обижались. Она была добрая, возраста наших мам и какая-то удивительно светлая. И еще она очень сильно за нас переживала. И однажды по-настоящему рискнула своей карьерой учителя и репутацией, чтобы нам помочь.
Помню, это был переводной экзамен не то в шестой, не то в седьмой класс. Математика. Комиссия в составе шести человек, еще какие-то приглашенные «звезды педагогики». Уравнения. Я решила все довольно быстро и по десятому кругу перепроверяла, правильное ли количество клеток отступила на титульном листе при написании имени и фамилии. Ну что, поколение не-ЕГЭ, забыли уже? Отступите пять клеточек слева и десять клеточек сверху и напишите имя, фамилию и класс.
Так вот, высчитывая клеточки, я мельком поглядывала на соседку по парте, Ритку Сабурову и обратила внимание, что Ритка, явно нервничая, что-то напряженно решала. Она исписала уже третий или четвертый черновик и подняла руку, чтобы попросить следующий (да, в те времена мы просили «официально» листочки для черновиков). И вот Лина Сергеевна, как лань, тихо пробегавшая мимо рядов с листочками для черновиков под неусыпным взором комиссии, ухитрилась приподнять свой кружевной халатик-жилет, надетый поверх какого-то очень легкого платья. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, легко и бесшумно оказался у меня на столе… калькулятор!!! Нынешним детям будет сложно представить, что в те годы у нас не было сотовых телефонов, а калькуляторы были размером с современный ноутбук. Оттого вдвойне непонятно, как наша Лина Сергеевна сумела провернуть операцию «Калькулятор» прямо на экзамене! И второй вопрос, который мучит меня до сих пор: почему она бросила его мне? Я ведь была почти отличница!
Но тут, наверное, на руку сыграла мне моя эмпатия. Я почувствовала, что происходит нечто важное, конспирологическое, нечто, что доверили лично мне. Поэтому, спрятав калькулятор под листочки, я стала проверять свои ответы. И, как и предполагалось, ошибок не нашла. Тогда я решила поделиться калькулятором с Риткой – да, уже в те годы чувство глубокой социальной ответственности превалировало во мне над всеми остальными. Ритка радостно схватила калькулятор, собрала свои листочки, представлявшие уже что-то наподобие шалаша на нашем столе, и стала тоже что-то решать. И вот теперь, дорогие родители и преподаватели, внимание, потому что то, о чем в дальнейшем пойдет речь, произошло (произошло на самом деле!) в одной из лучших на тот момент гимназий Москвы. Ритка что-то набирала на калькуляторе, когда она шепотом со страхом в глазах сказала: «Уравнение… Не сходится… Что делать?». И вот тут-то я и поняла, почему секретная миссия была доверена именно мне! «Зови Лину Сергеевну», – без тени сомнения продекларировала я. Вот так… просто… Потому что в глубине души мы знали, что наша Лина Сергеевна, несмотря на свою строгость, никогда (вот слышите, преподаватели 2020 года?!) НИКОГДА БЫ НАС НЕ ПРЕДАЛА!
Я не знаю, учили ли этому в институтах или это какое-то врожденное чувство морального долга перед детьми и своей работой, но мы верили нашей учительнице, верили в то, что она, как мама, может поругать, может пожурить, но в случае реальной опасности она всегда будет на нашей стороне.
Если вернуться к моей истории, то за десять минут до конца переводного экзамена в одной из лучших гимназий Москвы, благодаря Лине Сергеевне, мне и Ритке, выяснилось, что во втором варианте, «на котором» сидела как раз Ритка, в уравнении – именно в самом задании – была ошибка.
Мои одноклассники в тот день сдали благополучно экзамен по математике, а Лина Сергеевна «сдала экзамен» на звание «настоящий педагог».
Про опечатки и учебник под редакцией Петерсон
Сколько себя помню, учеба в нашей «замечательной» школе всегда происходила на каком-то надрыве. То есть не «учитель объяснил – ученик дома прочитал параграф и сделал домашнее задание», а вот именно сделал «ТВОРЧЕСКИ». Уже много позже подружка-психолог объяснит мне, что мое нежелание идти в творческую специальность было связано с тем, что со времен начальной школы слово «ТВОРЧЕСТВО» ассоциировалось у меня со словом «СТРЕСС». Неважно, по какому предмету было задано задание: если при этом говорилось, что нужно подойти к домашнему заданию «творчески», это автоматически означало, что вся семья будет как минимум сидеть до ночи. И если по ИЗО наша замечательная Юлия Викторовна всегда старалась быть лояльной и мягкой, задавая нам соорудить очередной шедевр абстракционизма типа сделанной из старых газет головы, приклеенной к картонке (привет, Ганнибал Лектер), то вот творческие задания по математике – это всегда был стресс-марафон, победителями которого были просто выжившие.
Ну а в третьем классе пришла к нам тучная женщина по имени «Галина Паллна» с черными как смоль волосами и ярко-красной помадой. Да не одна пришла – она привела с собой Петерсон (это учебник такой, кто не в курсе). Говорят, сейчас учебники Петерсон стали выпускать довольно «адекватными», но вот тогда, почти 30 лет назад, слово «Петерсон» рифмовалось в детской голове только с одним словом – «страшный сон».
Имея всю начальную школу твердую пятерку по математике, после прихода пары Галина Павловна – Петерсон математику я перестала понимать в принципе. Помню, как после школы, еще тогда имея только обычные телефоны, мы судорожно перезванивались, сравнивая решения и ответы. Рисовали какие-то графики (это в 9 лет), писали бесконечные контрольные. Недовольны были все: и дети, и родители. И Галину Павловну как-то быстро от нас убрали. Но в голове вспоминается один забавный случай.
Задачка была странная, как будто «потерявшая по дороге» некоторых участников событий. И вот я, девочка с богатым воображением, все пыталась представить себе, кто, с какой скоростью и куда шел, но никак не выходило… Звонки подружкам-отличницам результата тоже не дали – по ту сторону провода над задачкой бились уже целыми компаниями бабушек и дедушек. Девять лет – «солидный возраст», поэтому маму нужно привлекать только в случае крайней необходимости (другое дело, что эти случаи происходили довольно часто). Мама, повертев задачу, нарисовав что-то на листке, тоже как-то быстро сдалась. Оставался последний и самый крайний вариант – звонить папе. Папа был выпускником МФТИ (что по меркам технарей сейчас в простонародье зовется «уровень – Бог»), имел кандидатскую и работал в Институте космических исследований вместе с такими же гениями. «Гении», правда, в начале 90-х больше играли в компьютерные игры и обклеивали свои кабинеты голыми девицами из западных журналов, но (надо отдать должное «высокоморальным» физикам) каждый день меняли своим заморским красавицам купальники, наспех нарисованные и вырезанные из подручных материалов.